Декларация независимости, или Чувства без названия

Глава 46. Тысяча слов и одно дело. Часть II

Я усмехнулся, покачав головой.
- Ты ждешь, что я испорчу весь сюрприз? Черт, нет, тебе просто придется потерпеть, и ты увидишь, что я задумал, - сказал я.
- Правда? – спросила она теперь уже с удивлением.
Я кивнул.
- Да, правда. Почему, ты думаешь, я заставил тебя так одеться? - спросил я.
Она пожала плечами.
- Элис сказала, что это день Святого Валентина, так что я подумала, что это и был твой сюрприз, - сказала она, указывая на свою одежду.
Я застонал, закатив глаза.
- Ты серьезно думаешь, что ЭТО может быть сюрпризом? - спросил я.
Она пожала плечами, и я вздохнул, качая головой и борясь с желанием сказать ей, чтобы она завязывала быть столь абсурдной.
- Нет, Белла, не этот сюрприз я тебе приготовил. Это было как раз сраным отвлечением, чтобы я мог ускользнуть и подготовить сюрприз.
Она смотрела на меня в течение секунды, а потом вспыхнула восхитительной улыбкой.
- Ты такой милый, - сказала она, глядя вниз, на розы, которые держала в руках, и румянец начал расползаться на ее щечках. - Большое тебе спасибо.
Я начал смеяться, когда она поднесла цветок к носу, чтобы понюхать его.
- Не торопись благодарить меня, детка. Нет никаких гарантий, что я не облажаюсь, - сказал я, усмехаясь.
Она посмотрела на меня, все еще краснея и улыбаясь.
- Если мы будем вместе, то это уже будет здорово, - выговорила она.
Я замер, а затем кивнул, немного удивленный тем, что услышал от нее, поскольку я почувствовал то же самое всего за миг до ее откровения.
- Да, так и будет, - сказал я тихо.
Некоторое время я смотрел на нее, а она смотрела на меня прямо в глаза. Я сделал еще один шаг вперед и наклонился, мягко прижавшись к ее губам своими. Она удовлетворенно вздохнула и раскрыла губы, которые были покрыты блеском, и на мгновение показала свой язычок. Я быстро провел языком по ее губам, пробуя сладкий клубничный вкус ее помады, прежде чем приласкать ее язык своим.
- Такая сладкая, - сказал я, оторвавшись от ее губ.
Я провел указательным пальцем по ее нижней губе, стерев с нее немного блеска, и нанес его на свои губы. И снова попробовал его, ухмыляясь.
- Ты ведь знаешь, что это дерьмо исчезнет с твоих губ прежде, чем мы даже выйдем отсюда? - я наклонился вперед и поцеловал ее еще раз.
Она улыбнулась, кивнув, когда я отстранился.
- Знаю, поэтому Элис дала мне этот тюбик, - сказала она и достала из кармана тюбик с розовым блеском.
Я усмехнулся.
- Ну, со стороны Элис это было хорошо продумано, - сказал я.
Я взглянул на часы, вздохнув.
– Ну, ты готова объявить начало этой ночи?
Она кивнула. Я подошел, открыл дверь и жестом пригласил ее выйти. Я разблокировал замки и открыл дверь машины, ведя себя, как гребаный джентльмен, как и полагается в таких случаях. Когда она садилась в машину, то одарила меня милой улыбкой, в ее глазах отчетливо замаячило волнение. Я закрыл дверь и вздохнул, очень надеясь, что я ничего не испорчу.

Я сел в машину, завел ее и направился обратно в Порт-Анжелес. Я пытался вести машину более или менее осторожно, но мне это не удалось, потому что мои ноги, казалось, обладали своим собственным сознанием, и стрелка спидометра медленно, но верно ползла вверх. Я видел, что Изабелла взглянула на нее несколько раз, но ничего не сказала. Она также ничего не сказала и о том, что я не был пристегнут ремнем безопасности, но опять же, обычно она никогда не комментировала мое вождение.
Мы доехали до Порт-Анжелеса, и я свернул на шоссе № 101, направившись к Центру изящных искусств Порт-Анжелеса. Пока мой быстро думающий мозг старался придумать, что делать, я решил, что мы пойдем туда, где - я знал - ей понравится. Она творческий человек и рисует лучше, чем многие из них, и неважно, понимала она это или нет, и я подумал, что ей понравится в художественном музее. У них имеются и крытые павильоны, и экспозиции под открытым небом, где представлены все виды искусства, поэтому я решил, что что-нибудь в этом чертовом месте должно было привлечь ее внимание.
Ее лоб был нахмурен, когда я помогал ей выйти из машины – она явно не совсем понимала, что это было за место. Я увидел, что она обратила свой взгляд на большую красную расписную вывеску, слегка склонив голову, когда читала название.
