Тайна Арчеевых

Часть Первая. Глава 14

   Данила плохо спал. Едва проснувшись, он наскоро прочёл молитву, оделся, поспешил к комнате Софии. Он поскрёб в дверь, ожидая её приглашения, не думая о том, что кузина могла ещё лежать в постели. Чувствовал, что Софии как и ему этой ночью не спалось.
   Интуиция не подвела. София скоро приоткрыла дверь и, оглядев пустой коридор, впустила Данилу в комнату.
   — Не слишком, ли вы рано? — спросила она, усаживаясь на пуфик перед трюмо. — Обычно в это время я ещё сплю. — София взяла щётку, принялась расчёсывать волосы.
   — Да, я знаю, до которого часу вы спите, — сказал Данила, любуясь румяным личиком кузины, отражающимся в зеркале. Она выглядела свежей, здоровой, особенно привлекательной.— Но сегодня мне не спалось и, я почувствовал, что и вы уже проснулись.
   — Ох, эта ваша чувствительность! Хотела бы и я обладать ею.
   — Ваши два дара куда полезнее и интереснее. Неужели вы бы решились их обменять на «чувствительность»?
   — Напротив! — Она повернулась к Даниле, на лице сияла мечтательная улыбка, в глазах блеснул озорной огонёк. — Мне бы хотелось, не расставаясь со своими особенностями обладать ещё и вашей. Я бы так же переняла особенности своих братьев, и знаете, сделаю вам признание, я желаю обладать бессмертием дяди, — София перешла на шёпот. При последнем признании щёки её вспыхнули, но улыбка стала шири, а глаза сощурились до узких щёлочек.
  Выражение лица кузины впервые напугало Данилу. Оно представилось юноше хитрой мордой лисицы, готовящейся пробраться в курятник. Невольно, он отвёл взгляд, глядя в окно, где в пожелтевшей листве деревьев, путались первые лучи солнца. И только тут до него, словно дошёл смысл сказанного.
   — Дядя бессмертен?! — прошептал он, боясь, что родственник, внушающий ему необъяснимый страх, может подслушать их разговор.
   София заплела волосы в толстую косу, украсив её алой лентой. Поднялась с пуфика, подошла к Даниле.
   — Это удивление неподдельно, — заключила она, изучая лицо кузена, с чуть приоткрытым ртом и распахнутыми в изумлении глазами. — Право, вы не перестаёте меня удивлять. Где же ваша «чувствительность». Решительно не понимаю, как вы будучи знакомы с дядей Лукой, не почувствовали в нём такого завидного и желанного для каждого здравомыслящего человека дара?
   — Милая Софи, — вздохнул Данила, опускаясь на кушетку подле кровати кузины, — ежели бы вы знали, как тягостно и болезненно я переношу любую встречу с дядей. Моё сердце рядом с ним сдавливает необъяснимая тоска, а тело, точно каменеет. Я не в силах выносить его тяжёлый взгляд, отчего каждый раз хочу сбежать, спрятаться от него, какая уж тут «чувствительность».
   София опустилась на кушетку рядом с кузеном.
   — Раз уж вы со мною столь откровенны, позвольте и мне сделать признание, — зашептала София, сцепляя руки в замок, вжимая их между колен, пряча в складках платья. — Присутствие дяди и в меня вселяет необъяснимый страх, но вместе с тем он завораживает меня своей красотой и необычностью. Меня тянет к нему словно к огню, к которому хочется прикоснуться, не смотря на сознание, что он может обжечь. О, Боже! — София вскочила на ноги, крутанулась на носках и прижала ладони к пылающим щекам. — Один разговор о нём вызывает в моей душе бурю волнения!
  — Ох, милая Софи, — поднимаясь с кушетки, сказал Данила, — прошу вас, пообещайте мне держаться от него как можно дальше!
   — Вы точно маменька! Отчего вы его так боитесь? — отступив от Данилы на шаг, словно он мог её от чего то удержать, воскликнула София. В голосе её звучала обида.
   — Я чувствую в нём недоброе, — признался Данила. — Вчера оставшись с ним в гостиной, я видел, как он глядел на портрет, где вы изображены десятилетней девочкой, я подходил к портрету после того, как дядя покинул гостиную, и всё моё тело задрожало от предчувствия беды…
   — Полноте! — остановила его София. — Не желаю более это слушать! Сделайте милость уйдите!
   Она демонстративно отвернулась от Данилы, скрестив руки на груди.
   Данила, растерявшись внезапной перемене настроения кузины, с минуту стоял, не понимая, что ему делать. Его разум не воспринимал последние слова Софии всерьёз. Он ждал — кузина повернётся к нему лицом и засмеётся своим заливистым, звонким смехом, тем самым давая понять, что пошутила над ним. Но девушка продолжала стоять, повернувшись к нему спиной, чувствуя его ненужное нынче присутствие.
   — Да уходи же! Поди! — обернувшись, крикнула София.
   — Простите. — Данила попятился к двери. Закрывая её за собой, он услышал:
   — Трусливый заяц! — в сердцах сказала София.
   Фраза эта остриём ножа вонзилась в самое сердце юноши. И вместо того, чтобы отправляться в столовую завтракать, он прошёл коридор, выскочил на улицу, бросился бежать по дорожке в сад. Уносился прочь от Софии, дальше от дяди Луки с его колючим холодным взглядом, от Ивана, что каждый раз жаждет уколоть его побольнее, и от княгини, проявляющей к нему мнимую заботу, вызывающую лишь жалость и ненависть к себе. Он перемахнул забор обносивший сад, удаляясь в чащу, покидая имение Арчеевых. Не думая о последствиях, не представляя, куда движется Данила нырял под ветки деревьев, глубже в сырой, остывающий, готовящийся к зиме лес. Глаза его заволокли слёзы, которых он стыдился, но которых не мог остановить. Ботинки стучали по влажной земле, покрытой жёлто-зелёным ковром из опавшей листвы, ломали сухие ветки, запинались за трухлявые пни и поваленные деревья.
   Уже запыхавшись, но при этом не чувствуя усталости, а лишь душевную муку, Данила не заметил крутого спуска и кубарем полетел в лог. Тело его крутилось, билось о камни, пальцы цеплялись за мелькавшие ветки кустов, вонзались в рыхлую землю. Все его попытки замедлить падение остались безуспешны. Остановился он лишь на дне лога, измученный, побитый, с исцарапанным лицом и разбитым носом. Лежа на спине, глядя в голубе небо, видневшееся сквозь макушки деревьев, Данила, обессилено подвигав ногами и руками, убедился, что они не переломаны. После перевернулся на бок, стиснув зубы, застонал от боли пронзающей всё тело. Он не делал попытки подняться, просто лежал, проклиная себя за мысли заполняющие голову: «Зачем я не умер?».  Тотчас перед глазами поплыли тёмные пятна, земля под ним заходила из стороны в сторону, точно детская колыбель, укачивая его перед сном. Он ощутил тошнотворный ком, вставший в горле, после чего «отключился».