Падший бог войны в короне из цветов

Тело пребывает в аду бесконечных мучений, душа - у Персикового источника. 3

Он в комнате один. Сидит, вертя в руках маленькую глиняную игрушку, а потом замирает, прислушиваясь. Тихо. Вздох и внимание возвращается к фигурке. У той сломана часть заколки, а тельце покрыто трещинками; взгляд, словно плачет о своем неизвестном горе, что Се Лянь против воли проводит пальцем у щеки. Странно, ему показалось, одна слеза все же упала на каменное лицо.

Маленький человечек может заговорить в каждую секунду. Он будет горевать о тяжелой судьбе и жаловаться взрослому товарищу. Поэтому Се Лянь не отводит взгляд и ждет долгожданных откровений. Может, ему удастся рассмешить игрушку парой-тройкой старых анекдотов. Хотя бы тишина в крепости перестанет быть настолько давящей.

Чтобы дать понять о своих намерениях, принц тихо вопрошает:

— Отчего грустишь? Тоже не нравится это место? Потерпи, может кто придет в гости.

Скрип открывшейся двери заставляет Се Ляня резко обернуться. Ветер помог или кто другой — неизвестно. Свет из спальни прокладывает в мрачный коридор тонкую дорожку. Темнота выглядит глубокой и вязкой, будто коснись пальцем и затянет. Половицы жутко скрипят снаружи комнаты, то удаляясь, то снова становясь отчетливее собственного дыхания. Кто-то неспешно ходит взад-вперед, а принц решает самолично позвать незваного гостя за чашку чая.

— Я же говорил, что надо потерпеть, — Се Лянь встает с пола и поправляет одежды, берет подсвечник и оставляет улыбающуюся фигурку на столе.

Когда он шагает, половицы выразительно скрипят под ногами. Свет от лампы тускло мерцает перед глазами. Складывается ощущение, что полумрак вот-вот накроет холодной рукой с головы до пят. Принц медленно толкает дверь и ступает на порог. Шаги снаружи тут же стихают.

— Кто здесь? — вопрос отскакивает от стен крепости и эхом возвращается коротким «здесь».

Се Лянь уже слышит это «здесь» из каждого угла. И непонятно, то обычное отражение звука или гость решил поиграть с ним в прятки. Приходится перехватить подсвечник другой рукой и покрепче сжать, иначе тот может выскользнуть из потной ладони.

— Я иду, — и бессмертный углубляется в мрак коридора. Эхо продолжает играть со словами, оставляя в воздухе приглушенное «иду».

Скрип… скрип…скрип…

Тело застывает, и рука с подсвечником зависает в воздухе. Напротив лестницы он замечает Хун-эра, который вешает большой холст на стену. Весь его облик, хорошо освещенный, тянется молодым бамбуком вверх. Его не касается пожирающая темнота, и Се Лянь срывается на бег.