Корона, Огонь и Медные Крылья (Далин М.)

Часть 27

Я проспала очень недолго. Во сне мне все мерещились какие-то мрачные теснины, я то и дело просыпалась - а когда за дверью начали бегать туда-сюда, проснулась совсем. День выдался пасмурный и серый, дождь лил, как зимой, и в моих покоях стоял резкий запах летнего холода. Нам не принесли завтрак; Сейад заварила ти, а Шуарле пошел за едой. Пропадал он долго, вернулся с парой лепешек, кусочком сыра и винными ягодами и уселся рядом со мной, так ни к чему и не притронувшись. Его хмурый вид и молчание мне совсем не понравились. - Небогато для дворцовой трапезы, - рассмеялась я, решив осторожно выведать, в чем дело. - У нас в горах случалось завтракать и роскошнее. - В кухне на темной стороне пусто, - сказал Шуарле. - Здешняя челядь занята... государыню готовят к похоронам. Мне показалось, что его передернуло при этих словах. - Свиту Бальшь удушили или собираются замуровать в ее склепе живьем? - спросила Раадрашь с каким-то непонятным выражением, в котором ужас и злость сплелись с жестоким любопытством. - Хей, Раадрашь! - воскликнула Сейад. - Молчи! - А что тут такого? - тут же вставила Далхаэшь. - Рабов убили вслед за госпожой - так что ж? Убивают и почище их! Цариц ведь тоже удушили, правда? Чтобы похоронить с государем? - Я думала, Бальшь - вечная, - сказала Раадрашь с мрачной иронией. - И ее бедные бесхвостые псы тоже так думали, оттого заносились перед рабами помоложе... - Цариц не стали бы убивать, если бы Бальшь не отравила Нти-Ксишь, - сказал Шуарле тихо. - Этот обычай здесь умеют обходить, так мне сказал Хи. Просто принц Лаа-Гра решил, что не годится ему одному оплакивать мать. И еще Хи сказал, что свита Бальшь участвовала в слишком тайных и грязных делах - поэтому Бальшь сама завещала удушить своих доверенных слуг. - Поделом же им! - снова вставила Далхаэшь. - Вот еще бы удушили солдат, которые резали наших... У меня посерело в глазах. - Эй-я, замолчите, вы! - прикрикнула Сейад. - Лилес сейчас худо станет, оглашенные вы! Шуарле тут же протянул мне чашку с ти. Я обняла его; тепло Шуарле и близость Эда несколько успокаивали меня - но как бы я хотела, чтобы со мной был Тхарайя! Без него во Дворце, пропитанном кровью и ядом насквозь, мне было нестерпимо жутко. Если бы Тхарайя был царем, подумала я, он придумал бы способ как-нибудь запретить эти кошмарные традиции. Он - мастер нарушения обычаев. Ох, если бы... Пожилой грузный кастрат с жестким лицом по-кошачьи поскребся в дверь и вошел, "взяв прах от моих ног". Наряженный в черный бархат и красные галуны, тяжелый и мрачный, как старый мерин, запряженный в катафалк - я не видала его раньше, он не напоминал молодых и жеманных слуг государыни. Вероятно, этот человек не был доверенным слугой Бальшь, подумала я, и тут же меня поразила другая мысль - а не этому ли человеку Бальшь доверила проследить за исполнением завещания? Меня зазнобило. Я укуталась в шаль из невесомого козьего пуха и спросила кастрата, что ему угодно. - Госпожа, - отвечал он, - принц Нур-Тийе желает побеседовать с тобой. Ты можешь принять его в Зале Посещений? - О чем со мной разговаривать принцу, которого не знаю я и который не знает меня? - удивилась я. - Тем более, сейчас, когда у всех во дворце столько важнейших и прискорбнейших дел! Я не могу этого понять. - Это важно для тебя, - сказал кастрат. - Но принц Нур-Тийе желает говорить с тобой наедине. - Я не говорю наедине с незнакомыми мужчинами, - попыталась возразить я, но кастрат тут же поправил: - Ты говоришь не о незнакомце, а о родственнике! Я переглянулась с Шуарле; он чуть пожал плечами. Я посмотрела на Раадрашь - она тут же ответила: - Если не пойдешь - не узнаешь то, что могла бы узнать. Мне