Метка Мародёров

Глава 16. Рыбак рыбака видит издалека

После стольких дней отсутствия хозяйки лавка осталась точь-в-точь такой, как была прежде, и на Вангу пыль, скопившаяся на полках, цветные склянки, заполнившие стены, когда-то казавшиеся забавными талисманы – всё это навевало какую-то необъяснимую тяжёлую тоску. Даже от весёлых болотных огоньков, бившихся за разноцветными стёклышками бутылок, веяло унынием... и всё той же тоской.

Ванга медленно прошла вдоль полок, бережно провела по их запылившейся поверхности пальцами – и отдёрнула руку. Она в какой-то странной, на сон похожей задумчивости вгляделась в крошечные пылинки, замершие на ладони, и всё никак не могла оторваться от них.

Глядя на крошечные частицы, покоящиеся на коже, Ванга вдруг ясно представила себя на площади в тот страшный день, когда её вели на казнь. Ах, ведь и она была такой же маленькой и ничтожной, как и эти песчинки! Взмахни рукой – и вот, ничего уж и нет. Совсем ничего. Пусто. Глупо...

Ванга медленно отряхнула руки и неспешно, плавно, скользя словно бы в неверных лучах света, протиснувшихся сквозь щели толстых штор, подошла к старому креслу и легко коснулась его кончиками пальцев. Кресло-качалка, уютное, успокаивающее, но настолько древнее, что, казалось, оно могло рассыпаться прахом, если его нечаянно побеспокоить, – заскрипело и медленно перевалилось вперёд. Это простое движение тряхнуло подушку, она упала на пол и подняла с ковра новое облако пыли. Ванга закашлялась и вернула подушку на место.

Это был такой обычный, привычный ритуал, что Ванга невольно почувствовала нереальность происходящего: вот так же точно качалось это кресло и спадала на пол подушка и месяц назад, и полгода, и год...

Сколько всего произошло с тех пор, сколько всего видел город – тот самый, что зажал её лавку со всех сторон и с придыханием заглядывал в окно. Сколько потрясений пережила она сама!.. А это кресло и подушка – они были всё те же, всё то же, как прежде, как всегда!

Мелочи вечно остаются неизменными, и в этом их загадка, и в этом их пугающая даже особенность.

Глобальное, масштабное изменяется медленно, тягуче, как смола, натужно, словно нехотя. Мелкое же слишком ничтожно для великой машины времени: она не щадит их, но просто пропускает через свой изощрённый гигантский механизм, не вредя. Так дотрагиваемся мы до пылинок и лишь смахиваем их, не в силах уничтожить.