Ослепляющий свет

Глава 3

      Том не знал, каких богов благодарить за то, что отскочившая Авада попала именно в крысёныша Питера, а не в него.
      Тогда, в ночь Хеллоуина, он мог только шокировано наблюдать, как анимаг почти мгновенно превратился в горстку пепла. Ни в древних трактатах, ни в учебниках не было написано, что Авада могла приносить физический вред. Но вот же! Целых два доказательства, что это возможно! Том вышел из оцепенения и медленно подошёл к кроватке. Ребёнок ревел, размазывая слезы и кровь, сочившуюся из раны, по всему лицу.
      — Хозяин.
      Том резко обернулся, натыкаясь взглядом на вползшую в комнату Нагайну. И замер, внезапно понимая, что плач прекратился.
      Он вновь посмотрел на ребёнка, который, удивленно замерев, слепо водил перед собою маленькими ручками. Малыш мотал головой, будто прислушиваясь, и внезапная догадка просто поразила Тома.
      — Привет, -тихо прошипел он на парселтанге.
      И малыш повернул голову в его сторону, всё ещё слепо глядя сквозь него.
      «Он владеет парселтангом, — подумал Том, — а ещё он слеп!»
      Странно успокоившийся ребенок, все ещё замерев, сидел в кроватке. Том, присев на корточки возле люльки, медленно протянул руку и коснулся испачканной ладошки ребёнка. Тот, неожиданно вздрогнув, заулыбался и обеими ладошками схватился за огромную тёплую руку.
      — Привет, Гарри, — тихим шёпотом вновь прошипел Том.
      Малыш, радостно взвизгнув, ухватился за ладонь ещё сильнее.
      Вдруг с первого этажа раздался какой-то шум, и Том, подхватив змею и выдернув руку из детских ладошек, аппарировал, успев заметить ставшее грустным личико малыша.
***
      А сейчас, спустя четыре года поисков этого неугомонного ребенка, стоя в торговом центре одного маггловского городка, Том вновь наблюдал, как тот же мальчик вновь ревёт, испуганно вертясь и очевидно потерявшись среди большого скопления людей. Благо, что хоть сумел отскочить от проезжающего детского поезда.
      Ребёнок был до ужаса наивен и совершенно ничего не знал ни о магии, ни о волшебном мире, воспитываемый маггловской родней. А те, в свою очередь, похоже баловали осиротевшего, слепого племянника, как могли. Только вот слепому ребёнку много и не надо, только бы больше живого общения. И, судя по непрекращающейся болтовне, ему этого немного не хватало. Том с необычайным вниманием общался с Гарри и понимал, что малыш безумно быстро становился близким и невероятно родным существом. Что было очень странно, особенно для него, никогда не подпускающего к себе никого без острой надобности. Внезапно Том ошалело замер, запнувшись на полуслове. Это походило на ощущение при близости его хоркруса. Том, отмерев, нёс дальше ничего не заметившего малыша, силясь мгновенно вспомнить всю информацию по хоркрусам, но ничего не получалось. Решив не тратить силы зря, он успокоился и сделал мысленную заметку не выпускать ребёнка из виду ни на минуту.
      Передав мальчика на руки родственникам и отметив знаменательное событие, его доставили в давно купленный и уже забытый домик, про который он внезапно вспомнил. Едва попрощавшись, он тут же кинулся в библиотеку в Мракс-менор, раскапывая книги и собственные записи о хоркрусах. И только через несколько дней, ровно перед звонком Гарри, он нашёл единственное упоминание о живом хоркрусе. Его создал какой-то спятивший старик, поместив осколок души в свою жену, но та вскоре умерла, и осколок разрушился, уничтожая остатки души старика. Они умерли практически в один день.
      Он аппарировал в маггловской дом как раз перед звонком Гарри, и, решив придерживаться выдуманной истории о жизни тут, наказал призванным домовикам вычистить все комнаты.
      Переодевшись в маггловскую одежду, Том вышел на улицу и медленно пошёл в сторону дома Гарри, адрес которого разболтала тетя малыша ещё тогда, в кафе.
Едва увидев довольную улыбку ребёнка, он понял, что тот становится ему всё ближе, и решил не сопротивляться этому. Ведь кто ещё может быть ближе человека, носящего в себе часть его души? Никто.
      Гулять с Гарри было одним удовольствием: тот был очень спокойным, любознательным и общительным ребёнком, а ещё очень тактильным. Ни на минуту не отпускал его ладонь, тянулся на руки или прижимался к ноге в попытке обнять, но не доставая, хотя бы, до пояса. Только под вечер, окончательно утомившись, он повис на руках у Тома, не желая слезать и требуя обещанного ранее мороженого.
      Дома же, съев пол банки лакомства, он, уютно устроившись у него на руках, уснул ровно перед приходом Дурслей. Уже потом с разрешения немного удивленных родственников уложив спящего ребёнка в кровать, он отправился в новый дом, и, откинувшись в кресле возле камина, удовлетворенно вздохнул. День прошёл просто чудесно.