Bondage.|| jenkook

Part 47.

— Убей меня, — с этих слов начинался каждый день Пак Чимина на протяжении вот уже нескольких месяцев. Пустое от эмоций лицо Чеён выражалось на фоне серой холодной стены. И сколько бы Пак ни пытался избавиться от этого, все его попытки терпели крах.

Каждый день теперь он спускался в подземелье, где спрятал Мин. Каждый день лицо сабмиссива, казалось, всё больше тускнело. Внутренности Пака грызло множество сожалений и сомнений. Ещё никогда он не чувствовал себя большим монстром. Младшая же оживала лишь тогда, когда Пак переступал порог её темницы. Скованная цепями, она казалась ещё более мёртвой, чем была на самом деле. Стоило Паку попасть в поле зрения своей саба, как по лицу той расплывалась не менее пустая, чем её глаза, улыбка. Каждый раз льнула к рукам доминанта и потерянно смущалась, хоть и оставалась столь же пустой. Её улыбка куда более походила на безумную. Хотя она по-своему и была безумной, ведь всё, что осталось в теле, носящей имя Мин Чеён, — извращенное и искорёженное до неузнаваемости чувство преданности Пак Чимину.

Она не знала почему так. Просто она знала, что это всё, что в ней было. Мин Чеён помнила немного: она помнила, что Мин Юнги был мёртв, и то, что единственной её необходимостью в этой жизни был человек по имени Пак Чимин. Хоть она и помнила о том, что Юнги мёртв, она совершенно не представляла, о чём должна говорить ей эта информация. Хоть она и помнила, что Мин Юнги был мёртв, она не знала и не понимала, кто этот человек, и отчего это столь важно, что осталось в ней пустым фактом.

Каждый раз, когда Чимин попадал в поле зрения своей сабмиссива, та расползалась в пустоглазой, но одновременно с тем искренней улыбке, и укладывала свою голову на плечо старшего. Потому что только когда Пак Чимин находился в комнате, эта сабмиссив могла позволить себе без всякого страха закрыть глаза и окунуться в сон.

— Я так люблю тебя... Поэтому убей меня, — шептала она каждый раз, заставляя короля на мгновение умирать, вновь возрождаясь. — Не могли бы вы... убить меня? — она путалась и в обращениях, и в просьбах. Она никогда не истерила и не жаловалась. И единственным её непослушанием был отказ жить без Пак Чимина. Когда дверь закрывалась за доминантом, младшая мгновенно потухала, бесцельно смотря в точку и изредка моргая. За ней велось круглосуточное наблюдение, потому что единственной своей целью, когда рядом не было сероволосого, для этого человека было собственное уничтожение.