- Это художественная галерея, - сказал я, не зная, поймет ли она, прочтя надпись "Центр изящных искусств".
Она посмотрела на меня, от удивления вскинув брови.
- Вроде музея изобразительного искусства?
Я улыбнулся и кивнул.
- Да, типа того, - сказал я.
Она улыбнулась, все черты ее лица выдавали волнение. Я сразу понял, что сделал чертовски правильный выбор, и что ей понравится это дерьмо.
Я взял ее за руку, соединив наши пальцы, и повел в здание. Открыл дверь и пропустил ее первой, скользнув внутрь следом за ней и поддерживая ее за руку. Она остановилась, когда оказалась внутри, нерешительно оглядываясь. В помещении царил полумрак, рассекаемый лишь тонкими полосками света по периметру всего здания, и повсюду были расставлены экспонаты. Она посмотрела на меня, а я ответил ей маленькой улыбкой.
- Ну, давай посмотрим на эти произведения искусства, tesoro, - сказал я.
Она еще раз осмотрелась вокруг, не шевелясь.
- Ты не должен заплатить? - спросила она тихим шепотом.
Я таращился на нее пару секунд, шокированный ее вопросом.
- Нет, - ответил я, нерешительно покачав головой.
Я был застигнут врасплох, не ожидая такого поворота.
- Чтобы посмотреть на искусство здесь, не нужно платить.
Ее глаза в шоке расширились, и она снова оглянулась. Я просто стоял, стараясь быть терпеливым, и ждал, немного переживая из-за того, о чем она думает. Я почувствовал себя плохо из-за того, что привел ее куда-то, где мне не пришлось потратить даже гребаного десятицентовика, как будто я был прижимистым скупердяем или кем-то в этом роде.
- Это место, действительно, бесплатное? - спросила она, наконец, посмотрев на меня.
Я чуть улыбнулся, кивнув головой.
- Да, tesoro. Это бесплатно. Они не берут плату, - сказал я.
- Почему нет? - спросила она совершенно серьезно.
Некоторое время я смотрел на нее, на хрен, не зная, как ответить на этот вопрос. Я никогда раньше не задумывался об этом дерьме.
- Думаю, в образовательных целях. Кто-то вложил средства в это место, чтобы люди могли прийти и насладиться искусством совершенно бесплатно. Большинство людей рады возможности не платить за что-либо, поэтому произведения искусства увидят и оценят большее количество посетителей. Художники, как правило, работают не ради денег, а для удовольствия так же, как и многие музыканты. Мне кажется, - сказал я, пожав плечами.
У меня не было гребаного мнения на счет, правильно это или нет, потому что я очень мало знал об искусстве, но это звучало так, будто вполне может быть правдой.
Чуть погодя, она кивнула и улыбнулась, и казалось, что она поняла.
- Хорошо, - сказала она, оглядываясь по сторонам.
- Хорошо, - повторил я. – Сейчас мы уже можем начать знакомиться с искусством, или ты еще хочешь пообсуждать денежный вопрос?
Ее глаза слегка расширились, и она отрывисто покачала головой.
- Прости, я вовсе не собиралась проявлять любопытство к деньгам, - сказала она, слегка запаниковав.
В замешательстве я нахмурился и помотал головой.
- Ничего страшного, я просто подшучиваю, - сказал я.
Она чуть улыбнулась.
- Ну, тогда ладно. Сейчас мы можем посмотреть на предметы искусства, - сказала она.
Я усмехнулся, слегка сжав ее руку.
- Хорошо, - сказал я, потянув ее за собой.
Мы ходили по залу, останавливаясь через каждые несколько футов, чтобы рассматривать экспонаты. У них был представлены почти все возможные виды искусства: резьба по дереву и керамике, и скульптуры, и картины, и рисунки, и фотографии, и ремесла, и другие творения. Это было интересно, не совсем обычное место, не из тех, в которых я привык бывать, но, как я уже говорил, для меня все было весело, если она была рядом. Она сияла на протяжении всего времени, ее лицо просветлело, а глаза, черт побери, сверкали. Она комментировала произведения искусства, не колеблясь, просто открывала рот и произносила то дерьмо, которое я бы ни в жизнь не подумал, что она скажет. Она чертовски глубоко анализировала это фуфло, а я просто стоял в стороне и с удивлением ее слушал. Мы увидели картину с изображением какой-то грустной женщины с букетом оранжевых листьев, и еще там были деревья, и я смотрел на нее, полагая, что это стилизовано под времена года или какую-то подобную хренотень, потому что из-за того, что она была грустной, становилось чертовски холодно, но Белла сказала, что она мечтает. После этого я таращился на нее целую минуту, совершенно потрясенный, потому что этот бред никогда бы не пришел мне в голову.
