Diamond hell

24: Трещины на крепкой стене

В жестокой и непроглядной темноте ему бы отнять последний шанс одержать победу над собой. Продолжает биться коварными и опасными способами за свою жизнь и за вкус крови на губах.

Снова вставляет пулю в магазин и почти жмёт на курок. Непонятно, на кого направлено дуло: на себя, на товарища или на врага. Никого не видно, никого не слышно.

Густой туман перед глазами...

А в глазах с расширенным зрачками тихий ужас.

С самых ранних часов Чон Хосок не соображает и царапает кожу от боли в висках. В ушах звенит. С пяти утра стены давят на него: не спал, крутился и часто просыпался в холодном поту. Не боится, но мечется из угла в угол. Ни один аромат больше не спасает и ничто не вручает каплю расслабления. Он понемногу задыхается и продолжает идти по дороге, на каждом шагу встречая алые лужи.

В Ад не отправится. Хосок уже в нём.

День сегодня такой же яркий и жаркий, как предыдущий. Арабские Эмираты погодой не сильно отличаются от Южной Африки. Альфа привык жить при таком климате и уже не замечает, как сильные лучи солнца обжигают загорелую кожу. Стоит посреди улицы, где людей пока нет, а дорогие спортивные автомобили заполняют почти всю территорию. Он докуривает сигарету и отправляет её в урну, залезает в свой карман и достаёт маленький железный контейнер, открывая его. За ним никто не следит и не видит, как одна таблетка отправляется ему в рот. Позже Хосок быстро убирает контейнер и прикрывает веки, разминая плечи и шею. Выпасть из пространства и нынешних дел получается очень легко. Чон замирает в одном положении на длительные секунды, минуты, желая ощутить, как бурлит кровь в жилах. Ему нравится. Ему лишь это приносит удовольствие. Руки прекращают дрожать и волнение со временем испаряется.

Оживляется и вылезает из кошмара, оказываясь в новом: приятном и крышесносном.

Хосок шумно выдыхает через рот и вновь раскрывает глаза, имеющие глубокий чёрный цвет. На какое-то мгновение виден оскал на сухих губах. Мужчина, наполненный энергией и жаждой идти до конца, разворачивается и направляется к чёрной машине, стоящей недалеко от высокого здания. Он открывает дверцу с пассажирской стороны и занимает сиденье, не закрывая за собой и откидывая голову на спинку. Мышцы, что прежде были до предела напряжены, сейчас расслабляются. Чон всё чаще чувствует, как ему становится лучше, а человек, сидящий на месте водителя и смотревший на него, обнаруживает в нём изменения. Хосок пятнадцать минут назад вышел из машины раздражительным, а вернулся отчасти невозмутимым; разглядывает его заполненные чернильными рисунками руки, анализируя вздутые венки, и поднимается к лицу, на котором сверкает лёгкая довольная улыбка.