бойся меня

34

34
Когда я присаживаюсь за дальний столик кафе, куда в течение пары лет регулярно хожу на бизнес-ланчи, звонит Вика. Я даже усмехаюсь такому совпадению, потому что и сама собиралась ей набрать после того, как сделаю заказ.
— Привет! Телепатия — не иначе. Как раз о тебе думала.
— Привет, юль, — голос Вики звучит так приглушенно и тихо, что мне приходится напрягать слух. — Я хотела спросить: мы сможем увидеться сегодня?
Спину непроизвольно сковывает напряжение. Эта постановка вопроса — будто Вика спрашивает моего разрешения — совсем не в ее духе. Что с ней вообще происходит в последнее время? Мы знакомы десять лет, но она никогда не вела себя так странно: постоянно что-то не договаривая и выражаясь полунамеками.
— Вик, что-то случилось? — осторожно уточняю я, уставившись в заглавную страницу меню. — С Семеном все в порядке? Просто у тебя такой подавленный голос...
— Да-да, все нормально. Семен на работе, Андрейка у бабушки в Подмосковье гостит уже неделю, — зачем-то начинает отчитываться Вика. — Так у тебя будет время поговорить? Я могу подъехать, куда тебе будет удобно.
Моя повторная попытка выяснить, о чем пойдет речь, не увенчивается успехом, и в итоге мы назначаем встречу в той же кофейне, в которой виделись на днях. Повесив трубку, я понимаю, что напрочь лишилась аппетита и заказываю только кофе и салат. Ну что за манера заставлять людей мучиться в неведении? Мне сегодня еще на встречу с европейским офисом вместо Гордиенко ехать, а голова забита догадками и предпоолжениями.
даню я предупреждаю, что после работы увижусь с Викой и забирать меня не нужно, на что он, к счастью, не возражает. После упоминания об их двусторонней неприязни я стала подозревать, что дане не по душе наше общение, хотя он ни разу не озвучил это в словах. Ощущения по-прежнему остаются на совести моей интуиции.
Из-за задержки на рабочей встрече я приезжаю в кофейню с сорокаминутным опозданием. Готовлюсь увидеть недовольное лицо Вики, не славящейся терпением, однако она стойко делает вид, что все в порядке. Это лишь усугубляет мое призрачное волнение, впрочем, как и ее внешний вид. Даже выходя в супермаркет за бутылкой молока, Вика не позволяет себе выглядеть не на десять баллов. Сейчас же на ее лице не присутствует даже намека на косметику, а обычно уложенные волосы забраны в неряшливый пучок.
— Между прочим, я полдня думала о твоем звонке и с трудом могла сосредоточиться на работе, — ворчу я, принимая у официанта бокал с вином, заказанный еще у стойки. — Что происходит, Вик? Складывается ощущение, что в твоей жизни происходит много того, о чем я не знаю.
Наверное, это не лучшее начало разговора, учитывая, насколько Вика выглядит напряженной, но по-другому говорить не получается. Совмещение обязанностей заместителя гендиректора и ведение текущих дел, одно из которых — подписание крупнейшего контакта последних нескольких лет, лишило меня всяких моральных сил на притворство. Сегодня Вике придется потерпеть.
Я отхлебываю вино и выжидающе смотрю на подругу. Потухшая за день тревога вспыхивает с новой силой: он молча комкает в руках салфетку и явно пытается сдержать слезы.
Устыдившись собственной черствости, я тянусь через стол, чтобы коснуться ее руки.
— Вик, извини, ладно? Я немного устала просто. Мы ведь столько лет друг друга знаем — давай без прелюдий? Хочешь пореветь и ругаться матом — не сдерживайся. Здесь все свои. С Сергеем что-то не ладится?
Вика позволяет мне поглаживать свою ладонь, пока ее плечи дергаются в беззвучных всхлипываниях. Я терпеливо жду. Любые слова все равно будут лишними до тех пор, пока она не начнет говорить.
— Ты права, в моей жизни кое-что происходит… Вернее, происходило… — Вика поднимает на меня покрасневшие глаза и ее идеальной формы рот некрасиво кривится. — юль, ты просто знай, что я тебя всегда очень любила. Ты моя лучшая подруга… Почти семья…
Глядя на ее катящиеся слезы, я ощущаю, как по позвоночнику пробегает неприятный холодок. Неясная тревога продолжает разрастаться внутри меня, вызывая легкую дурноту. Мне хочется схватить ее за плечи и вытрясти каждое слово, лишь бы не терзаться ожиданием. К чему эти заявления о семье и дружбе? Зачем? Что такого она собирается мне сказать?
— Я спала с Димой, — хрипло произносит Вика, отводя взгляд. — С тем, который Вельдман.
Шум разговоров за соседними столами, звучащая музыка — все за секунду исчезает. Время искажается, становясь густым и тягучим, и даже зрение претерпевает изменения: оно сужается до одной точки, в которую попадает кулон на шее Вики.
«Я спала с Димой. Тот, который Вельдман». Вельдман Дмитрий — так звали моего бывшего мужа. Моя лучшая подруга спала с моим бывшим мужем? Что, блядь, за нелепая чушь?