- О чем она мечтает? – спросил я, желая знать, что за хрень она сказала.
Она вздохнула и, посмотрев на картину несколько мгновений, пожала плечами.
- Не могу знать наверняка. Мне кажется, она одинока, и время проходит мимо нее, а она просто дрейфует по жизни, ожидая момента, когда что-то, наконец, встряхнет ее, и она по-настоящему проснется и заживет, - ответила она.
Мои глаза расширились от испытанного шока, и я уставился на нее, потому что ожидал услышать, что "она мечтает об осени" или что-то другое, но не это.
- Я... а-а... - начал я, обернувшись, чтобы посмотреть на картину, недоумевая, как она, на хрен, дошла до этого. - Я думаю, мы должны достать тебе GED (диплом об общеобразовательной подготовке), чтобы ты смогла поступить в колледж. Ты, мать твою, слишком умна, чтобы не сделать этого.
Она повернула голову, чтобы посмотреть на меня, и слегка прищурилась.
– Уместно ли сквернословить в художественной галерее? - тихо спросила она.
Я повернулся и посмотрел на нее, изумленный, что она, черт возьми, сказала это после того, как я фактически предложил, что мы отдадим ее в школу, и разразился смехом из-за выражения ее лица. Я поднес руки ко рту, чтобы прикрыть его, стараясь не побеспокоить никого поблизости, а она улыбнулась.
- Ты, на самом деле, считаешь меня достаточно умной для школы?
Я взял свой смех под контроль и пробежался рукой по волосам, кивнув.
- Да, считаю. И хочу сказать, что тебе необходимо продолжать работу над навыками чтения, письма и всего остального, и нет никаких причин, почему ты не можешь заняться этим - сказал я, пожав плечами.
Она кивнула, продолжая нежно улыбаться мне. Я улыбнулся в ответ.
- Ты ведь знаешь, что я могу помочь тебе, верно?
Ее улыбка стала шире.
- Я знаю, что ты можешь попытаться помочь мне. А получится у тебя или нет, это уже другой вопрос, - игриво заявила она.
Мои глаза в ужасе расширились от ее язвительности.
- Злючка, - сказал я, ухмыляясь. – И, думаю, мне это нравится.
Она покраснела и отвернулась от меня, а я фыркнул. То, как она могла в считанные секунды превратиться из игривой и саркастичной в застенчивую и заливающуюся румянцем, было ужасно мило. Она была истинной женщиной, загадкой.
Мы прошли по остальным галереям, общаясь и держась за руки. Мы вышли на улицу и рассматривали экспонаты снаружи, расставленные среди деревьев, которые, казалось, нравились ей не меньше. После того, как закончили, мы направились к машине, я взглянул на часы и был шокирован тем, что мы проторчали в этой гребаной галерее, разглядывая произведения искусства, целых два часа.
- Знаешь, не исключено, что однажды мы увидим здесь и какую-нибудь из твоих работ, - сказал я.
Она посмотрела на меня, вопросительно приподняв брови.
- Ты всерьез думаешь, что я настолько хороша? - спросила она.
Я кивнул.
- Да. И это лишь талант, данный тебе природой, а представь себе, как чертовски хороша ты могла бы быть, если бы взяла несколько уроков, - сказал я.
Она ярко улыбнулась и кивнула, никак больше не отреагировав. Я завел машину и поехал через Порт-Анжелес. Изабелла возилась с радио, и это немного раздражало меня, но я сдержался, чтобы не сказать ей, чтобы выключила его, на хрен. Я стал более терпимым - я по-прежнему вел себя, как последняя стерва, но я уже лучше умел сдерживать себя. Я не хотел срываться на ней, ведь на самом деле то, что она делала, было офигенно здорово. Тот факт, что с ней было так комфортно, что она возилась с моей музыкой, зная, каким я могу быть, был совершенно невероятным и показывал, как она изменилась. Она уже совершенно точно не была той испуганной девушкой, которую я встретил на кухне в то первое утро, умоляющей меня не наказывать ее. Эта девочка была готова сознательно надавить на мои кнопки и совсем не боялась меня, но я также знал, что она никогда не сделает этого умышленно, чтобы только вывести меня из себя. Она была совсем не такой. В ее теле не было злобных костей.
Я подъехал к гостинице, и глаза Изабеллы распахнулись от удивления, когда отель появился в поле нашего зрения. Я остановился перед ним, и она взглянула на меня.
- Что это за место? - спросила она.
Я улыбнулся, заглушив машину.
- Это "Джордж Вашингтон Инн", - сказал я.
Она слегка нахмурилась и какое-то время разглядывала большой белый особняк, потом повернулась обратно ко мне.
- Джордж Вашингтон, который президент? - спросила она.
