Bondage.|| jenkook

Part 11.

Пока экипаж наскоро запрягает лошадей, Чонгук то и дело наворачивает круги по холлу. Туда же уже спускается и Пак, и Хосок. Они заинтересовано смотрят на напрягшегося в спине парня и слушают, как он через каждые несколько минут спрашивает, готова ли карета. Чон наглухо игнорирует все вопросы, словно бы вовсе никого не замечая. И как только кучер извещает молодого принца о готовности, тот, мрачный как чёрт, едва не вылетает из помещения.

Чонгук держит наготове меч и решительно ничего не понимает. Его трясёт на ухабах превратившейся в кашу дороги, а в окна не переставая барабанит дождь. За стеной воды ничего не видно и не слышно. Даже ржание лошади, находящейся совсем уж близко, слышится столь приглушенно, что принц не сразу понимает, — они попали в западню бандитов. Конечно, только глупец или самоубийца рванёт через этот лес в такую погоду и время суток. Чон Чонгук не был ни одним из, он был уверенным в себе и очень злым прямо сейчас. А потому, когда дверца кареты открылась, Гук тут же нанёс удар. Отсечённая голова тут же откатилась куда-то в лужу, а само тело упало в проходе, на что Чон лишь выпнул его ногой обратно, сам выбираясь наружу.

Возможно, при других обстоятельствах, он бы даже насладился этой битвой, но сейчас он очень спешил, а потому только безжалостно втыкал свой меч то в одного, то в другого преступника. Он месил ботинками грязь и смешивал её с чужой кровью. Большинство людей из его экипажа уже были мертвы, Чонгуку нужно было защищать себя и спасти хоть одну лошадь. Отвлёкшись на свист лакея, Гук пропустил удар, через пару секунд тихо вскрикивая от боли, — ему в плечо вонзился самодельный нож неправильной формы и с несколькими зубцами. Лакей в пылу боя умудрился запрячь одиночную лошадь для Чонгука и попросил его продолжить путь в одиночку. Вытащив нож, Чон скинул его в грязь и тут же устремился к коню, лихо его седлая и удаляясь прочь.

Дождь беспощадно хлестал по лицу, а промокшая насквозь одежда тяжелела с каждой секундой. Принц то и дело подгонял лошадь, заставляя бежать её на пределе возможности. На душе у него было всё тревожней, он ничего не мог себе объяснить, но это чувство не давало ему покоя, заставляя буквально сходить с ума. У него ужасно болела рука, но он почти не обращал на неё внимания, отягощенный всего одной мыслью: он должен успеть. Успеть, несмотря ни на что. Едва ли он понимал, зачем так спешит и куда ему нужно успеть.