Тайна Арчеевых

Часть Третья. Глава 8

   София проснулась среди ночи от очередного кошмара. Тело содрогалось в холодном поту, сердце прыгало в груди, глаза затуманили слёзы.
   Едва она осознала, что именно ей привиделось, она зарыдала в голос, при этом яростно хватая ртом воздух, задыхаясь от потрясения.
   Путаясь в одеялах, цепляясь за подушки, молодая княгиня, спустила ноги на пол и не найдя ночных туфель, бросилась прочь из комнаты, как была босиком.
   Она бежала в спальню мужа. Свет луны проникал в единственное окно коридора, освещая холодным серебром ковровую дорожку, покрывавшую пол, стены украшенные картинами и стройную фигурку Софии,облачённую в ночную рубашку, льнувшую к её влажному от пота телу.
Дверь спальни Луки Александровича распахнулась с такой силой, что одна из створок сошла с верхних петель, ударившись о стену, повисла на нижних.
   В комнате мужа темно, но София заметила встрепенувшегося в постели князя, которого разбудил поднятый её прибытием шум.
   — Дитя моё, что вы?.. — начал было Лука Александрович, вдруг оборвав сам себя. Сев в постели, он глядел на стоящую в дверях спальни жену, на её растрёпанные волосы, сжатые в кулаки руки, искажённое гневом лицо с мокрыми от слёз щеками.
   Что-то внутри него ёкнуло. Шестое чувство требовало быть осторожным. Ему грозила опасность.
   «Опасаться мне?! И кого? Эту хрупкую женщину, которая предана мне точно собака!», — он ухмыльнулся абсурдности собственных мыслей.
   Но не успела обозначиться на губах, как невидимая сила, обхватила его шею, точно костлявая пятерня самой смерти, перекрыв кислород, дёрнула, приподняла и мощным толчком пригвоздила к деревянному изголовью кровати.
   От удара затылком у князя поплыли алые пятна перед глазами. Он вскинул руки к шее, желая освободиться от злосчастной пятерни, но руки вместо ожидаемой кисти, вонзились в собственное горло.
   — Отпусти… — прохрипел Лука Александрович.
   — Вы убили его! — крикнула София, сильнее стиснув шею мужа. Сердце её разрывалось от боли. Человек, которого она боготворила, предал её, оказавшись сущим Дьяволом, убийцей.—Сожгли точно соломенное чучело! О, Господи… — она зарыдала, но «невидимую руку» от шеи мужа не отняла.
   — Вы меня…задушите… — прохрипел Лука Александрович, извиваясь в постели силясь высвободиться, оторвать голову от спинки кровати.
   — Право, задушу! И поделом вам! — с горечью в голосе ответила София. — Однако вас с вашим даром бессмертия разве задушишь!
   «Невидимая рука» разжала пальцы.
   София упала на колени, закрыв лицо руками, принялась рыдать.
   Лука Александрович отпрянув от спинки кровати, словно она была живой, и именно она его держала, принялся кашлять, чувствуя, как саднит горло.
   — Задушишь моя птичка, — откашлявшись, сказал Лука Александрович. — Но истинно ли вы этого хотите?
   София отняла ладони от лица:
   — Вы убили его. Убили моего отца. И всё из-за крови, — сквозь слёзы и всхлипы, — из-за желания перенять наши силы, наш дар. Вы верно и меня выкрали, чтобы силу забрать, всё выкачать, как из тех младенцев!
   Лука Александрович спрыгнул с постели, метнулся к жене. Глаза его расширились, лицо вытянулось в удивлении.
   — Да. Да Лука Александрович, я всё знаю, — всхлипывала София, опустившая плечи, в которые вцепился князь. — Знаю про вас с Авдотьей Фёдоровной, про детей, которых вы убили, про бабушку Елизавету, что сгорела как мой отец и про Отца Кондрата, которого вы отравили, прибегнув к яду, что держите в перстне.
   С каждым произнесённым изумление Луки Александровича возрастало. Челюсть его поползла вниз, глаза лихорадочно бегали, ища подвоха.
   — И ежели б могла, ей-богу убила! — выплюнула София с такой ненавистью, что всегда холодное сердце князя пронзила раскалённая игла.
   Её глаза, лицо, движения, всё оказалось пропитано такой болью и разочарованием, что Лука Александрович, припав перед ней на колени, склонил голову, ощущая жажду раскаянья. Наплевав на самолюбие, он готов был просить у неё прощения, у единственной живой души, которая стала в его жизни не просто не безразлична, а значима. И если она отчаянно желает его смерти, то ему нет более смысла жить.
   — Любовь моя, — прошептал он, едва сдерживая слёзы. — Я могу жить вечно. Меня не убьёт время, не тронут болезни, однако ежели кто-то всадит мне пулю в лоб, или вонзит кинжал в спину, я умру. И ежели вы знаете, что никогда не сумеете простить мои деяния…
   — Деяния! Сделайте милость говорите уже как есть! Убийства! Боже правый, убийства! — взвыла София, силой мысли подняв князя над полом и оттолкнув его от себя, запустила, точно марионетку в стену.