Я кивнул в ответ.
– А разве он не умер до того, как образовался этот штат?
Я улыбнулся.
- Да, я почти уверен, что он умер, - сказал я. - "Джеопарди"?
Она смущенно улыбнулась.
- Да, - пробормотала она.
Я засмеялся и толкнул ее слегка.
- Отель лишь носит его имя, он, действительно, мать его, никогда не жил нигде поблизости, - сказал я.
Она понимающе кивнула, а я вышел из машины, подошел и открыл ее дверь, чтобы помочь.
- Так зачем мы здесь? - спросила она.
- Мы останемся здесь на всю ночь, я арендовал его, - сказал я, пожав плечами.
Она замолчала, глядя на меня с недоверием.
- Все номера? - спросила она неуверенно.
Я кивнул, а она вздохнула.
- Ничего удивительного, что ты вынужден был сводить меня в бесплатную галерею искусств, это должно было обойтись тебе в целое состояние.
Шокированный ее словами, я вытаращил глаза и начал смеяться. Она смущенно улыбалась и заливалась румянцем, явно удивленная своим собственным поведением. Обеими руками она схватила меня за руку, обняла и, прислонившись головой к моему плечу, стала смотреть вдаль на воду. Я протянул руку и погладил ее спину, поцеловав в макушку.
- Ты голодна? - спросил я.
Она кивнула, промурлыкав в ответ:
- Да.
- Хорошо, идем. Давай покормим тебя.

Мы направились внутрь, и я пошагал прямо на кухню, радуясь тому, что помещение совершенно пустынно. Я сгреб одеяло с прилавка и, открыв холодильник, схватил корзину. Изабелла посмотрела на нее с удивлением, а я усмехнулся, велев ей следовать за мной. И направился обратно к двери, она последовала за мной на лужайку. Я остановился на полпути, поставил корзину на траву и расстелил на земле одеяло. Взглянув на Изабеллу, я увидел, что она улыбается, глядя на меня с любовью.
- Пикник? - спросила она.
Я кивнул и улыбнулся еще шире. Она подошла и аккуратно опустилась на одеяло. Я сел рядом с ней и стал доставать из корзины контейнеры, расставляя их вокруг. Я открыл контейнеры, Изабелла окинула их оценивающим взглядом и, потянувшись, тут же схватила виноградинку, которую запихнула в рот. Она улыбнулась, когда увидела, что я наблюдаю за ней.
Я усмехнулся, взял в руки зеленую бутылку и сорвал с нее крышку, затем достал два пластиковых стаканчика. Изабелла смотрела на меня с опаской, пока я наливал в стаканы жидкость с пузырьками, один из них я протянул ей. Она осторожно взяла его и, поднеся к носу, понюхала.
- Это алкоголь? - спросила она недоверчиво.
Я усмехнулся, покачав головой.
- Боюсь, что нет, angelo mia. Это игристый виноградный сок. Ты и я - мы будем трезвы сегодня ночью, - сказал я, ухмыляясь.
Она посмотрела на меня с нескрываемым удивлением, но, улыбнувшись, пригубила свой напиток.
- Ням, - сказала она. Я усмехнулся и отхлебнул из своего стакана. Никогда прежде я не пробовал ничего такого, и Элис предложила мне его, когда я сказал, что хотел бы попытаться избежать алкоголя и провести вечер в расслабленной обстановке. Я уже видел Беллу подвыпившей и даже пьяной... Я хотел, чтобы мы были естественно раскованы без необходимости накачивать себя гребаными одурманивающими веществами, чтобы сблизиться.

Некоторое время мы просто жевали, болтая и смеясь, черт возьми, просто расслаблялись. Я взял немного еды, но ее было достаточно. Она не жаловалась, она благополучно поела и откинулась на спину, сбросив туфли. Мы говорили обо всем, о каждой мелочи, о которой только могли подумать. Мы говорили о банальном дерьме вроде книг и фильмов и о погоде, а потом перешли к более серьезным темам. Она рассказала мне истории из своего детства или, как я считал, из жалкого подобия детства, рассказала о матери. В свою очередь, я поведал ей о своей маме, даже несмотря на то, что это была чертовски больная тема, но я решил, что это не такое уж большое дело, когда узнал, что она, на самом деле, встречалась с моей мамой.
Я спросил Изабеллу, что она помнила о моей маме. Она рассказала, как мама играла с ней в грязи и сделала для нее кукол, с которыми Белла могла играть. Мне это напомнило о том дне, когда Изабелла нашла в моей комнате одну из маминых тряпичных кукол, как она смотрела на нее и сказала, что у нее была такая. Было совершенно потрясающе, что моя мама сделала ее для нее и подарила ей единственную игрушку, которая была у нее, пока она была маленькой. Странно, насколько все это казалось взаимосвязанным.
