бойся меня

10

10
С работы я выхожу в положенные семь вечера, не задержавшись в офисе ни минутой дольше. Такое случается, когда Андреев решает провести время с семьей и уезжает домой после обеда. Это играет мне на руку, потому что Гордиенко, отчаянно желающий меня размазать, не имеет возможности попасть к нему в кабинет. Сражаться за контракт начну завтра — сегодня морально истощена.
Сейчас я нахожусь в том редком состоянии, когда возникает слабовольное желание пожаловаться кому-нибудь. Рассказать, с каким трудом я добилась встречи с Лисицыной, как тщательно готовила предложение по ценам и каким непростым на деле вышел разговор.
Лисицына — циничная сорокадевятилетняя тетка, из тех, кто прогрыз путь к большому успеху сам. С такими редко бывает легко, но мне, пусть и не сразу, удалось найти с ней общий язык. И все это может пойти прахом в случае, если мстительному мудаку Гордиенко удастся настоять на своем. Жаловаться генеральному на предвзятость его заместителя смысла не имеет — на гендерную принадлежность в нашей компании закрывают глаза. Хочешь руководить — не создавай проблем.
У моей внезапной потребности поныть в жилетку есть одно весомое препятствие: мне не кому. Ирину я стараюсь не посвящать в дела компании, потому что она обязательно разболтает обо всем бухгалтерии и собственная словоохотливость выйдет мне боком, Вике и Диане мои профессиональные чаяния не интересны — они обе домохозяйки. Может быть, по этой причине я выбрала Никиту? Предполагалось, что мы с ним находимся на одной волне карьерных достижений. Вот только его лодка предпочитает плыть слишком далеко от моей.
Поборов желание зайти в магазин за бутылкой вина, я вызываю такси до ближайшего торгового центра, где провожу нескольких часов в отделах нижнего белья, скупая самые провокационные комплекты. Почему-то именно красивое белье наиболее эффективно поднимает мне настроение. Не имеет значение, что в ближайшей перспективе его никто не увидит — я покупаю его для себя.
На обратном пути я прошу таксиста высадить меня на противоположной стороне от дома, чтобы зайти с круглосуточный супермаркет и купить полюбившийся салат с киноа. Небо окончательно стемнело, гул опустевших улиц стих, лишь изредка нарушаясь свистом проезжающих машин.
Ключи из сумки я начинаю доставать еще в арке, не будучи уверенной в функциональности дворового фонаря, который уже пару дней включается как ему вздумается.
— Время не подскажешь, девушка? — вдруг звучит из темноты.
От неожиданности я едва не роняю ключи и мысленно шикаю на себя: ну что за трусиха? Времена уличных маньяков остались в детстве, в рассказах моей мамы.
— Без пятнадцати одиннадцать, — произношу с намеренной твердостью, призванной скрыть мимолетный страх. Делаю шаг и, распахнув рот, застываю, потому что на моем локте с силой смыкается чья-то рука. Близость немытого тела и мужского пота вызывает мгновенный приступ тошноты, и если бы меня не парализовало от ужаса, то я бы уже стояла на четвереньках, изливая на асфальт выпитый кофе.
Кричать, нужно кричать. Зови же, черт возьми, на помощь, Юля!
Я набираю в легкие воздух, но в ту же секунду мой рот накрывает зловонная лапища.
— Не ори, дура. Шею сверну.
Пакеты с бельем и продуктами выпадают из моих рук, колени подкашиваются от сильного тычка, а правую лодыжку простреливает острая боль. Лишив меня равновесия, бомж, или кто бы он ни был, тащит меня в соседнюю подворотню, где любят проводить время бездомные и местные алкоголики.