Моя рука, лежащая на противоположной стороне стола, самовольно отпружинивает назад и едва не опрокидывает бокал с вином. Лица Вики я по-прежнему не вижу: сейчас все мое существо сконцентрированно на том, чтобы обработать услышанное. Вика спала с Димой. Спала с Димой. Спала с моим Димой.
— юль, не молчи, пожалуйста, — долетает сквозь плотную завесу шока срывающийся голос. — Мне нет оправдания, но ты хотя бы постарайся понять… Дима и я… Это было наваждение…
— Когда? — вот и все, что я могу из себя выдавить.
Воображение начинает рисовать омерзительные картины: в одну из веселых Викиных пятниц они пересекаются в модном заведении. Вельдман подсаживается к ней за стол, а дальше все идет по стандартному сценарию: шутки, общие воспоминания, смех… Они едут в отель, как иногда у нее случалось… С тем сальным айтишником Валерой, например.
— Я думала, ты поняла… — шепотом произносит Вика. — Пожалуйста, только не заставляй меня произносить это вслух.
Стихшие звуки оживают, с каждой секундой становясь все громче: от вокала Эллы Фицджеральд, льющегося из настенных колонок, закладывает уши, так же как и от смеха, доносящегося из-за соседних столов. Диафрагму сдавливает подступающей тошнотой, катастрофически не хватает воздуха. Хочется сжать руками голову и долго орать, лишь бы заглушить эту издевательскую какофонию.
«Я не собираюсь слезать с тебя часами, сучка. Подготовь задницу. Сегодня в семь в «Рэдиссоне».
Это было о ней. О ее заднице он писал. К ней мой муж уезжал вечерами, ее запах приносил в наш дом и в нашу кровать. Той, кто стала моим первым и лучшим другом в чужой городе, кому я рассказывала о потерянной девственности, и с кем я каждый год ездила отдыхать. Я никогда не пыталась выяснить, кто была та женщина, с которой мне изменял муж — тогда это казалось неважным. Любимый человек меня предал — какая разница с кем? Он сделал это сам, писал те отвратительные СМС своими руками.
А это она, Вика. Женщина, которая была вхожа в наш дом, свидетельница на нашей свадьбе. Господи… Столько лет она отравляла мой мир фальшью, заставляя верить, что мы подруги...  Смотрела, как я глотала слезы, запивая вином боль предательства и делала вид, что ей больно вместе со мной. Своей ложью она превратила мою жизнь в фарс.
— юль, прости меня… Мне было так плохо, ты и представить себе не можешь…Я запуталась… Вельдман умеет забраться в голову… Он заставлял меня верить, что ты не уделяешь ему достаточно времени, и ему одиноко…
Тело постепенно начинает отмирать, и теперь я снова могу посмотреть на Вику.
— И твоя задница решила не дать ему скучать?
— Не надо так, юль… — ее лицо жалобно кривится. — Ты не представляешь чего мне стоило…
Жалкая. Какая же она жалкая. Я привыкла оправдывать ее распутство патологической нуждой в новизне и остроте ощущений, но при этом всегда держала в уме, что у Вики есть внутренние тормоза и на подлость она не способна. Убеждала себя, что за минусом ветренности, в душе она хороший человек и верный друг. Десять лет самообмана. Какая же ты наивная идиотка, юля.
— Мне совершенно наплевать, каково тебе далось это признание и какие угрызения совести тебя мучили все эти годы, если таковые вообще были, — чеканю я, глядя в лицо той, кто никогда по-настоящему не была мне подругой. — Мне противно все, что с тобой связано, противен твой голос, твои жалкие слезы и твое лживое лицо. Мне жаль каждую минуту из тех лет, что мы провели рядом, потому что это было время, полное лжи. Даже Вельдмана я не презирала так, как презираю тебя. У любого человека должны быть принципы, но у тебя их нет. Не ищи оправдания своему блядству, обвиняя во всем скучного мужа и неудачные отношения других пар. С этим гнильем в душе ты родилась, с ним и сдохнешь.
Поборов волнообразную тошноту, я поднимаюсь и трясущейся рукой забираю со стола телефон. Вика больше не плачет. Обняв себя руками, она смотрит перед собой и кусает губы.
— Не вздумай писать мне и звонить, если не желаешь быть посланной на хуй, — последнее, что я говорю перед тем, как уйти.
Вечер выдался на редкость знойным, но меня трясет от холода. Сейчас я впервые жалею, что на втором курсе бросила курить. Сигарета бы мне сейчас не помешала. Щедро втянуть густой дым и выдохнуть вместе с ним все то прогорклое дерьмо, что осело на дне души. Мир уже никогда не будет прежним. Я думала, что хуже измены мужа, предательства быть не может. Оказывается, может. Если изменяя, он трахал в задницу вашу лучшую подругу.
Заледеневшими пальцами я достаю из сумки телефон, чтобы позвонить дане. Его наверняка позабавит то, что он был прав в своей нелюбви к Вике. Кстати, это удачный момент рассказать о том, что я была замужем. Господи, как же хочется очутиться в его объятиях и хотя бы ненадолго забыть.
Я не успеваю ткнуть в его номер, потому что на экране появляется сообщение от адресанта, чье имя уже минут десять как вызывает у меня отвращение:
«юль, только, пожалуйста, Семену ничего не рассказывай. У нас ведь с ним сын».