   Лука Александрович— то существо, наполнявшее его тело, называющееся душой, вдруг ощутив гнев, восстало против жены, посмевшей оскорбить его—ударившись о стену и рухнув на пол, поднялся на ноги, и, перехватив дар Софии, «невидимой рукой» схватил жену за шиворот, швырнул о стену, чтоб и она почувствовала то унижение, которое пережил он.
   Упав на пол вместе с портретом Луки Александровича висевшем на стене, София в недоумении уставилась на мужа. Теперь настал её черёд удивляться. Она попыталась подняться, когда «невидимая рука мужа» подхватила её, перенесла по комнате, поставив точно против князя, глаза которого сияли азартом и злорадством. В них не было той нежности и любви, которую она наблюдала раньше.
   — Я просил всего лишь немного крови. Столько, сколько требует наука! — зашипел он, прожигая Софию безумным взглядом. — Однако они все противились, они отвернулись от меня, бросили, и посмели противиться мне! За что и поплатились! Они догадывались о моём бессмертии, но и подумать не могли, что я могу ещё и отнимать чужой дар, впрочем, лишь на время, но всё же могу. Я ненавидел их с самого детства. Владимир рождал огонь, а Кондрат мог исцелять своей кровью. Право, пару капель и содранные коленки тотчас заживают, проходит лихорадка, скарлатина ипрочее. А, что мог я? Только брать взаймы!..
   — Лука Александрович, извольте отпустить меня, — прошептала София, продолжая тихо всхлипывать.
   — Вы знаете слишком много моя птичка, я вас более никуда не отпущу, — процедил он сквозь зубы.
   — Однако я не намерена оставаться здесь…
   — Вы никуда не уйдёте! Я не пущу! — прорычал он. «Невидимая рука» отшвырнула Софию к распахнутой двери, прямо к босым ножкам маленького Луки.
Гневный взгляд Луки Александровича встретился с не менее гневным взглядом полуторагодовалого сына, отчего князя передернуло.
   «Я выкачаю из тебя всю кровь. Ты достаточно вырос, чтоб твоей крови хватило», — мелькнула в голове князя.
   Подхватив Софию «невидимой рукой», Лука Александрович перенёс её к себе на кровать (София пыталась противиться, прибегнув к дару, который отнял муж, но дар ей изменил), направился к ребёнку, замершему на пороге.
   — Это ты ей всё показал. Твой дар показывать сны? Однако откуда ты всё узнал?
   — Лука Александрович, не троньте его… — взмолилась София, глядя, как князь приближается к малышу, замершему на месте.
   Голос её оборвался. «Невидимая рука» вцепившись в шею, пригвоздила её к изголовью кровати, точно повторив её же собственные действия по отношению к Луке Александровичу.
   — Ты расстроил наш брак. Понимаешь? Ты разрушил счастье мамы…
   — Нет!.. — горло Софии сдавило. Она начала задыхаться и хрипеть.
   — …Отчего папа тебя накажет... — Лука Александрович потянувшись к сыну замер.
   Сердце, отбивавшее ровный ритм, вдруг остановилось. Просто встало. Замерло, перестало биться.
   Лука Александрович схватившись обеими руками за грудь, упал на колени. Открыв рот, он хотел что-то сказать, но  принялся глотать воздух, который никак не шёл в лёгкие, которые по ощущениям превратись в два сморщенных мешка.
    «Невидимая руку» отпустила Софию, девушка зашлась в кашле.
   Маленький Лука стоял, чуть наклонив голову на бок, красные губки вытянулись в тонкую линию, он не сводил холодного взгляда с отца.
    Князь, упавши на пол, ударил себя в грудь, словно намериваясь заставить работать сердечную мышцу, однако безрезультатно. Он знал — пока маленький Дьявол глядит на него, его сердце и лёгкие останутся безучастны.
   «Я бессмертен. Я вечно молод и мог бы прожить несколько сотен лет. Однако умираю от рук собственного выродка в сорок семь лет. Сорок семь!», — взгляд князя замер на потолке.
   София бросилась к мужу. Упав перед ним на колени, глядя на остекленевший взгляд чёрных пустых глаз, она обхватила его лицо руками, принялась осыпать поцелуями, будто начитавшись сказок, верила, что сможет своей любовью оживить его. Да он был жестоким убийцей, погубившим ни в чём не повинных младенцев, убивший собственных родителей и двух братьев, но она продолжала любить его. Любить того человека в глазах которого видела лишь любовь и нежность, ласку и страсть.
   Муж лежал неподвижно, не отзывался на её поцелуи, слёзы, а после и гнев. Он не слышал, как она взывает к нему, умоляя вернуться. Он не видел, как сын, его убийца, перебирая маленькими босыми ножками, подошёл к маме, как положил тёмную головку ей на плечо и позвал: — Мамочка. И как София, заливаясь слезами, отпряла от остывающего мужа, прижала малютку к себе, ответив ему: — Мама не сердится. Но больше никогда так не делай.