Этой ночью в замке не спал никто. Это была поистине ужасная ночь. Чонгук не уверен, в какую именно минуту пожалел о собственноручно отданном приказе, но думает, что сразу же, как только немного остыл. Однако, было поздно уже — весь двор стоял на ушах, и никакие стёкла с толстыми каменными стенами не заглушали этих жутких криков, срывающихся на хрипы. В комнате было тепло, но неуютно, и огонь камина лишь усугублял странное чувство дискомфорта внутри. Подушки казались какими-то холодными и жесткими, хоть Чон и знал, что те, если к ним прикоснуться, совершенно точно окажутся тёплыми и мягкими на ощупь. Он встал из-за стола, взяв в руки массивный подсвечник, и подошел к окну. Чёрное небо угнетало, хоть и оставалось прекрасным в своём безоблачном спокойствии. Яркая луна и россыпь звёзд-веснушек завораживали, но оставались незаметными из-за отблесков огоньков, отражающихся на стеклах.
Дверь тихо скрипнула, пропуская внутрь старшего, всё также одетого в будничную одежду, брата. Хосок закрыл за собой дверь, и этот тихий щелчок почему-то показался Чонгуку страшным монстром, растерзавшим хрупкую тишину этого, погруженного сейчас во мрак, места.
— Ух ты, не спишь? — Хосок хмыкнул, опираясь широкой спиной на тяжелую деревянную дверь. — А я-то думал, тебе сейчас снятся самые сладкие сны. Вон какой аккомпанемент из криков предназначенной саба. Шикарно же, нет? Мечта тирана прям.
Хосок давил с каждым словом всё сильнее, и слова эти опадали на дно тяжелыми валунами, не давая и шанса всплыть. У младшего страшно болело запястье, а ещё немного сердце, но он виду не подавал, держась всё так же с холодной отстраненностью. Ему было нечего ответить, но что-то в нём лопалось и взрывалось с каждым хриплым вскриком.
— Тебе не кажется, что ты, мягко говоря, перегибаешь палку?
— Тебе не кажется, что ты, мягко говоря, лезешь не в своё дело? — Чонгук скривился в недовольной гримасе и всё так же продолжил смотреть в окно, стоя с гордо вытянутой осанкой и держа руки за спиной. — Сколько часов уже прошло?
— А разве не вечность? — Хосок всё не отставал, продолжая давить на младшего брата, но всё же взглянул на карманные часы, тут же удивляясь. — Сорок семь минут. Сорок семь минут, Чонгук! Прекрати это! Даже часа не прошло! Сил моих нет уже, слушать эти нечеловеческие вопли!
С Хосока сползает вся будничная жестокость и сволочность, он устало хмурится и всё же отталкивается от двери, подходя к Гуку и тоже обращая взгляд в окно. Чон смотрит в одну точку и крепче сжимает руку на запястье, — он сбился с счёту, сколько раз за это время порывался прекратить всё это, но необоснованная и глупая гордость с самолюбием не давали даже сдвинуться с места. Он не мог признать открыто своей неправоты и отменить приказ. Его решения все непоколебимы и обжалованию не подлежат.
— Она не хочет слушаться, это самая ужасная саб в моей жизни.
— В таком случае, ты точно так же самый ужасный доминант в её жизни. Я знаю Дженни намного дольше тебя. Её растили как будущую королеву,а не как слугу. Но с тобой-то что не так? Твоё отношение к ней безответственно, ты бессмысленно наказываешь и не выполняешь обязанностей. Пойми, Сабы — не рабы. С таким кошмарным поведением ты никогда не добьёшься её признания, только сломаешь. Тебе нужно добиться её уважения и доверия, а не слепого страха, — Хосок разговаривал сейчас без масок и наигранности, как брат с братом, а не претендент с претендентом. — Посмотри, я ведь не избиваю Намджуна за малейшую провинность или неосторожность. Я знаю, что всегда могу на него положиться, довериться. И во мне есть уверенность — он меня не предаст. Если ты добьёшься послушания Дженни болью и страхом, сможешь ли ты сказать мне о ней то же самое? Сможешь ли ты сказать это себе?

ВЫ ЧИТАЕТЕ
Bondage.|| jenkook
FanfictionЕсли бы Дженни сказали, что через несколько месяцев её прекрасная королевская жизнь закончится, она проиграет войну и будет носить позорный ошейник с гербом королевства Чон,она бы послала этого человека на корм свиньям. Но вот неприятный материал да...