Ты все еще моя

32 Я с тобой

Это его мир. Его крепость. Его душа.

Пока остальные усердно пялятся в огромную плазму и полушепотом обсуждают происходящее на экране, я впитываю атмосферу пленившего меня дома и с тихим упоением живу жизнью моего Кима.

Он сидит с сестрами на диване. Они облепили его с обеих сторон. Юна обнимает Йеджи, Йеджи – Тэхена, а он – ­Чеен. Кажется, что больше им никто и не нужен. Но вместе с тем чувствуется, что присутствие близких друзей, редкие перешептывания с ними и совместные переживания за судьбу сериальных героев сделали главное – заставили их отвлечься.

В целом, общий настрой, конечно, разительно отличается от того, к какому я успела привыкнуть. Нет ни привычных пошлых шуточек, ни саркастических подколов, ни безудержного хохота.

Приготовленные мной закуски улетают со скоростью света. Лишь Тэхен какое-то время, будто выражая протест, ни к чему не притрагивается. Я расстраиваюсь, но стараюсь этого не выказывать. Наблюдаю за тем, как он мозолит взглядом блюдо со своими любимыми блинчиками, и мысленно уговариваю его прекратить ломаться. Клянусь, смотрит он на них чаще, чем в экран телевизора. И, хвала небесам, в один момент сдается – тянется к блюду и закидывает в рот сразу три куска.

Я довольно вздыхаю, а когда наши взгляды встречаются, быстро отвожу свой, чтобы он не понял, как долго я ждала, чтобы он поступился своими странными принципами.

Ким же подобно тому, как до этого игнорировал мою стряпню, столь же демонстративно принимается ее поглощать. После блинов хватает два ломтя пиццы, по несколько кусков запеканки и пирога, а потом еще разок проходится по блюду с блинчиками, окончательно опустошая его.

– Какого хрена? – ворчит вдруг Пак. – Ты, блин, наглый троглодит. Я хотел тот последний кусок. Я собирался его взять!

У Кима эти возмущения неожиданно вызывают смех. А за ним уже все хохочут.

– В большой семье, как говорится, зубами не щелкают, – ехидно щебечет Чеен.

Именно на ней, невзирая на все прочие комментарии и насмешки, замирает взгляд Чима. И прожигают они друг друга с такой силой чувств, что мне дурно становится. Ненависть ли это, минутная злость или что-то другое – трудно понять.

– Поговори, – рычит Пак.

Чеен расцветает. Улыбается, поражая красотой, нежностью и какой-то совершенно невероятной милашностью.