Illecebra. Соблазн

Сильная буря валит даже высокие деревья

  — Волчонок! Я вернулся!

Чонгук не останавливает лошадей даже при въезде в Силлу, поэтому испугавшиеся хвараны еле успевают открыть дворцовые ворота, в которые врываются всадники. За ними стоит такой клуб пыли, что уже пятая и шестая шеренги просто не видны — лошадь Чонгука на сумасшедшей скорости тормозит, а скрежет от копыт по мраморному дворцовому покрытию такой громкий, даже мертвого разбудит.

Да где же он? Гук ждет, пока лошадь перестанет под ним крутиться, натягивает поводья и успокаивает животное. Погладив верного спутника, король Чон спрыгивает и уже видит подбегающего конюха. Тот ловко ловит поводья и радостно улыбается. Его господин вернулся в хорошем настроении, значит он смог выиграть битву и защитить королевство. Вслед за Чонгуком спешивается и Намджун.

— Почему меня никто не встречает? — на всю площадь громко раздается голос короля, эхо которого возвращается от каменных стен. Полная тишина. Он такую же помнит в прошлый раз, когда Чимин сбежал в город. О, небеса, что на этот раз натворил неугомонный омега?

— Странно, где Джин? — оглядывается Ким по сторонам. Он вытирает дорожную пыль с лица и громко чихает, прикрываясь ханбоком. Они спешили сюда, как только могли, едва лошади не пали, но королю Силлы было плевать — его душа разрывалась на чужбине и хотела домой.

Чонгук окидывает напряженным взглядом генерала Кима и морщит нос. Ему все это не нравится, поэтому он бросается со всех ног во дворец в свои покои. Воины, охраняющие уже восемь рассветов пустующую комнату, склонили головы перед королем. Несмотря на то, что внутри никого нет, они должным образом несли службу. Чонгук распахивает двери, створки которых чуть не отлетели от чрезмерного применения силы, и вбегает в помещение.

— Волчонок?!

Вокруг зловещая тишина и холод. Такое впечатление, что здесь и вовсе никто не жил, только евнухи заходили ежедневно и со скорбными лицами меняли свечи, чтобы хоть как-то поддерживать ощущение мнимого тепла. Чонгука не проведешь — здесь есть тепло от парафина, но нет тепла от его омеги. Он с тревогой втягивает воздух, в котором почти не осталось запаха персика. Гук на уставших, задеревенелых от седла ногах подходит к кровати, возле которой запах едва держится. Государь молча присаживается и не может понять, где его истинный. Заторможенно король обводит взглядом простыни, подушку, а сверху на ней он видит корону.