Нам обоим было приятно просто говорить о своем прошлом без страха, что тебя осудят или отнесутся снисходительно. Черт возьми, она понимала меня, а я понимал ее, и именно поэтому мы так хорошо ладили. Мы, действительно, были, как две капли воды, только выросли на разных концах спектра и сошлись вместе в его центре. Мы учились друг у друга, и оба росли, как личности.
Спустя какое-то время мы начали бросаться друг в друга виноградом и пытались поймать его ртом. Было чертовски смешно, потому что она не смогла поймать ни одного, ее усилия были тщетными, и однажды она чмокнула меня прямо между глаз, но это лишь развеселило нас.
После того, как мы успешно прикончили весь гребаный виноград, я присел и сграбастал клубнику. Переместился поближе к ней, и она улыбнулась, когда я поднес ягоду к ее губам. Она откусила от нее маленький кусочек, и сок потек по ее подбородку. Я отбросил клубнику, просто кинул ее на сраное одеяло и наклонился. Слизнул сладкий сок, и она застонала, веки ее, затрепетав, закрылись. Я припал своими губами к ее после того, как она проглотила клубнику, а она подняла руки и тут же запустила их в мои волосы, притянув меня к себе поближе. Она прилегла на одеяло, и я склонился над ней, целуя ее очень глубоко.
Некоторое время мы целовались, что было вполне нормальным для гребаных переполненных гормонами подростков, которыми мы и являлись. Я щекотал ее шею, а она хихикала, запустив руки под рубашку, поглаживая мне спину. Я провел рукой вверх по ее бедру и вдруг застыл, когда рука наткнулась на голую кожу, и я понял, что ее черные колготки были максимум до бедра. Через секунду я возобновил движение рукой, выдохнув ей в шею, когда мои пальцы побежали по чему-то, подозрительно похожему на чертов пояс с подвязками. Я отклонился, чуть переместившись. Посмотрел вниз и немного поддернул ее платье, замерев, когда мои глаза, действительно, обнаружили черный пояс с подвязками.
- Срань господня, Белла! Ты пытаешься довести меня до гребаного инфаркта? – спросил я, глядя на нее.
Она сморщила лоб, глядя на меня с замешательством, и меня осенило, что она ни хрена не понимала, что это дерьмо способно сотворить с таким, как я. Она не знала, как чертовски сексуальна была в нем, а я лишь знал, что мне, как пещерному человеку, хотелось перекинуть ее через плечо, оттащить в дом, сорвать с нее платье и, б...ь, просто глазеть на нее.
- Это охеренно сексуально, - сказал я, потянув за подвязку.
Ее глаза расширились от удивления из-за знакомства с новыми пикантными подробностями.
- Правда? - спросила она.
Я кивнул, а она покраснела, что возбуждало меня еще больше. Мысли о чистой, мать ее, невинной девушке, с головы до пят заливающейся румянцем, на которой надеты подвязки, было достаточно, чтобы заставить мой член пульсировать. Я старался игнорировать эту хрень, оглядываясь по сторонам в поисках достойного повода, чтобы сменить тему, потому что, если я зациклюсь на этом, мне придется повесить груз в свои гребаные штаны.
Ухмыльнувшись, я кинул взгляд на корзинку для пикника. Я сунул руку внутрь и вытащил купленные упаковки "Toblerone". Я бросил ей одну, и она, взглянув на нее, улыбнулась.
- Элис сказала, что на день Святого Валентина нужно дарить возлюбленным шоколад, а нет лучшего шоколада, чем сраный "Toblerone", детка.
Она улыбнулась, открыла его и, отломив треугольник, сунула его в рот.
- Спасибо, - серьезно сказала она.
Я улыбнулся, пожав плечами.
- Это всего лишь шоколад, - сказал я.
Она вздохнула и покачала головой.
- Не только... Я имею в виду все это - оно значит для меня больше, чем ты когда-нибудь узнаешь. За то, что веришь в меня. Что веришь в нас, - сказала она.
Я кивнул.
– Благодаря тебе это легко, - сказал я. – Любить тебя легко. Это естественно. Знай, я никогда не откажусь от тебя.
Она улыбнулась.
– Я тоже никогда не откажусь от тебя.
Мы ели каждый свой "Toblerone" и болтали, любуясь закатом. Мы говорили о том, какое это красивое место, и она казалась очарованной закатом и звездами. Была приятная, расслабленная атмосфера. Мы так и лежали на одеяле, изредка разговаривая, но в основном просто наслаждались тишиной. Это была одна из причин, по которым я люблю бывать с ней – ей никогда не казалось, что она должна чем-то заполнить молчание. Мы оба просто получали удовольствие от того, что мы вместе.
