Единение: Лагерь Феникса.

Глава 27, Эпилог.

Солнце играло лучами на ровной глади озера, изредка нарушаемой движением омара.
Гарри задумчиво перебирал пальцами волосы Гермионы, положившей голову ему на колени.
Рядом с ними на траве лежала газета, на первой странице которой огромная фотография изображала самую вершину Астрономической башни, над которой парил огромный силуэт Феникса. Если приглядеться, то в серебряном свечении можно было рассмотреть маленькую человеческую фигурку. «Защитник принес миру надежду!» — гласила надпись первой полосы.
— Любуетесь? — ухмыльнулся Рон, плюхаясь прямо на траву, оставляя одеяло Джинни.
Гарри что-то нечленораздельно промычал. Ему сейчас было слишком спокойно, что бы начинать препираться.
Камень, брошенный Роном, с громким плеском четыре раза отскочил от поверхности воды и погрузился на дно, тревожа сонных обитателей подводного мира. Легкие волны расходились по зеркальной поверхности постепенно сходя на нет вдали от центра возмущения.

Госпиталь Святого Мунго всегда немного напоминал ей улей. Но сегодня Лаванда Браун не замечала снующий вокруг персонал, девушка медленно шла за высокой медсестрой в дальний конец коридора, где находились палаты для тяжелых больных. Те, кто обращал внимание на бледную школьницу, смущенно отводили взгляд. Лаванда нервно кусала губу. Иногда она виновато посматривала на проходящих мимо врачей. Она хотела быть одной из них…а несколько дней назад едва не убила человека. И, что самое страшное, она совсем не чувствовала раскаяния. Именно это и заставляло ее раз за разом возвращаться мыслями в тот день…
— Мисс Браун? — оказалось, они уже какое-то время стоят около двери палаты. Гриффиндорка смущенно кивнула в ответ на внимательный взгляд медсестры.
— Все нормально, спасибо, — она толкнула рукой дверь. На белоснежной кровати сидела мама, забытый букет цветов лежал на тумбочке возле двери. Женщина обернулась и встретилась глазами с дочерью. В глазах Кассандры Браун стояли слезы. А в следующую секунду слезы брызнули и у самой Лаванды. Девушка кинулась к кровати.
— Сестренка…— голос маленького мальчика был еще слаб, но щеки уже заливал легкий румянец. Несколько часов назад пятилетний Эдуард Браун вышел из комы.

Блейз Забини сжимал в руках пергамент и невидящим взглядом смотрел в окно, на красный диск заходящего солнца. Слизеринец в бессильной ярости швырнул письмо в камин. Это единственное что сейчас он мог изменить.