бойся меня

41

41
— Варенье положить тебе в чай, дочь? — мама старательно вглядывается мне в глаза, словно ей действительно важно получить ответ на этот вопрос. — Свежее совсем. Недавно с папой крутили.
— Положи, — согласно киваю я, пододвигая к ней чашку. Я не очень люблю сладкое и совсем равнодушна к джемам, но мне хочется сделать маме приятное.
Сейчас, глядя на то, как она суетится, заставляя стол всем, что есть в холодильнике, я отчетливо чувствую вину. Потому что редко звоню, редко приезжаю домой. Я очень люблю своих родителей, у нас прекрасные отношения, но вряд ли меня можно назвать благодарной дочерью. «Наша
юля не слишком ласковый ребенок», — как-то сказала покойная бабушка и была права.
Мама никогда не сетовала на то, что я решила устраивать свою жизнь вдали от дома, и не упрекала, если я забывала ей перезвонить. Поэтому сейчас мне стыдно: в оживленных столичных буднях я не всегда находила время пообщаться с собственной матерью, но стоило мне ощутить себя потерянной, я первым же рейсом рванула за утешением именно к ней. Хотя утешение в привычном смысле мне не нужно: я ни в коем случае не планирую повергать родителей в шок рассказами о безбашенности дани. Достаточно просто сидеть в их уютной кухне и греться в тепле маминой заботы.
— Очень вкусно, — я делаю глоток чая и намеренно уточняю: — С мятой, да?
— Да, с ней, — мама опускается на стул напротив и подпирает щеку кулаком. — Давай все-таки я блинов пожарю, а, юлечка? Или ты не ешь мучное совсем?
— Не надо, мам, не суетись. Я ведь не уезжаю еще. Завтра пожаришь.
— А на работе тебе отгул дали?
— Дадут. Я завтра позвоню и предупрежу, что не выйду.
— А так можно у вас? — озабоченно уточняет мама.
— Можно. Твоя дочь — незаменимый сотрудник, который большую часть времени работает сверхурочно. Должны же быть за это какие-то бонусы.
— Очень горжусь тобой, — улыбается мама и придвигает ко мне вазочку с конфетами. — Попробуй. Нам с папой они очень понравились.
Конфету я беру из вежливости и кладу рядом с чашкой. Это нормально, что мама так одержима идеей скормить мне все, что есть в доме. Завтра после обеда я вновь улечу в Москву, и ей нужно успеть вместить в эти короткие часы всю свою заботу и любовь.
— А он надолго на рыбалку?
— Завтра к вечеру обещал вернуться. Расстроился конечно, что тебя не застанет.
— Это мне нужно было раньше предупредить о приезде. Но я еще приеду к вам в конце месяца. На дачу съездим.
— Дочь, у тебя все хорошо? — вдруг невпопад спрашивает мама.
Горло сковывает спазм: в ее глазах я вижу так много невысказанной тревоги, которую мама никогда и не подумает вылить на мою голову. Этот деликатный вопрос — максимальное вторжение в мою жизнь, какое родители себе позволяют. Господи, как же мне с ними повезло: с людьми, которые любят меня такой, какая я есть и ничего не требуют взамен. Они просто дают понять: дочь, мы всегда здесь, для тебя. Может быть, поэтому я не бросалась на поиски той самой любви? Потому что всю мою жизнь была с лихвой ей одарена.
— Все нормально, мам. Я подписала крупный контракт, я тебе говорила? Скорее всего, к концу года, наконец, обзаведусь собственным жильем.
— Я никогда в тебе не сомневалась, — произносит мама с нескрываемой гордостью. — Тебя еще в школе учителя выделяли. На личном фронте у тебя все хорошо?
— С Никитой мы недавно расстались, ты знаешь, — уклончиво отвечаю я. — Рано пока уходить в новые отношения.
— Ты главное не закрывайся от любви, юль. Ты у меня девочка сильная, со всем можешь справиться. Но даже самой сильной женщине хочется крепкого плеча и поддержки.
Я шутливо усмехаюсь.
— Иногда мне кажется, что мужчины меня боятся.
— Значит, это не твои мужчины. Обязательно найдется тот, который не испугается.
Уже нашелся. Только теперь он пугает меня.
Я допиваю чай и поднимаюсь. На часах почти полночь, а завтра я хочу встать пораньше и многое успеть. Мама моментально встаёт вслед за мной, протирает стол, мою грязную чашку убирает в посудомойку.
— Чистые полотенца я положила на полку в ванной. Тебе в твоей комнате постелить?
— А можно я буду сегодня спать с тобой? — неловко уточняю я и, проглотив застрявший ком в горле, я с улыбкой поясняю: — Папы же нет. Зачем возиться с постельным бельем?
— Конечно, ложись, — торопливо говорит мама, пряча краснеющие глаза. — Сейчас пижаму приготовлю. Ты ведь без вещей приехала?