Я смотрел на небо, когда вдруг почувствовал, как что-то шлепнуло меня по лбу. Инстинктивно закрыв глаза, я дотронулся рукой до этого места, моля чертова Бога, чтобы только это не было птичьим дерьмом или чем-то вроде него. Спустя мгновение я почувствовал еще один шлепок и застонал, и примерно в это же время Изабелла начала смеяться.
- Идет дождь, - сказала она.
Я вздохнул, приподнимаясь. Я же знал, что тот чертов метеоролог на хрен знать не знал, о чем говорил.
- Да уж, пойдем внутрь, - сказал я, вставая.
Изабелла кивнула и встала, сунув ноги в туфли. Мы направились к отелю, не спеша, капли дождя нас не очень беспокоили, потому что он был мелким.
– Ну, и как тебе моя корзина? – усмехнувшись, спросил я, чуть погодя и поднимая корзину вверх, чтобы показать ей.
Она улыбнулась.
- Красивая. Это ведь плетеная корзина, сделанная индейцами? Похожа на антикварную, - сказала она.
Я пришел в замешательство.
- Оу, черт, я не знаю. Это не корзинка для пикника? - спросил я.
Она весело засмеялась.
- Как правило, на корзинах для пикника сверху имеются откидные крышки, - сказала она, пожимая плечами. – Хотя это красивая корзина. У Свонов было несколько таких, они их коллекционировали. Когда я была маленькой, у меня были серьезные неприятности после того, как я поиграла с одной из них, но мне казалось, что она такая красивая... и мне захотелось ее.
Я вздохнул – ну, разумеется, она из тех людей, которые способны разбираться в этих сраных корзинах.
- Ты можешь взять себе эту корзину, - сказал я, пожав плечами, так как планировал просто оставить эту хрень здесь или выбросить ее, раз уж она мне больше не понадобится.
Я заплатил за нее достаточно денег, даже чересчур много для нормального человека, чтобы еще когда-нибудь потратиться на дурацкую корзину, поэтому если ей нравится, то она вполне может сохранить ее. Она посмотрела на меня и улыбнулась, поблагодарив.
Мы вошли внутрь, и я бросил все вещи на кухне, взял Изабеллу за руку и повел ее в гостиную туда, где стояло пианино.
- Прежде, чем мы пойдем наверх, я... эм-м... я хотел бы сыграть что-нибудь для тебя, - сказал я.
Она взглянула на меня с удивлением, а я вздохнул, снова начиная нервничать.
– Ну, в смысле, если только ты хочешь послушать. Ты вовсе не обязана и можешь прямо сказать мне "нет".
Она улыбнулась и покачала головой.
- Конечно же, я хочу послушать, - сказала она. - Не говори глупостей.
Я кивнул, подвел ее к роялю и сел на скамеечку. Уже через секунду я малость запаниковал, потому что не настроил эту херовину, когда был тут утром, и испугался, что оно будет фальшивить, но потом нажал несколько клавиш и приятно удивился, что оно в порядке.
- Ты помнишь мелодию, которую я играл для тебя на Рождество, когда Эсме помешала нам? - спросил я.
Она кивнула.
- Я закончил ее. Знаешь, это ты вдохновила меня на нее. Это первое, что я написал за долгое время.
Она тепло улыбнулась мне, и я начал играть для нее. Я много практиковался в последнее время, фортепиано снова манило меня. Изабелла сидела рядом со мной, следя, как мои пальцы порхают над клавишами, и красивая мелодия витала в воздухе вокруг нас. После того, как я повторил ее дважды, я остановился и посмотрел на нее. Она прелестно улыбнулась мне и, наклонившись, нежно поцеловала меня.
- Это было так красиво, - сказала она, и голос ее был насыщен эмоциями.
Я усмехнулся, чувствуя, как грудь просто распирает от гордости.
- Иначе и быть не могло, ведь меня вдохновила красивейшая из женщин во всем мире, - сказал я тихо.
Она покраснела, а я усмехнулся.
- Ты сыграешь для меня еще что-нибудь? - спросила она.
Я смотрел на нее пару мгновений и кивнул. Я начал работать над кое-каким новым дерьмом, не над собственным произведением, а над адаптацией популярных песен под фортепиано. Я немного поразмышлял, потом улыбнулся.
- Я сыграю мелодию, которая напоминает мне о нас, - сказал я.
Она посмотрела на меня с удивлением.
- Правда? - спросила она.
Я кивнул.
- Да. Это настоящая песня, я имею в виду, что ее можно услышать по радио или где угодно, но я переложил ее на пианино, потому что она заставила меня задуматься о наших отношениях, - сказал я, пожав плечами.
Она ослепительно улыбнулась.
