Illecebra. Соблазн

Лето не вечно: вейте гнезда

 Чимин точно знает, что он ненавидит больше всего — ждать. Это противное слово вгрызается в его сознание и кажется, что время тянется во сто крат медленнее, словно издеваясь над ним. Ждать хуже всего. Он выглядывает в окошко на виднеющуюся вдали дворцовую площадь и от того, что ее вид уже давно опостылел, Чимина начинает тошнить. Линь говорит, что это следствие стресса, и Пак послушно заедает неприятные ощущения вкусной пшеничной булочкой, как и советовал лекарь.

Чимин снова смотрит в окно и ловит себя на мысли, что это повторяется неосознанно. Руки сами тянутся вперёд, чтобы обнять любимого, но вместо Чонгука он вцепляется маленькими пальчиками в створки и от безнадежной тоски хлопает ими, будто те в чем-то виноваты. Тонкое сухое дерево протяжно скрипит, жалуясь на поведение омеги, и створки, обтянутые декоративной парчой из арабских стран, грустно повисают, немного скосившись набекрень. У Чимина внутри тоже скоро что-то надломится, но он собирает всю волю в кулак и вспоминает, что является королем Силлы. Пак вытирает покрасневший влажный носик, громко шмыгает и быстро-быстро моргает, чтобы ни одна непрошенная слезинка не скатилась по щеке.

Когда-то он думал, что королем быть легко. Маменька Дахи всегда была подле отца, а когда тот уезжал в походы, Чимин никогда не видел ее разбитой и уставшей. Не в пример себе. Только сейчас он понимает, в чем между ними разница. Пак Дахи были безразлично отсутствия ее супруга, она расцветала в моменты, когда его не было в королевстве, а Пак Чимин, физически на всех уровнях зависимый от своего истинного альфы, умирал, как цветок, оставшийся в сухой земле без полива. В кои-то веки Пак смотрел на небо и ждал, когда же темная грозовая туча принесет не только дождь, но и шумный топот копыт за стеной. Он хоть сейчас готов кинуться к воротам, только бы быстрее увидеть Чонгука. Сжав пальцы в кулачки, Пак снова уставился в окно.

***

В Силлу королевские войска возвращались поздней ночью. Проторенные дороги, до камушка известные по причине неоднократных переездов по местности, сегодня казались чужими и незнакомыми. Тропинки змеями вились в темноте куда-то вперед, словно хотели предательски запутать проезжих. Тысячи потрёпанных, уставших, израненных, но не побежденных воинов следовали за шеренгой высшего командования.

Впервые солдаты ехали молча. Хвараны не пели военные песни, создавая за спиной государя гнетущую тишину. Она тяжелела над Чонгуком, словно каменная плита, сдавливая мозги и без того разболевшейся головы. Король, генерал и несколько полковников, возглавлявших отряды конницы, неспешно ехали, с тревогой вглядываясь в мглу. За последним пересеченным холмом уже показались дворцовые стены Силлы. Впервые возвращение домой было таким тягостным и удручающим.