Good morning fuck

сессмин

«So kiss me on the mouth and set me free, But please, don’t bite».

###

Чон­гу­ку снит­ся прек­расный сон, пре­рывать ко­торый нель­зя ни в ко­ем слу­чае. Еще бы: Чи­мин, оде­тый в бе­лос­нежное сва­деб­ное платье, с длин­ной фа­той и ва­силь­ка­ми в ро­зова­тых во­лосах — это во­об­ще, блять, за­кон­ное зре­лище? Так ведь мож­но прос­нуть­ся с же­лани­ем на­хуй у­ехать из стра­ны и сде­лать ре­аль­ное та­кое пред­ло­жение. Прав­да Чон­гук не уве­рен, что блон­дин оце­нит его по­рыв, по­это­му ос­та­ет­ся лишь спать и ви­деть, как го­ворит­ся, тро­гатель­но неж­но­го Чи­мина, с лег­кой по­лу­улыб­кой встре­ча­юще­го Гу­ка в стро­гом кос­тю­ме. Ко­ротень­кие паль­чи­ки с тру­дом об­хва­тыва­ют связ­ку пыш­но­го бу­кета, в гу­щу ко­торо­го Пак пог­ру­жа­ет­ся, да­бы скрыть за этим жес­том сму­щение. А Чон­гук тем вре­менем рас­плы­ва­ет­ся в улыб­ке и сры­ва­ет­ся с мес­та, по­сылая на­хуй тра­диции: под­бе­га­ет к сво­ему же­ниху, под­хва­тыва­ет его и кла­дет се­бе на пле­чо, а по­том… Чувс­тву­ет, как что-то те­чет по его жи­воту. Доб­рое ут­ро, блять .

