Давай притворимся, что у нас будет happy end...?
Москва. Спустя полтора года.
Отчётливый грохот разбившегося на миллионы, сияющих осколков, хрусталя-единственное, что смогло вывести девушку из заторможенного состояния.
Веки утяжелённые, отёкшие. Ресницы, густо прокрашенные тушью вновь, с тяжестью, распахнулись, подрагивая, позволяя обжигающим, кожу, струйкам вырваться из её стеклянных глаз, огибая когда-то пухлые, румяные щёки.
Она нервно поджимает свои тоненькие, бледно-розовые губы, ощущая секундную, ноющую боль в уголках потресканных губ, которая как назло, лишь усиливается, когда разъедающие солёные капли, затекают в свежие, искусанные в мясо, ранки. Девушка, внутри которой плещется нечеловеческая злость, вспыхивает, будто уголёк, сбежавший из костра.
В тонкую, картонную стену, вслед за переполненным стаканом, летит новенький, узорчатый графин. Стекло, завораживающе поблескивая под лучиками солнца, переливается всеми цветами радуги, прежде чем осколками разлететься под старый, кухонный гарнитур.
Сквозь мутную, молочно-белую пелену горьких слёз, и истошной боли, что с каждой секундой всё больше разрастается глубоко внутри, Лиза с поддельным наслаждением смотрит, как крепкий виски оставляет на советских, пожелтевших обоях, мокрое пятно. Губы искажаются в ехидной улыбки от одной лишь мысли, какую бурю негодования вызовет эта маленькая шалость у Киры, когда та, наконец-то, соизволит появиться дома.
Дешёвый янтарный напиток, играющий на языке омерзительным привкусом спирта с нотками пряностей расплывается огромной лужицей по белой кафельной плитки.
На душе настолько гадко и пусто, что Лиза, будто под влиянием гипноза, несмотря под ноги, делает первый, кривой шаг вперёд. В долю секунды её лицо искажается, хмуриться от жгучей боли, что в тут же секунду обуяла обледеневшее тело, прикрытое одной белой футболкой, чьи края еле достают до подтянутых ягодиц.
Брюнетка измученно хрипит, ощущая в горле отчетливую, пронзающую глотку боль, что тут же, нарастающими, резкими позывами, протекает по измученной криком, трахеи.
Белоснежные клычки инстинктивно впиваются в мягкую нижнюю губу, а ручейки слёз, оставляющие после себя приятно-покалывающую прохладу на коже, и шипящую-разъедающую боль в уголках глаз, огибая исхудавшее личико, кристалликами падают на пол.