Лиса нервно теребила лямку рюкзака, не решаясь войти в класс. Она опаздывала буквально на пару минут, но входить в кабинет боялась вовсе не из-за возможного гнева учителя: там был Чонгук. Увидеть его она хотела так же сильно, как желала сейчас убежать подальше от этой злосчастной двери.
Впрочем, оттягивать этот момент не было смысла, и, вежливо постучав, девушка вошла в класс, тут же бросая взгляд в сторону своей парты.
Которая, вопреки ожиданиям Манобан, оказалась совершенно пустой.
Учитель окинул Лису недовольным взглядом, пролепетав что-то про неуважительное отношение к преподавателю и его предмету, и позволил девушке присоединиться к классу. Старика, который вещал что-то у доски, Манобан совершенно не слушала, потому что дикий шум в ушах, бешеное сердцебиение и ватные ноги отвлекали её от прочих мыслей.
Девушка на автомате доставала нужные принадлежности из рюкзака, удивлённо оглядываясь по сторонам. Через проход от неё сидела Дженни, которая, завидев состояние своей подруги, пожала плечами, намекая на то, что совершенно не знает, где может быть Чон.
То, что Чонгук не явился на урок, задело Лису. Она знала: он просто не хочет её видеть. А когда Чон чего-то не хотел, он находил любой способ этого не делать.
Надежда на то, что он просто проспал, пропала, когда Лиса пыталась вслушиваться в голос классной руководительницы: был последний, шестой урок, а Чонгук так и не почтил класс своим присутствием.
Всё раздражало. Эта чёртова неизвестность после их разговора, ощущение какой-то неизбежности. А самым отвратительным было то, что Лиса чувствовала себя виноватой, хотя знала, что не сделала ничего предосудительного. Просто осознание того, что Чонгук действительно страдает, заставляло испытывать вину перед ним, из-за своих глупых планов с ним переспать, из-за собственной язвительности.
Чон изменился. Стал рассудительнее, решительнее. Из него испарилась юношеская дерзость, на смену которой пришла уверенность и понимание. Чонгук пытался с ней поговорить – Лиса грубила в ответ, он начинал играть по её правилам – она считала его моральным уродом. Из крайности в крайность. Чертовски тяжело. И так необходимо.
— Лиса, задержись на минутку, пожалуйста, – голос учительницы заставил её вернуться в реальный мир. Рядом с ней стояла Дженни, которая кивком указала на дверь, мол дождётся её в коридоре. Манобан лишь кивнула, собирая всё со стола.
– Что случилось? – что тут говорить, обычно просьбы остаться от классных руководителей звучат весьма угрожающе, поэтому девушка была немного взволнована.
– Я то же самое хотела спросить. Я понимаю, это не моё дело, но сегодняшний утренний инцидент меня немного удивил.
– Если вы про то, что я опоздала, то...
—Нет, я не про это, – перебила учительница, внимательно разглядывая Лису сквозь стёкла своих очков. – Сегодня утром ко мне подошёл друг Чонгука из параллельного класса и передал освобождение из больницы до конца этой недели. Более того, его друг попросил передать, что Чонгук больше не сможет с тобой заниматься математикой, из-за тренировок по баскетболу. Это действительно так, или между вами что-то произошло?
Лисе хотелось ответить, что это не её собачье дело. Что она не имеет право лезть в их с Чонгуком личную жизнь, которой, блять, даже не было.
Ей хотелось позорно расплакаться, потому что Чон методично вычёркивал её из своей жизни именно тогда, когда она начала ощущать его необходимость.
Манобан собрала всю волю в кулак, выдерживая на себе проницательный взгляд синих глаз, и улыбнулась.
– Да, Чонгук мне говорил, просто боялся, что я забуду передать, вот и подстраховался. Ничего страшного, всё, что я не понимала, он мне успел объяснить, так что проблем с математикой у меня не будет.
Взгляд учительницы показался Лисе разочарованным. Эти старые сплетницы любят душещипательные истории о собственных учениках.
– Хорошо. До свидания, Лиса.
– До свидания.
Лиса спокойно вышла из кабинета, тут же встречаясь взглядом с ясными карими глазами Дженни. Помотав головой, девушка прошла мимо, намекая, что хочет побыть одна.