- Ты еще и споешь? - спросила она взволнованно.
Я уставился на нее, не зная, как отреагировать на ее просьбу. Я никоим образом не был певцом, от моего ужасного голоса наверняка уши вяли, но она смотрела на меня с надеждой, сияя ясными глазами, и я, б...ь, никак не мог сказать ей "нет" или в чем-то отказать.
- Хорошо, но я чертовски омерзительно пою, так что это может быть малоприятно, - предупредил я.
Ее улыбка стала еще шире, и она кивнула, продолжая взирать на меня с волнением. Я помотал головой, смеясь над ее энтузиазмом, и повернулся к роялю. Ударил по клавишам, подготавливая себя.

Сделав глубокий вдох, я взял первые несколько нот. Это была песня Blue October's "Балкон на восемнадцатом этаже", и в первый раз, когда я услышал ее - несколько недель назад, она почти ошеломила меня, поскольку напомнила мне об Изабелле. Казалось, будто это дерьмо было написано специально для нас с ней.
- Я закрываю глаза и улыбаюсь, зная, что все в порядке, до глубины души. Так что закрой дверь. Это случилось? – начал я тихим голосом.
Я чувствовал на себе ее взгляд, и это заставляло меня нервничать, мне хотелось встряхнуть пальцами, но я старался сохранить концентрацию. В течение всего дня я мог сказать ей, что люблю ее, сказать, что она значит для меня, но такое странное признание оказалось более глубоким. Как будто я раскрывал перед ней душу, полностью обнажаясь. Я был так чертовски уязвим в этот момент, и это попросту был не я. Но сейчас это было именно так – я был тем, кем становился рядом с ней.
- Мое дыхание раздувает твои волосы. Я и не подозревал, что ты открыла жалюзи и впустила к нам весь город. Боже, ты держала меня за руку, и мы стояли, просто вбирая в себя все это, - продолжал я, мои пальцы слегка запутались в клавишах, потому что я чертовски долго не практиковал и играл не на своем уровне. - И я знал это с самого начала, поэтому я раскинул руки в стороны. Твоя голова покоится у меня на животе, и мы очень стараемся не заснуть. Мы на балконе восемнадцатого этажа. Мы оба улетаем.
Я сделал глубокий вдох, добравшись до той части, которая на самом деле была обо мне и о ней. Я ощутил, как эмоции захватили меня, и боролся с ними, на хрен, не желая разрыдаться, как какая-то баба.
- И мы говорили о маме и папе, о семьях, чтобы просто узнать, откуда мы. Наши сердца были выставлены на всеобщее обозрение. Не могу поверить, что это происходит со мной. И я поднял руку, как бы показывая тебе, что я твой, что ты можешь владеть мной. Я по-прежнему твой, и ты можешь владеть мной. И тогда я почувствовал, как поднялся ветер, я наглотался воздуха и задохнулся. Слова были сказаны, а потом ты поцеловала меня ...
Я быстро взглянул на Изабеллу, все еще пытаясь заглушить гребаные эмоции, потому что это было про нас. Я мог бы сам написать это дерьмо, прямо от сердца, о том, как она повлияла на меня, что она для меня значит. Я замер, пальцы застыли на клавишах, когда я увидел слезы, струящиеся по ее щекам. Я мгновенно потянулся к ней, стирая их. Она всхлипнула и накрыла мою руку своей.
- Я люблю тебя, Эдвард Каллен, - тихо сказала она голосом, чуть хриплым от переполнявших ее эмоций.
Глядя на нее, я несколько раз моргнул.
- И я люблю тебя, Изабелла Свон, - сказал я, потрясенный ее реакцией.
Она продолжала смотреть на меня, слезы по-прежнему текли по щекам, но во взгляде не было грусти. Каждая черточка ее лица излучала искреннюю любовь, ее привязанность ко мне была очевидной.
- Мы можем подняться наверх? - тихо спросила она, немного погодя.
Я кивнул и, поколебавшись, поднялся. Протянул ей руку, и она осторожно взяла ее, вставая. Я повел ее из комнаты и поднялся по лестнице в наш номер. Подошел к двери и открыл ее, кивнув головой, тихо предложил ей войти. Она остановилась прямо у двери, замерев, а я шагнул за ней. В комнате горел неяркий свет, и она увидела розы повсюду, в том числе и лепестки, разбросанные по кровати.
Я обошел вокруг нее, подошел к столу и открыл ноутбук. Включил его и загрузил I-Tunes, чтобы выбрать какую-нибудь легкую музыку. Это была не так уж клево, но в этом гребаном месте не было радио, так что это было лучшее, что я мог сделать. Я пробежался по папке с музыкой, отыскивая плей-лист, который сделал заранее, и краем глаза увидел, что Изабелла приводит себя в порядок недалеко от меня. Я взглянул на нее как раз тогда, когда она сняла черное шерстяное пальто и повесила его на спинку стула.
