Тайна Арчеевых

Часть Первая. Глава 2

В просторной диванной со стенами украшенными гобеленом за круглым небольшим столом сидела княгиня, — маленькая, худая, бледная женщина в чёрном платье — раскладывала пасьянс, изредка бросая отстранённые взгляды на дочь, что сидела с вязанием на одном из диванов. В очередной раз, подняв глаза на девушку, княгиня случайно смахнула карты со стола, привлекая её внимание.
  Не успела княгиня и глазом моргнуть, как карты упавшие на пол затрепетали, зашуршали, после чего, будто обзавелись невидимыми крыльями, взлетели в воздух, сложились в аккуратную стопочку и, пролетев несколько сантиметров, приземлились на стол подле рук княгини.
   — София! Я бы попросила! — оторвавшись от «оживших» карт, воззрившись на дочь, строгим голосом произнесла княгиня.
  — Но, маменька, здесь ведь никого нет кроме вас голубушка, — возразила София, продолжая вязание. Лёгкая улыбка озарила её красивое лицо.
   Княгиня, вздохнула, принялась складывать разложенные на столе и поднятые дочерью карты в общую колоду. Занимаемые её воспоминания, приносящие одну лишь боль, вдруг укололи в самое сердце. Потеря любимого мужа и заботливого отца, опекавшего семью, служившего твёрдой опорой в любой ситуации, сделает её жизнь и жизнь детей, тяжёлой, трудной. Отчего же сделает? Уже сделала. Ответственность за троих отпрысков легла на её хрупкие плечи непосильным балластом. Воспитание же тем непосильно, что дети обладают дарованиями, от которых у неподготовленного человека кровь стынет в жилах, и шевелятся волосы на голове. Однако о том, чтобы выпустить их из-под крыла, тем самым облегчить себе жизнь она и думать не желает. Со смертью мужа весь её крошечный мир сосредоточился именно на детях. В душу закрался страх разоблачения. Во снах всё чаще пылают костры, и слышится крик дочери, которую сжигают точно ведьму.
   Руки княгини задрожали. Покончив с каратами, она посмотрела на дочь, что склонив голову, расправив острые плечики, занималась рукоделием. В отличие от матери, выглядела она спокойной, даже умиротворённой.
   Софии два месяца назад исполнилось шестнадцать, барышня в сопровождении матери уже побывала на двух балах, где получила предложение руки и сердца от двух разных кавалеров. Девушка с огромными чёрными глазами и густыми блестящими волосами воронова крыла одним только взглядом сумела обольстить графа Адлер-Берга и барона Акурти фон Кинигсфельса. Оба получили отказ. И если первый с достоинством принял отклонение юной госпожи Арчеевой, то последний сдаваться не собирался. Получив отказ, барон Акурти фон Кинигсфельс сообщил Софии, что будет с нетерпением ждать их следующей встречи и льстит себя надеждою на её расположение к нему. Княгиня на замужестве дочери не настаивала, хотя барон Кинигсфельс по её мнению составил бы Софии блестящую партию, о чём мать не преминула сообщить дочери. Мужчина хорош собой, обладает мягким характером, острым умом, старше Софии на пятнадцать лет, имеет положение в свете и достаточно богат. Единственным его минусом княгиня считала отсутствие чувства юмора, барон Кинигсфельс любую фразу воспринимал всерьёз, его невозможно было рассмешить, другое дело обидеть. Но с недостатком этим можно мириться. А вот страх, что дочь раскроет барону тайну их странной, в какой-то мере загадочной семьи заставлял княгиню быть осторожной с бароном и в оба глаза следить за Софией.