показалось, что это прозвучало вполне резонно. Я повязала голову платком из тяжелого нугирэкского шелка темно-медового цвета и укуталась в дорожный плащ, скрывавший тело надежно, как крепостная стена. Мне очень хотелось, чтобы меня сопровождал Шуарле, но пожилой кастрат посмотрел на моего друга скептически и заявил, что проводит меня сам. Если бы меня действительно провожал он один, я отказалась бы от визита. Слава Господу, не только он. Я не знала, кто из близнецов дышит мне в спину январским холодом - не умела их различать - но совершенно точно чувствовала, что один из них пошел за мной, а второй остался охранять Эда. Присутствие невидимого стража придавало мне уверенности в себе. В Зал Посещений я вошла почти спокойно. Нур-Тийе благодушно улыбнулся, увидев меня. Вообще-то, он казался мне самым приятным из старших принцев; его иссеченное саблями лицо выглядело открытым и спокойным. Эта мина располагала меня к беседе, особенно после безумных усмешечек Лаа-Гра - я только никак не могла взять в толк, что этому серьезному господину может понадобиться от меня. Я поклонилась. Нур-Тийе сидел на подушках - и я уселась, подобрав полы плаща, поодаль от него. - Напрасно дичишься, Лиалешь, - сказал Нур-Тийе, продолжая улыбаться. - Я думаю, женщине в твоем положении нужна помощь, и я думаю, такая отчаянная и красивая женщина, как ты, этой помощи достойна. - Я очень признательна тебе за заботу, - сказала я. - Но, мне кажется, мое положение не столь плачевно, как это может показаться со стороны. - Ты осталась одна, - сказал он, чуть поведя плечом, с той же улыбкой. - Ты ведь понимаешь, что Тхарайя не вернется? Мне мучительно захотелось, чтобы рядом был Шуарле - с ним легче чувствовать себя сильной. - Нет, - сказала я, сжав под плащом кулаки. - Я не поверю в его смерть, пока не увижу его мертвым. Нур-Тийе рассмеялся. - Лиалешь, посланец царя теней говорил с Лаа-Гра. Все обитатели берега реки возвращаются к себе домой до окончания войны - понимаешь, что это значит? - Нет, - сказала я. Я растерялась. Нур-Тийе смотрел на меня, как на глупую девочку, которая задала не по годам сложный вопрос. - До окончания войны с мертвецами, а не с северянами, - пояснил он весело и снисходительно. - До тех пор, пока Тхарайя не закроет мертвым дорогу в мир живых. Собой. Теперь ты поняла? - Нет, - повторила я. Я как-то трудно впускала в себя то, что он говорил. Нур-Тийе, улыбаясь, развел руками - "ах, бестолковая крошка!" - Лиалешь, - сказал он, - это очень просто. Пока царь теней смотрел на все сквозь пальцы, тени могли бродить по дворцу, а кое-кто из них считал возможным - уж не знаю, почему - оказывать тебе услуги. Но теперь царь отзывает всех своих подданных до самой смерти Тхарайя, понимаешь? Ты останешься без охраны - а Лаа-Гра тут же прикажет избавиться от тебя. И не надейся, что кто-нибудь за тебя отомстит. - Тхарайя вернется, - сказала я. Я уже успела понять все. Наверное, те, кто сообщал мне о том, как умрет Тхарайя, более-менее знали, о чем говорят. Наверное, они правы: у моего бесценного мужа не в обычае бегать от выполнения долга. Я только принять это не могла. Не могла - и все. Я была готова настаивать на своем и топать ногами, не слушая никаких разумных доводов. Я не умела представить Тхарайя мертвым, а они все торопились его похоронить... Впрочем, Лаа-Гра кричал, что Тхарайя мертв, когда война еще только началась. Теперь я точно знала, что это ложь; после той его лжи мне было легко представить себе, что все остальные тоже лгут, лгут, лгут - как бы правдоподобно не звучали их слова. - Лиалешь, - сказал Нур-Тийе, - ты так умна и смела - а ведешь себя так глупо. Неужели ты хочешь, чтобы солдаты Лаа-Гра содрали с тебя кожу заживо? Шуарле