В дан­ный мо­мент Чон­гук не хо­чет по­нимать ре­алий ут­ренне­го про­буж­де­ния. По­тому что пер­вое, что чувс­тву­ет па­рень, воз­вра­ща­ясь в мир на­сущ­ный — чер­тов сса­ный ут­ренний сто­як. До мель­чай­ших под­робнос­тей ощу­ща­ет: как влаж­но при­жима­ет­ся го­лов­ка к жи­воту, раз­ма­зывая по ще­тинис­той ко­же лоб­ка лип­кий пре­дэ­яку­лят, как гус­тая жид­кость на­кап­ли­ва­ет­ся и сте­ка­ет од­ной единс­твен­ной кап­лей, уто­пая в прос­ты­нях неп­ри­ят­но-мок­рым пят­нышком, как го­рячо при­жима­ет­ся Чи­мин ЗАД­НИ­ЦЕЙ к его бед­рам, и, сла­ва бо­гу, что толь­ко ею. Чем даль­ше, тем ху­же: Чон­гук фо­куси­ру­ет взгляд, рас­смат­ри­вая на­конец пе­ред со­бой с ка­кого-то хе­ра го­лую спи­ну, а это зна­чит, что Чи­мин снял с се­бя фут­болку. То ли под вли­яни­ем сна… то ли по-собс­твен­но­му же­ланию. Но суть-то од­на: ко­жа к ко­же, рель­еф поз­вонков к рель­ефу чле­на, пе­соч­ная ко­жа с бе­лыми под­те­ками от смаз­ки. Как же Чон­гук не­нави­дит свои мыс­ли сей­час. Ша­тен сгла­тыва­ет в ты­сяч­ный раз и нем­но­го отод­ви­га­ет­ся от жар­ко­го те­ла, ос­тавляя меж­ду со­бой и ним — про­пасть. Еще нем­ножко, еще чуть-чуть, и Чон сва­лит не­замет­но в ван­ную ком­на­ту, что­бы под­ро­чить от ду­ши, пред­став­ляя вче­раш­не­го Чи­мина. Его умо­пом­ра­читель­ная улыб­ка и за­каты­ва­ющи­еся от нас­лажде­ния гла­за, его те­ло и за­душен­ные стес­не­ни­ем сто­ны, его изог­ну­тый ак­ку­рат­ный член, ко­торый для Чон­гу­ка — на ве­ки ве­ков фе­тиш. Он сам. Весь. Пол­ностью. С не­дос­татка­ми, с та­рака­нами в го­лове, вы­ебо­нами и яко­бы ге­теро­сек­су­аль­ностью. Чон­гу­ку уже все рав­но, нап­ле­вать и рас­те­реть, по­тому что он боль­ше не даст ему ис­чезнуть, впредь и ни­ког­да. «Чон­гук… вот и приш­ла твоя по­ра лю­бить ко­го-то по-нас­то­яще­му», — го­лоса в го­лове Чо­на за­тор­ма­жива­ют, по­тому что по­ра бы уже пар­ню с кро­вати сле­зать, а он все ни­как нас­мотреть­ся не мо­жет на кро­хот­но­го пар­ня, за­путав­ше­гося в прос­ты­нях, за­вязав­ше­го уз­лы на чо­новых по­няти­ях о его иде­але. Пак прич­мо­кива­ет гу­бами и дви­га­ет­ся еще бли­же, не­осоз­нанно вы­ис­ки­вая преж­нее теп­ло. И все бы ни­чего, толь­ко Чи­мин пе­рево­рачи­ва­ет­ся на дру­гой бок и ру­кой так тро­гатель­но ощу­пыва­ет все еще теп­лое, но пус­тое мес­то, что встав­ше­му пе­ред кро­ватью Чон­гу­ку ста­новит­ся пиз­дец как ху­ево. Слов­но сей­час он ос­тавля­ет его и ухо­дит не в ван­ную, а на фронт, и боль­ше они ни­ког­да не уви­дят­ся. Нет. Ну так нель­зя. Сог­ла­ситесь, что ос­тавлять ми­лую плю­шеч­ку — грех. Чон­гук по­нима­ет, что боль­ше не хо­чет спать с Чи­мином ТАК, но от­ка­зывать сво­им по­няти­ям — еще од­но под­твержде­ние то­го, что Чон по уши втрес­кался. Рань­ше бы он ни­ког­да по­доб­но­го не сде­лал — раз­вернул­ся бы и ушел, стис­ки­вая зу­бы. А сей­час он ло­жит­ся пос­лушно на то же мес­то, ко­торое так от­ча­ян­но ощу­пыва­ет Чи­мин, и со­вер­шенно не ус­пе­ва­ет пе­ре­ос­мыслить свой пос­ту­пок, по­тому что дей­ствия со сто­роны блон­ди­на вы­шиба­ют мозг. Сом­намбу­личес­кий прис­туп или что дру­гое, но Пак, до­воль­но прос­то­нав, об­хва­тыва­ет пра­вой ру­кой Чон­гу­ка за шею, неб­режно стал­ки­вая их лбы, а ле­вой об­ви­ва­ет за та­лию и под­тя­гива­ет­ся всем те­лом, за­киды­вая свою но­гу на чу­жие бед­ра. Их но­сы соп­ри­каса­ют­ся, вы­водят узо­ры на ще­ках, в то вре­мя как Чон­гук сда­ет­ся об­сто­ятель­ствам и ру­кой сжи­ма­ет чи­мино­во мяг­кое бед­ро, ко­торым он трет­ся не­выно­симо го­рячо, при­жимая пар­ня че­рес­чур близ­ко. Ша­тен не сдер­жи­ва­ет ры­ка, вы­дыхая в при­от­кры­тые от тя­желых вздо­хов гу­бы Чи­мина, ког­да собс­твен­ный член при­жима­ет­ся к чу­жому па­ху сно­ва, чувс­твуя изог­ну­тый рель­еф че­рез тон­кую ткань ниж­не­го белья. Дей­ствия блон­ди­на, осоз­нанные или нет, пе­рехо­дят вся­чес­кие гра­ницы чо­ново­го по­нима­ния, вы­зывая невъ­еби­чес­кое за­меша­тель­ство и вмес­те с тем су­мас­шес­твие. Да вы толь­ко пред­ставь­те: Чи­мин, ко­торый до­мини­ру­ет в лас­ках, и вмес­те с тем чувс­твен­но дро­жит от ощу­щения силь­ных паль­цев, стис­ки­ва­ющих пух­лые ляж­ки. До си­няков, ка­жет­ся, по­тому что сдер­жать се­бя не­имо­вер­но, блять, слож­но.