Метка Мародёров

Глава 17. Жизнь прожить - не поле перейти

К хорошему привыкаешь быстро.

Первые дни новой, можно сказать, роскошной жизни (что в сравнении с прежними временами действительно было так) Ванга всё чего-то опасалась, боязливо косилась по сторонам и осторожничала. Ей всё не верилось, что выход из затруднения был найден и обретён малой кровью. Но, впрочем, все эти платья, вечера, блеск, все эти изыски, наконец, усыпили её беспокойство, и девушка всё более и более вживалась в новую роль. Единственным, что не давало ей полностью погрузиться в атмосферу комфорта и обеспеченности, было не покидавшее её со времени первого вечера в компании Варфоломея чувство, чувство какой-то гадливости, как если бы её облили помоями. Ванга старалась отгородиться от него мыслями самыми беспорядочными и бестолковым и, должно быть, поэтому всё время возилась в доме своего «жениха», болтала с его совершенно пустой матерью, всегда как-то ярко накрашенной и беспрестанно улыбающейся. Девушке казалось, что у неё на этот счёт был какой-то пунктик: женщина улыбалась всем, кто, как она считала, мог быть отнесён к подходящему кругу; с остальными она много и некрасиво смеялась и хлопала глазами как выброшенная на берег рыба. Впрочем, стоит отдать ей должное: в своём кругу она едва ли была более многословна. Ванге казалось, что в её общество и все остальные начинали так же глупо моргать и хихикать, но это, в конце концов, тоже было не так плохо и, главное, вполне понятно.

А вот это странное гадкое чувство понятным не было. От него Ванга невольно сжималась, и она сама себе становилась противна. Конечно, она понимала, что все её «танцы с бубнами» в доме начальника тюрьмы, вернейший способ обеспечить своё существование и подлатать с некоторых пор возникшие в репутации дыры, никак нельзя было оправдать с точки зрения вездесущей нравственности; но этот вопрос её не заботил, потому что личное благополучие всё же стоило мифических мук совести. Конечно, Варфоломей сам по себе нравился девушке не особо, и, не будь в этом деле её личного интереса, она бы не только на шаг к нему не подошла, но, пожалуй, с удовольствием бы избавила его от пары явно мешающих ему зубов. В общем, чувство гадливости, по всей видимости, имело под собой вполне твёрдую почву – но Ванге почему-то казалось, что связано оно с чем-то другим и, прежде всего, не с её поступками, а именно с ней самой, и от этого по коже пробегали неприятные мурашки.

Она спокойно спала и ела с аппетитом, и её беспокойство не находила никакого физического проявления; и всё же Ванга содрогалась временами от всё не проходившего мерзкого ощущения и всё ждала, когда произойдёт что-то плохое. А в том, что оно произойдёт, девушка не сомневалась: она кожей чувствовала, что что-то уже делалось – не то ею, не то другими – не так, и что скоро должна была прорваться плотина спокойной жизни, державшаяся на одном честном слове.