когда-то говорил, что глубоко дышит, когда хочет успокоиться. Я сделала несколько быстрых и глубоких вдохов и заставила себя успокоиться ради Эда. Ничего-ничего, думала я, в конце концов, я могу просто притвориться, что поверила. Сделать вид. Пусть Нур-Тийе говорит, что хочет - но я знаю: Тхарайя хранят боги. Оба. Господь наш и Нут. А может, еще и Солнце Керима и Сейад. - Хорошо, - сказала я через силу. - Я поняла. Ты заботишься обо мне. Но как ты можешь мне помочь, Нур-Тийе? Я же обречена! Он улыбнулся милой открытой улыбкой. - Лиалешь, закон не запрещает младшему брату унаследовать жену старшего. Ты восхитила меня - и в тот день, когда Тхарайя показал тебя покойному отцу, и нынешней ночью, когда ты посмела отчитать Лаа-Гра. Ты - необыкновенная женщина, Лиалешь, и я готов спасти тебя и приблизить к себе, несмотря на то, что ты принадлежала Тхарайя. Услышав это, я почти не удивилась. Кажется, я даже не была по-настоящему оскорблена. Меня только позабавило выражение лица Нур-Тийе - его снисходительная нежность. Он вовсе не спрашивал, намерена ли я принять его решение, и не ожидал ответа, а лишь ставил меня в известность. Ну хорошо же, подумала я и спросила: - А что станет с моей свитой? Нур-Тийе улыбнулся еще более снисходительно и вальяжно. - Демоницу удушат на похоронах Тхарайя, как старшую жену, если она доживет до похорон, - сказал он. - Кастрата-демона, я думаю, удушат раньше. Лаа-Гра не выносит ни аглийе, ни полукровок; он, наверное, уже распорядился о том, чтобы избавиться от них, как только представится возможность... а кто еще у тебя в свите? - Сейад, няня малыша, - сказала я машинально. - Шаманка? - Нур-Тийе задумался и перестал улыбаться. - Лиалешь... ну, ты же понимаешь, что у тебя будут человеческие дети? - Ах вот как? - сказала я, сдерживая собственный гнев, как норовистую лошадь. - Ты желаешь спасти меня, но убить моего ребенка? Твои поступки поражают благородством. - Это не твой ребенок, а Тхарайя, - возразил Нур-Тийе. - Да, моего мужа и твоего брата, - сказала я, удивляясь собственному тону. - Уж не говоря о том, что ко мне это дитя тоже имеет отношение. Но это уже неважно. Я изменяю собственному естеству, беседуя с мужчиной, способным убить младенца. Лицо Нур-Тийе удивленно вытянулось. - Я бы понял, если бы это был человеческий ребенок, - сказал он, явственно пытаясь не унижать себя раздражением. - Но это демоненок, Лиалешь - подумай, как будешь мучиться, когда он вырастет... и потом - неумно и опасно оставлять на этом берегу кровь Тхарайя... - Это напрасный разговор, - сказала я. - И он мне неприятен. - Ты, оказывается, капризна, - сказал Нур-Тийе с сожалением. - Но дело в том, что твои повадки и твоя отвага зацепили меня за живое. Я готов уступить женщине. Я даже найду знахаря, который сделает это существо безопасным, и позволю тебе няньчиться с чудовищем, если ты хочешь. Надеюсь, ты образумишься, когда у тебя родятся нормальные дети. - Жаль, что тебя не сделали безопасным в младенчестве, - вырвалось у меня. - Я ухожу. Кровь бросилась Нур-Тийе в лицо. Он в ярости вскочил - и со стоном крайней досады опустился обратно. Мой страж-тень вышел из воздуха рядом со мной; его светящийся меч был обнажен и направлен Нур-Тийе в горло. - Кому ты служишь?! - выкрикнул принц, почти вне себя, указывая на тень вытянутой ладонью - "именно ты тут и не кстати!" - Разве ты не слыхал приказа вашего царя?! - Нет, я не слыхал, - прошелестел мой страж, и мне послышалась ледяная издевка в потустороннем шелесте его голоса. - Я - принц, тень! - рявкнул Нур-Тийе. - Младший, - губы тени дрогнули, обнажив ужасные клыки. - Тебе лучше не двигаться с места, младший принц, иначе у твоего старшего брата будет меньше соперников