Грубая и явно не чистая кожа больно сдавливает мне губы. Я машинально пытаюсь ее укусить, но безрезультатно — лишь на небе оседает тошнотворно-горький вкус. Аммиачный запах мочи ударяет мне в ноздри, лопатки впечатываются в холодную стену. Лицо напротив скрыто темнотой, но я вижу: оно бородатое, грубое. Колено мужчины грубо вклинивается мне между ног, заставляя каблуки жалобно скрести по асфальту, и лишь тогда до меня доходит: он собирается меня изнасиловать. Эта мысль настолько меня поражает своей абсурдностью — разве в современном цивилизованном такое может происходить? — что я на несколько секунд даже перестаю брыкаться. Глаза становятся мокрыми — катятся слезы. Я так давно не плакала… Пару лет точно. И никогда не делала этого из страха.
— Молодец, курочка… Лучше не дергайся. Я бабу сто лет не трахал… Долго терпеть не придется. Ну-ка, какая ты там….
Вонючая рука освобождает мой рот, но закричать я не успеваю, потому что уже в следующую секунду задыхаюсь от унижения. Слышится треск юбки, вслед за которым грубые пальцы проникают мне в белье.
— Совсем без волос… высшего сорта телка… — пошло хрипит мужик, пытаясь протолкнуть руку глубже. Начинает кружится голова, а к горлу подкатывает едкий кислотный комок — я бедром чувствую трущуюся об меня твердость.
И тогда я ору. Не кричу, не молю о помощи: я ору что есть мочи, потому что отчаянно хочу жить своей скучной правильной жизнью и не желаю остаток жизни проводить в кабинетах психотерапевтов в попытке забыть тот ужас, что меня ждет.
Бородатое чудовище грязно ругает матом и наотмашь бьет по меня губам. Солоноватый металлический наполняет рот, заставляя поверить: я действительно нахожусь в одном из самых кошмарных своих снов. Тяжелое тело наваливается на меня и, судя по торопливому движению рук, насильник пытается избавиться от штанов.
Я отчаянно брыкаюсь, захлебываясь слезами и подступающей тошнотой, задыхаюсь под грузом его веса. «Не может быть. Не может быть. Не может быть», — стучит в голове набатом.
А потом все резко меняется. Запах пота исчезает, так же как и тяжесть, сдавившая мне кости. Все еще пахнет мочой, но воздух стал намного свежее.
Стерев запястьем слезы, мешающие мне видеть, я растерянно смотрю вниз, где в метре от меня в спущенных штанах, держась ладонями за пах, хрипит и корчится насильник.
— Все же я не зря решил к тебе заехать, — раздается из темноты глубокий мужской голос, звук которого наполняет тело неверием и диким облегчением. Именно сейчас мне хочется по-настоящему зарыдать.
Неважно, как он здесь очутился. Неважно, что скорее всего он за мной следил. Это совсем неважно. Главное, он меня спас.
— Я убью тебя, ублюдок, — коротко информирует Даня и отводит ногу.
Жуткий хруст и глухой стон. Я никогда не была свидетелем драки. Я терпеть не могу жестокость, но сейчас не могу пошевелиться, глядя как он методично избивает хрипящую массу ногами. Что я чувствую в этот момент? Ничего. Полное опустошение. Этот дурно пахнущий недочеловек только что собирался меня насильно засунуть в меня свой немытый член.
— Даня, хватит, — хриплю я, когда масса перестает издавать хоть какие-то звуки. — Хватит. У тебя могут быть проблемы.
Даже в темноте я могу разглядеть его глаза: яркие, горящие адреналином и яростью. Я вдруг вспоминаю, как он пахнет: по-мужски терпко, возбуждающе. Сейчас мне отчаянно хочется ощутить его запах, чтобы перебить ту вонь, которую я успела вдохнуть.
— Хватит, — повторяю я тверже, опасаясь, что он еще не готов остановиться.
Даня с явной неохотой отступает назад и делает едва уловимое движение рукой, убирая упавшие на лоб волосы. Я уже знаю, что сегодня никуда его не отпущу. Пусть спит на диване, ну или я могу спать на диване, а он ляжет в моей комнате. Сегодня я ни за что не останусь одна.