Дверь закрылась... парни облегчённо выдохнули. Обоим было не по себе, после пережитого шока. У Ацуши серце не желало униматься. Оно грозилось пробить рёбра и выскачить из груди. Дела у Рюноске обстоят ни хуже. Эта маниакаланость в Акутагаве пугала до чёртиков. Что даже Ангел либо выпьет, либо матернёться. Учитывая то что это не свойственно Божьему созданию.
Как ни крути исход не самый блогоприятный. А этого маньяка такая реакция только позабавит!
Уняв бешеное биение сердец парни направились к лифту.
Никто не проронтл ни слава. Ни по прибытию на песвый этаж ни выхода во двор. Рюноске провёл своего спутника до двери чёрного автомобиля.
Ацуши покорно сел на переднее пасажирское место. Голубоглазый сел на водительское место, вставил ключ в замок зажигания и плавно тронулся с места.
Десять минут, точно, парни молчили в тряпочку. Как будто одно слово может разрушить почву под ногами. В их случае под колёсами.
Ацуши порядком надоело смотреть за движущимся пейзажем за окном. И эта гробовая тишина, которую прирывали звуки двигателя, напрягала до закушеной нижней губы. Барабаня по бару( бар- подлокотник что находится между водительским и передним пасажирским сидением ) он повернулся к водителю внимательно всматриваясь в тонкие черты бледного лица.
Пристальный взгляд аметриновых глаз очень отвлекал от дороги. На которой, чёрт возми, и без того сложно сфокисироваться! Образ ехидного Акутагавы не выходит из головы. Не только его. Тигра аж дрож бьёт от воспоминаний... Эта зловещяя улыбка, пара сверкающих глаз. Всё выглядит до мерзости эстетично и смертельно красиво. Брюнет всегда такой... завораживающий? Он моментально покрывается румянцем. Который не может быть не замеченым.
- О чём таком подумал?- спрошивает Рюноске не отрываясь от дороги. Очень важно не пропустить поворот на лево. А это очень просто учитывая бордак в голове.
- Да так...- отвечает детектив перодя взгляд на трассу. Врать он не любил, а вот юлить позволял, но редко слишком паршиво себя после чуствовал.
Гордая тишина затянулась на пять безконечных минут. Ацуши себя винил за свою порочность. Он не представлял, как бы оправдывался если расеказал бы все под чистую? Наверное раскраснелся до бела. За столь несусветные слова тоже наказывали...