по трону! - Лиалешь! - воскликнул Нур-Тийе. - Тот, кто слишком благоволит чудовищам - накликает беду! - Мне ли бояться беды, - сказала я, поднимаясь. - Ведь ты называешь чудовищем и моего сына. Я ухожу, спасибо за беседу. - Хочешь умереть? - спросил Нур-Тийе, и по его тону я почувствовала, что все маски сорваны. - Изволь, доверяйся демонам - и умри, когда они тебя бросят! - Возможно, это будет лучший выход для меня, - сказала я. - Честная жена должна всюду следовать за мужем. Я вышла, и тень-страж скользнул за мной, не став невидимым и не убрав в ножны меча. Когда дверь в Зал Посещения закрылась за нами, я вдруг ощутила, как саднят мои ладони - сжав кулаки, я впилась в них ногтями, так что выступила кровь. Тень взглянул на меня своими нечеловеческими мерцающими очами: - Я слышу аромат крови, госпожа... Я протянула ему оцарапанную ладонь. - Вот как я была глупа... Прости меня, ты любишь кровь? Ноздри стража раздулись, как у пса. Он отвел взгляд. - Если ты хочешь... - я запнулась, думая, кто из близнецов меня сопровождает - и тень тут же подсказал: - Ла, с позволения госпожи, - мне померещилась некоторая нервная торопливость; Ла повел себя, как вассал, боящийся упустить миг милости. Я улыбнулась. - Что ты хочешь сделать, Ла? - Поцеловать руку госпожи, - прошелестел тень, склонясь изящно и слегка, почти как придворный моего отца. - Ощутить этот аромат у лица. Это дерзко? - он поднял на меня глаза, не разгибаясь. - Нет, - решительно ответила я и протянула ему руку. В тот момент я не представляла, насколько опрометчиво поступаю. Я просто не знала, каково человеку коснуться тени - невыносимо странное ощущение пронзило меня с головы до ног, заставив вздрогнуть всем телом, а от холода его пальцев и губ меня зазнобило. Ла был - гроза во плоти. Знай я, что меня ждет - вряд ли согласилась бы оказать ему услугу. Но когда он с неохотой оторвал губы от крохотных ранок на моей руке и поднял голову, меня поразило выражение блаженства и какой-то пьяной нежности, какое бывает лишь у очень влюбленных людей. - Я должен кое-что сказать моей драгоценной госпоже, - сказал Ла, и шелест его голоса превратился почти в урчание. - Лишь один смертный до сих пор давал нам с Хи крови по доброй воле - и это господин наш Тхарайя; мы с братом оценили его - оценили и тебя. У нас с Хи один разум на двоих - и в настоящий момент мы с ним приняли решение... - Любопытно, - пробормотала я, прилагая все силы душевные к тому, чтобы не начать судорожно вытирать руку об платье. Ла приблизил свое лицо к моему и прошелестел мне в ухо, отчего волоски на моих руках встали дыбом: - Нур-Тийе прав. Нынче ночью мы с братом по приказу нашего царя должны покинуть дворец людей. Царь теней по древнему ненарушимому договору никогда не участвует в драках за власть, которые ведут люди между собой. И тем не менее, нет приказа, который нельзя было бы обойти, не нарушив. Мы уйдем - но вместе с тобой, госпожа. - Ты шутишь, - прошептала я. - О нет! - Ла улыбнулся, как, вероятно, могла бы улыбнуться гадюка, имей она лицо, сходное с человеческим. - Мы проведем тебя и твою свиту по самому берегу - и проводим до Каменного Гнезда. Аглийе, родственники Раадрашь, позаботятся о тебе - а когда вырастет твой сын, здешним мерзавцам останется уповать только на Нут и на шестерки на костях. Как бы то ни было, теням известно, что Хатшеа - законное дитя и наследник Тхарайя. Я скомкала край покрывала. Предложение выглядело настолько ослепительно, что мир вокруг перестал казаться беспросветным. - Благослови Господь тебя и твоего брата, Ла, - сказала я. - Надеюсь, что Тхарайя не забудет вам этой услуги. Ла печально улыбнулся; его лицо оказалось выразительнее, чем мне представлялось доселе. - У