Тайна Арчеевых

Часть Первая. Глава 12

  — Дядя Лука?— послышался удивлённый голос Данилы.
   В кресле подле камина, с тлеющими углями сидел молодой мужчина. Он обладал подтянутой фигурой, идеальной красоты лицом, чёрными густыми волосами, зачёсанными назад. Его белоснежные кисти рук с нежной кожей, не уступали в красоте лицу. Он разговаривал с княгиней, что ходила возле окна, будто ждала кого-то, но неожиданное появление Софии с Данилой, оборвало голоса, создав давящую тишину. Мужчина (на вид не старше двадцати лет), медленно повернулся к вошедшим. На лице его обозначилась приветливая, но достаточно скупая улыбка. Чёрные глаза оставались холодными, даже ледяными. Колючий взгляд, который невозможно было выдержать больше пары секунд, прожигал до костей, вызывая душевные судороги. В то же время привлекал к себе, притягивал, как нечто опасное и недоступное.
   — Здравствуйте, — не спеша, поднимаясь с кресла, произнёс гость. — Слышу, мой дорогой племянник в вашем голосе удивление. Не ожидали меня нынче увидеть? Право, я не хотел вас стеснять. — Он перевёл взгляд с Данилы на Софию. Его улыбка на мгновение стала широкой, и как показалось Софии хищной; глаза блеснули восхищением и неким плотским предвкушением, напугавшим девушку.
   — Я так понимаю, это юное дарование, есть ни кто иной, как моя племянница, София? — взглянув на княгиню, спросил гость и направился к замершей у дверей девушке. — Я ваш дядя, — беря руку Софии и прикладываясь к ней губами, сказал гость, — Арчеев Лука Александрович.
   — Рада знакомству, — вымолвила София, которую от дядиного прикосновения, прошиб озноб.
   — Вы не представляете, как этому обстоятельству рад я, — вновь широкая улыбка, обнажающая белоснежные зубы с заметными клыками.
   — Прошу простить, нас, — раздался встревоженный голос княгини, — София прямо с балу, ей следует… она промокла под дождём, ей следует немедленно переодеться и лечь в постель.
   Пелагея Михайловна отошла от окна, направилась к дочери, взяв её за руку, откланявшись, вывела из гостиной, потащила вдоль по коридору к лестнице, что вела во второй этаж.
   — Маменька, вы вся дрожите, — прошептала София, входя в свою комнату, вслед за матерью.
   Княгиня не просто дрожала, её буквально трясло. На уставшем, безучастном к происходящему лице, застыла тревога и страх. Затуманенные горем глаза ожили, в них сверкала настороженность и затаённый гнев. В жестах читалась раздражение и досада. От тихой безысходной скорби, видимого равнодушия и безразличия не осталось и следа. Умирающая, отравляющая себя непосильной тоской, порождённой потерей дорогого мужа, княгиня, вдруг ожила, начала чувствовать, ощущать, дышать, будто вернулась в прошлое, в жизнь, которая со смертью князя Владимира разделилась надвое: «до» и «после».
   — София, ты должна держаться от него как можно дальше, — заговорщицки зашептала княгиня. Голос её дрожал в такт сотрясающемуся телу. Она оглянулась на дверь, заперла её, подошла к дочери. Повернула её к себе спиной, принялась расстёгивать петельки, силясь освободить Софию, от мокрого платья.
   — Но, маменька…
   — Не спорь! — оборвала её княгиня. — Это страшный человек…
   — Он красив…
   — Внешность обманчива!
   — Маменька, ежели вы находите его ужасным, ежели он не угодил только вам…
   — Я нахожу!? Да! Я нахожу. Он ужасен! — она тряхнула Софию, словно выкидывая из платья, отчего девушка вскрикнула. — Твой отец незадолго до своей гибели, предрекал его появление в нашем доме. Он предостерегал меня, просил, чтобы я глядела за вами и за ним.
   Хотя София на себе ощутила недобрый взгляд дяди, прикосновение, вызвавшее в ней тревогу, слова напуганной матери она воспринимала, как некий бред окончательно ополоумевшей женщины. Отец не любил разговаривать о младшем брате (да и о старшем не особо распространялся), но поверить, что он перед смертью предупреждал жену о визите Луки Арчеева, и велел, точно курице-наседке встать на защиту цыплят, не могла. Что мог сделать молодой мужчина девушке, которая силой мысли разломит ему череп напополам?
   Княгиня вновь дёрнула Софию, стягивая с неё платье, как девушку осенило: да ведь в нём течёт загадочная кровь Арчеевых! Неужели и он обладает какой-то загадочной, неизвестной ей силой? Если так, то велика ли его способность? Может ли он точно София передвигать силой мысли предметы, или проникать в разум, управляя человеком, будто марионеткой? Что если дядя Лука, как Иван изменяет внешность, создаёт точную копию любого человека, что если он видит в темноте. А может он, словно Гордей способен противостоять яду и отрастить оторванную часть тела, или чувствовать душевную боль окружающих. Что если он как отец умеет создавать огонь, или обладает чем-то таким невероятными и сильным, что все способности Арчеевых по сравнению с его силой пустой звук? Однако почему бы ему не обладать, чем-то похожим на «чувствительности» Данилы?
   — Маменька, сколько лет дяде?
   — Он младше вашего отца на год, должно быть сорок семь.
   — Полноте! Вы шутите! — выдавила из себя смешок София. — Ему не больше двадцати!
   — Напротив. Соня, он Арчеев, и как тебе должно быть известно каждый Арчеев хранит в себе какую-то тайну, — вздохнула княгиня.
   — И что за тайна у дяди Луки? — спросила София, надевая поверх ночной рубашки капот.
   — Ежели ваш отец не ошибся, дядя Лука бессмертен.