   Нет, дочь не глупа, отнюдь. Озорная, своенравная, гордая София могла выдать себя по случайности, скучая, желая повеселиться и распугать присутствующих, она силой мысли сумела бы поднять стол с блюдами и перенести его в соседнюю комнату. В силу юношеского безрассудства, врождённой дерзости и унаследованного от отца своенравия, девушка отказывается признать всю серьёзность положения. Так впервые выйдя в свет, София уронила крышку рояля, в тот момент, когда нахамившая ей юная барышня Баранова сидела за инструментом. От грохота сотрясшего комнату барышня, восседавшая за роялем, потеряла сознание, приведя в волнение публику и в восторг находившуюся в противоположном углу комнаты Софию. Когда княгиня, подхватив дочь за локоть, стиснув зубы, велела немедленно прекратить подобные игры, София, растянув чувственные губки в самой нежной и искренней улыбке, на очередное замечание матери, возразила, мол, откуда им знать, что крышку уронила она? Все видели, как та шлёпнулась сама собой!
   Заметив тень печали на лице княгини, София поднялась с дивана, подошла к матери, наклонилась, поцеловала в щёку и, обвив руки вокруг шеи, с неким лукавством и сожалением в голосе сказала:
   — Маменька, ну же, я право только дома.
   Княгиня, глядя перед собой, подняла руку, погладила дочь по чёрным прямым волосам, тем самым дав понять, что не сердится на шалости Софии, пусть и боится разоблачения.
   Постояв так некоторое мгновение, София отстранилась, погладила мать по плечам, и когда та обернулась, вопросительно поглядела ей в лицо.
   Княгиня поднялась из-за стола, собиралась что-то сказать, как в дверь постучали, а на пороге возник приземистый мужик с жидкой седеющей бородой и большими лучистыми глазами.
   — Ваше сиятельство, — обратился он к княгине, — вас мальчишка какой-то спрашивает-с. Говорит племенник князя покойного. Прикажете проводить к вам?
   Тревога, что секунду назад, сменила меланхоличное и скорбное выражение лица княгини усилилась. Вскинув брови, женщина взглянула на Софию. Просящий испуганный взгляд, говорил о некой растерянности и беспомощности. Бледные дотоле щёки вспыхнули алыми пятнами, заставив княгиню отвернуться от дочери, устыдившись своей забывчивости и несвойственной ей злости. Бедный мальчик приехал совсем некстати, его визит стал полной неожиданностью даже несмотря на письмо, что писал поверенный юноши, князю Владимиру (не подозревая, что тело Владимира Арчеева уже было предано земле) сообщая о приезде юноши, прося приютить осиротевшего племенника.
   — Прикажете, проводить к вам? — повторил свой последний вопрос Григорий.
   — Проводи его в гостиную, я сейчас приду, — ответила княгиня, не глядя на Григория, продолжая блуждать в собственных мыслях. «Как же я могла позабыть? Сколько дней прошло после того как я вскрыла конверт и прочла письмо?», — задавалась она вопросами.
   В ту минуту, как Григорий скрылся за дверью, молчаливо стоявшая София бросилась к матери, хватая её за руки.
   — Маменька, неужели у нас в доме кузен, которого мы прежде никогда не видали?— взвизгнула восторженная София.
   — Ты сломаешь мне пальцы, — сказала княгиня, высвобождая свои бледные холодные руки из розовых кулачков Софии.
   — Простите маменька, — воскликнула София, отпуская княгиню, что поправив подол платья, поспешила из диванной к дожидающемуся её гостю.
   София бросилась за матерью. Девушка сдерживала себя от желания припустить вперёд княгини и первой влететь в гостиную, очутившись лицом к лицу с кузеном. Кузеном, которого никогда не видела!
   «Какой он? похож ли на нас? На широкоплечего Ивана с его хмурым взглядом и добродушной улыбкой, что освещает лицо брата, точно лучик солнца, прокравшийся в темноту;  или на бледного Гордея, с его невероятными голубыми глазами? А может, он схож со мною?», — перебирая маленькими ножками, обутыми в мягкие туфли размышляла София, держась за спиной матери так близко, что каждый раз боялась на неё налететь или наступить на подол её платья.