Половину следующего дня мы с мамой проводим, гуляя по Покровке, куда я вытащила ее с самого утра. Завтракаем в недавно открывшемся заведении, около часа проводим в ювелирном салоне, где я едва ли не силой заставляю маму выбрать себе в подарок бриллиантовые серьги. Вчера она заботилась обо мне, а сегодня мне хочется отблагодарить ее за это так, как умею.
— Ты только сразу позвони как приземлишься, — наставляет мама, глядя как я надеваю туфли в прихожей. — Я, значит, папе говорю, что тебя через две недели ждать в гости? Он обрадуется очень. Глядишь, поскорее беседку доделает.
— Я обязательно приеду, мам, — твердо отвечаю, давая себе слово, что именно так я и поступлю: перестану быть эгоистичной сволочью, вспоминающей о родителях лишь тогда, когда сильно прижмет. — Папе большой привет передавай.
— Передам, — эхом отзывается в грудной клетке, когда мама меня обнимает. Я вдыхаю ее запах, знакомый мне с детства: гвоздичный парфюм, немного ванили и домашнего уюта, и вспоминаю другой: вызывающе-дерзкий, сексуальный. Мои опасения оказались напрасными: Савва не только не поехал за мной, но и ни разу мне написал.
**********
— Андреев уже извелся весь без своей новой правой руки, — насмешливо информирует Ирина, когда следующим днем я вхожу на офисную кухню за кофе. — Олеся сказала, ты домой летала?
— К маме, — подтверждаю я. — Константин Борисович уже у себя, не знаешь?
— Будет после обеда, — в очередной раз удивляет своей осведомленностью Ирина. — На какую-то встречу уехал. Гордиенко, кстати, из больницы выписали. Теперь в домашнем режиме здоровье свое поправляет.
При упоминании имени зама внутри неприятно екает, а перед глазами вновь встает его разъяренное лицо. К черту. В том, что с ним случилось, нет моей вины. Я не в ответе за поступки Саввы. К тому же в будущем я наверняка много раз пожалею о проявленном сочувствии, учитывая, что Гордиенко приложит максимум усилий, чтобы превратить мою дальнейшую жизнь в ад.
После визита к маме чувствую себя немного лучше: ноющая тяжесть в груди отпустила, и ко мне вернулась возможность строить планы. Записаться на фитнес, позвонить Ангелине, с которой мы стали редко видеться после того, как она родила, сходить в кино, навестить спа-центр. Сделать все, чтобы оставалось меньше времени о нем думать.
— юля, — требовательно, но вполне дружелюбно говорит динамик. — Зайди ко мне.
Незапланированный выходной имеет свой эффект: я не чувствую былого раздражения от звонка Андреева. Скорее всего, за день моего отсутствия у него действительно нашлось, что обсудить.
— Отдохнула? Нормально? — Андреев внимательно обшаривает взглядом мое лицо и резюмирует: — Выглядишь лучше.
Я вежливо его благодарю, хотя комплиментом это замечание сложно назвать. Я допускаю, что после расставания с даней я выглядела не лучшим образом, но вряд ли настолько ужасно.
— Вчера доставили подписанный договор «Аэлиты». Поздравляю с крупнейшим контрактом последних лет, юль. — Тон генерального становится по-отечески назидательным: — Будущие бонусы трать с умом. Лучше вложи в недвижимость — она всегда в цене. Я свою первую купленную квартиру в Химках, как сейчас помню, в два раза дороже продал…
Дальше следует пространный обзор на рынок московской недвижимости с процентными изменениями за последнее десятилетие, в концу которого я готова зевать. Господи, да черт с ним, с возвращением Гордиенко. Это ничуть не хуже, чем то, через что мне приходится проходить, заменяя его.
— Ах, вот еще что, — Андреев окликает меня уже в дверях. — В пятницу ничего не планируй. Мне вручили пригласительные на одно мероприятие. Публика соберется интересная: «Авалон», «Латюд» тоже будут.
— А я здесь причем? — уточняю я, зная на подобного рода сборища генеральный предпочитает ходить со своей женой.
— Пригласительные именные. Там указано твое имя.
— Кто организатор? — выдыхаю я, вонзаясь ногтями себе в ладони.
— Да кто-то из развлекательной интернет-индустрии. Олеся с их представителем разговаривала. Ей список участников переслали, и я понял, что стоит посетить. — Подняв вверх указательный палец с просьбой подождать, Андреев прижимает к уху трубку: — Олеся, мероприятие в «Робеспьере» кто организовывает. Фамилия?
Сердце, едва поймавшее правильный ритм, вновь начинает молотить как бешеное. Неужели… Неужели?
— Да, точно, Милохин. Это вроде сын того художника, который в своей студии со всеми картинами сгорел?