теней - свои представления о справедливости, госпожа. Мы с братом хотим, чтобы семья нашего господина уцелела, не смотря ни на что, - и добавил с нежностью, - мы оба помним, как Тхарайя учил нас человеческим играм. - В прятки? - спросила я. - И в салочки, - Ла улыбнулся снова. - Тебе надо идти, госпожа. Мои друзья выслушали новости спокойнее, чем я ожидала. Подозреваю, что Хи посвятил их в общий план близнецов, пока Ла рассказывал о том же плане мне. - Эх, да... - сказала Сейад, когда я замолчала. - Всем путям путь - самый темный из всех! - Ты, конечно, права, - сказала я, прижимая Эда к себе. - Самый темный. Но у нас нет другого выхода. Эд смотрел на меня разумно и серьезно, будто понимал и происходящее, и мои слова. Шуарле погладил меня по плечу и принялся собирать в торбу вещички малыша. Раадрашь сидела, поджав под себя ноги и хвост, закусив губу - она не могла возражать, но ей претила сама мысль о бегстве. Далхаэшь, слушавшая со скептической миной, покачала головой, когда я закончила говорить: - Идти за реку своими ногами? Очень умно, Лиалешь. - О, ты можешь остаться здесь! - фыркнула Раадрашь. - Тебя никто не тянет на веревке. Далхаэшь заплакала навзрыд: - Горе мне! Зачем отец отдал меня Тхарайя?! Надеялся выслужиться перед наследным принцем - а принц ушел умирать и бросил своих женщин на произвол судьбы! Что я получила от союза с принцем - пять лет в горном домишке, дурной характер его любовниц, дворцовые подлости и, под конец - страну теней! - Заткните ее, кто-нибудь! - прошипела Раадрашь. - Прекрати вопить, курица ты! - прикрикнула Сейад. - Пойдешь через страну теней, если хочешь жить. А роптать на судьбу - грех и стыд. - Нут не любит меня, - пробормотала Далхаэшь, вытирая лицо. - За что тебя любить? - тут же вставила Раадрашь, но Шуарле возразил: - Нут сама не знает, как лягут кости. Не обижай богиню. - Ты, бесхвостый, верно, считаешь себя ее любимчиком?! - съязвила Далхаэшь, и Раадрашь шлепнула ее по затылку. - Милые, дорогие, - взмолилась я, - разве вы не можете выбрать другое время для ссор? Нам всем грозит беда, надо торопиться... - Многое взять не выйдет у нас, - сказала Сейад. - Пеленки для малыша, лепешки и сухие абрикосы, воду из мира живых надо взять, потому что не может живой пить из реки... А прочее - бросьте здесь. Я остановилась у зеркала. Хрустальные флаконы с розовым и гераневым маслом, с жасминовой эссенцией... мои украшения, подаренные Тхарайя... эти гранатовые бабочки, которыми он украшал мои косы, серьги, подвески, браслеты с бубенчиками... Я подняла со столика ожерелье из гранатов и золотых извивающихся дракончиков - и вспомнила, как его касались руки Тхарайя. Я просто-таки услышала его голос: "Они не слишком тяжелы для твоей шейки из солнечных лучей, госпожа сердца моего?" - и прижала золотую фигурку к губам. - Любимой жене не расстаться с украшениями! - не без яда заметила Далхаэшь. - И что ж такого? - тут же вступилась Раадрашь. - Если бы твои украшения уцелели, ты тоже захотела бы их взять. В этом нет ничего дурного. - А вот мои ожерелья носят рабыни или солдатские девки! - вздохнула Далхаэшь. - Лучшее, что мне оставил Тхарайя - это саранджибадские гранаты с изумрудами, а эти грязные мерзавцы украли все, что смогли... Я почувствовала, что сейчас расплачусь - от обиды, усталости, страха и ужасной тоски по Тхарайя. Вероятно, я завыла бы в голос, если бы Шуарле не подошел сзади и не сказал вполголоса: - Возьми это, Лиалешь. Оно ему нравилось. Я сам понесу, если тебе тяжело. Я опустила ожерелье в шкатулку, и Шуарле сунул шкатулку в торбу, под рубашонки и одеяльца Эда. Сейад вышла, чтобы принести фляги для воды - и я взяла Эда на руки. Мне казалось, что я уже готова бежать куда угодно - в