   У дверей гостиной княгиня столкнулась с стоящими в ожидании её появления сыновьями Иваном и Гордеем. Заслышав о приезде загадочного кузена, оба поспешили к гостиной, куда тот был приглашён. Они с нетерпением переминались с ноги на ногу, желая скорее увидеться с юношей, о существовании которого знали только из писем получаемых ныне покойным отцом.
   Бросив на сыновей укоризненный взгляд, княгиня с долей некой властности распахнула двери, вошла в гостиную в сопровождении троих детей.
   Посередине просторной гостиной с каменным полом, тяжёлыми портьерами на окнах, вычурными диванами, стоял худой юноша с длинными доходившими до плеч чёрными волосами, карими глазами, — чьи опущенные уголки придают обладателю грустный вид, — и высокими скулами. Увидев столпившееся у дверей семейство, он стиснул ручку чемодана, который держал перед собой, втянул шею, точно пытался скрыться в великоватое пальто, покрывавшее его сутулые плечи.
   — Госпожа Пелагея Михайловна Арчеева? — спросил он грубоватым ломающимся голосом, глядя на миловидную молодую женщину.
   Княгиня напряглась, своим хрупким телом, стремилась закрыть юношу, что превосходил её ростом, девушку физически не уступающую матери, так и пышущую здоровьем и энергией и бойкого мальчишку удивительно бледного, с белоснежными волосами, бровями и ресницами, чьи голубые, словно льдинки глаза злобно впились в Данилу.
   «Альбинос» — мелькнуло в голове Данилы незнакомое слово, подсказанное бестолковым внутренним даром.
   — Она самая, — ответила женщина, разглядывая юношу. — А вы должно быть Данила? Сын священника?
   — Да, — отозвался он. — Я племенник вашего мужа.
   — Папа умер! — выплюнул альбинос.
   — Простите, я не знал, — смешавшись, сказал Данила.
   — Это верно, Владимир Александрович… его с нами больше нет. Но вам не за что извиняться, — заговорила княгиня, одёргивая, как ей казалось незаметно, младшего сына, который, взбрыкнулся под её маленькой рукой, точно необъезженный жеребец. — По этой самой причине мы не сумели приехать на похороны вашего батюшки. Право, как странно, два родных брата умерли с разницей в два дня.
   Данила молчал, не зная, что ответить. Он вспомнил скромные похороны отца, дядю, Луку Арчеева, который в короткий срок лишился сразу обоих братьев и к которому, Данила не питал ничего кроме страха и недоверия. Он вспомнил злость, испытанную к другому дяде и его семье, что не соизволили проститься с покойным и к которым отправляли Данилу. Злость эта жила в сердце юноши по сей день, до этой самой минуты, пока он не узнал истиной причины отсутствия родственников на похоронах отца. Комок злости, разрастающийся в душе Данилы, лопнул как мыльный пузырь, позволив завопить совести сумевшей пристыдить его. Данила потупил взгляд и сильнее сжал ручку чемодана.
   — Мы вас ждали,— нарушила повисшую неловкую паузу княгиня. — Однако в письме от вашего поверенного говорилось, что вы приедете днём позже, — вдруг вспомнив подробности забытого и мало волновавшего её письма, сказала княгиня. — Впрочем, мы очень рады вас видеть, — добавила она, силясь разогнать печаль, что отражалась в скромной натянутой улыбке.
   — Верно, поверенный что-то напутал с датами, — попытался оправдаться Данила, вспомнив седого полуглухого, полуслепого высушенного старика, что сгорбившись, часами сидел за столом, скрипя пером по бумаге, выводя букву за буквой.
   Княгиня, выслушала Данилу, с любопытством разглядывавшего её и детей, попросила старшего сына показать двоюродному брату его новую комнату, сама призвав прислугу, приказала накрывать на стол. Когда юноши покинули гостиную, она опустилась на диван, с задумчивым видом глядя сквозь Софию, размышляла о ещё одном ребёнке, что некстати повис у неё на шее.