чем есть, все бросив, лишь бы спасти ребенка... и как-нибудь дожить до встречи с Тхарайя. И как-то помимо воли подумалось, что Тхарайя, наверное, будет приятно видеть на мне это ожерелье. - Ты возьмешь только это? - спросила Далхаэшь. - Можно мне тогда забрать подвески? - Ты так не сделаешь! - закричала Раадрашь, но я взглянула на нее и качнула головой, а Далхаэшь сказала: - Можешь взять их. Это неважно. - Лиалешь великодушнее, чем ты можешь себе представить, - заметила Раадрашь, и мне было нестерпимо это слышать, а возражать - еще нестерпимее. Вся эта суета казалась мучительно ничтожной перед другим берегом и судьбой Тхарайя. Сейад вошла, неся несколько пустых бурдюков - и прямо за ней вошел тот самый пожилой кастрат, похожий на мерина, впряженного в катафалк. Он остановился в дверях, недоуменно глядя на меня и на наши сборы - на дорожные плащи, брошенные на ложе, на забытые тряпки, пеленки, опрокинутую корзину для фруктов... Не иначе, как сама Нут толкнула меня под локоть. - Тебя прислала старшая жена Лаа-Гра? - спросила я. - Можешь сказать этой госпоже, что я уже готова покинуть покои, подобающие старшей принцессе. Не то, чтобы я считала это справедливым - но я не желаю ссор и препирательств по этому поводу. Ошарашенный кастрат "взял прах от ног". - Вообще-то меня прислал Нур-Тийе, благородная госпожа... - Передай Нур-Тийе, что я не могу говорить с ним, - сказала я. - Я устала и нездорова. Я приду, когда мое состояние станет более сносным. Скажи Нур-Тийе, что я благодарю его за заботу. Кастрат облизнул губы, глядя то мне в лицо, то на личико Эда, играющего моими сердоликовыми бусами. Мне показалось, что он волнуется. - Было бы лучше, госпожа, если бы вы навестили господина до наступления сумерек... В сумерки тени должны покинуть дворец, подумала я. И стоит им уйти, как Лаа-Гра прикажет убить меня. Нур-Тийе надеется меня спасти... на свой лад. - Я постараюсь, - сказала я через силу. - Скажи своему господину... я понимаю, он делает, что может. Кастрат снова поклонился и вышел. - Все уже решено, - сказала Раадрашь, сжимая кулаки. - Мерзавцы! Как мне хотелось бы... - Сестра, - сказала я, - остынь. День был темен и сер; он сворачивался в сумерки так скоро, что у меня щемило сердце. Не знаю, отчего, но, даже зная, что вечером мы покинем дворец, я боялась темноты, так боялась... Сейад и Шуарле наполнили бурдюки водой. Мы с Раадрашь сложили в торбочки, вышитые красной шерстью, лепешки, сушеные абрикосы и вяленое мясо - почти ту же еду, которую собирал для меня Шуарле, когда решил сбежать со мной от людей Вернийе. Далхаэшь сперва возилась с драгоценными безделушками, потом присоединилась к нам. В какой-то момент мне стало почти весело от этой суеты, будто мы собирались на пикник. Теней не было видно, но я все время ощущала их грозовой холод и свежий запах. Пока я кормила Эда, Раадрашь стояла у решетки, закрывающей выход в сад, и смотрела, как дождь льет на розовые кусты. Ее лицо выражало болезненную тоску запертой в клетку птицы. Наверное, Шуарле еще не стал до такой степени птицей, чтобы тосковать и метаться от невозможности улететь. Он даже улыбался, встречаясь со мной взглядом - и я думала, что мы немало прошли вдвоем, и что, возможно, в этот раз нам снова удастся улизнуть от ожидающего нас кромешного ужаса. Пусть - через другой ужас. Но ведь в горах Хуэйни-Аман мы уже были - я и Шуарле, я и Раадрашь, я и Тхарайя... пожалуй, Хуэйни-Аман казались мне более безопасным местом, чем дворец. А по стране теней нас собирались сопровождать близнецы... Оттого, когда стена, не закрытая ковром, раскололась глубокой черной щелью, а из щели потянуло погребным холодом, я не испугалась. Я просто прижала Эда к себе и шагнула в провал.