Я улыбнулся, когда она потянулась и схватила розу в одной из ваз, стоящих перед ней. Она поднесла ее к носу, вдыхая сладкий запах, и ее глаза, затрепетав, закрылись. Она была так прекрасна, просто стоя вот так, с цветком в руке, так совершенно ангельски-чиста. Через секунду она открыла глаза и посмотрела на меня, легко улыбнувшись, затем повернулась и подошла к кровати. Села на нее, сбросив туфли, и, держа в руке розу, смотрела на нее.
Я, наконец, нашел плей-лист, запустил его на небольшой громкости и обернулся, чтобы взглянуть на нее. Она пребывала в глубокой задумчивости, нахмурила лоб, схватила зубами нижнюю губу и покусывала ее. Я снял пиджак, бросил его на стол рядом с ноутбуком и медленно подошел к ней. Она смотрела на меня, пока я подходил, и я видел, как на ее глаза снова наворачиваются слезы. Выражение ее лица ошеломило меня, и я споткнулся от того, насколько серьезным и напряженным оно было. Я присел перед ней, не зная, в чем был неправ.
- Все хорошо, la mia bella ragazza? – тихо спросил я, смахивая одинокую слезинку, которая скатилась из уголка ее глаза.
Она недолго смотрела на меня, потом кивнула.
- Идеально, - прошептала она, и голос ее сорвался.
Я слабо улыбнулся и почувствовал, как внутри меня закипают эмоции, из-за этого слова мои собственные сраные глаза заволокло туманом.
- Идеально, точно, - сказал я.
Я встал и наклонился, чтобы поцеловать ее в губы. Она вскинула руки вверх, запустила их в мои волосы и страстно поцеловала меня. Спустя мгновение она тихо застонала, а я толкнул ее на спину. Я навис над ней, поставив свои руки на кровать по обе стороны от ее тела, и целовал ее глубоко, наслаждаясь вкусом клубничного блеска для губ и естественной сладостью, которая была присуща Изабелле.
Спустя некоторое время я оторвался от ее рта, мне было необходимо перевести дыхание, я отклонил ее голову в сторону, чтобы поцеловать в шею. Она тяжело дышала, ее пальцы крепко вцепились в мои локоны.
- Эдвард, - хриплым голосом прошептала она тихо.
Я промычал в ответ, покрывая поцелуями ее шею сверху вниз к ключице.
– Люби меня, Эдвард.
В ту же секунду, когда ее слова достигли моих ушей, я окаменел, различные эмоции одновременно закружились во мне, начиная от шока и заканчивая гребаным восторгом, а еще - страха полные штаны. Я отстранился от ее шеи и посмотрел на нее, будучи уверенным, что неправильно расслышал, потому что не было никакой возможности, что она только что сказала именно то, что мне, б...ь, показалось. Мои глаза встретились с ее, и я увидел в них любовь и доверие, силу и решимость. Как только я заглянул ей в глаза, я понял, что мне вовсе не померещилось то дерьмо, она сказала это. Она, действительно, только что попросила, чтобы я занялся с ней любовью.
- Белла... – начал я, не зная, что сказать и как реагировать, и не уверенный, что мы, действительно, могли, черт возьми, сделать это.
Я имею в виду, что я бы хотел, Бог знает, как я хотел. Но пути назад уже не будет. Единожды спрыгнув с этой скалы, мы будем обречены, я чувствовал это, и она тоже должна это понимать.
- Пожалуйста, - взмолилась она.
Я нахмурился и смотрел на нее, потрясенный тем, что она настроена так решительно, что даже прибегает к почти попрошайничеству.
- Ты уверена? - осторожно спросил я.
Она кивнула, совершенно не колеблясь.
- Так будет правильно, - прошептала она. - Это... это подходящее время. Мы поступим верно.
Я кивнул, потому что тоже чувствовал это. Все это время чего-то не хватало, и я не мог уловить, чего именно, но сейчас я понял. Прямо здесь, в эту минуту, только она и я, никого и ничего больше. Мы - все, что имело значение, только мы двое, пара отчаянно влюбленных и желающих доказать это друг другу. Мы не были хозяином и дурацкой рабыней, не было классовой иерархии. Мы никогда и не чувствовали этого, но дома, в Форксе, было трудно полностью это игнорировать, поскольку там все напоминало об истинной природе нашей ситуации. А здесь... здесь было по-другому.

Мы были вместе и отдыхали вдали от всего, что грозило отнять нас друг у друга. Не было никаких осложнений, не нужно было ничего скрывать или притворяться. Мы могли быть просто сами собой: Эдвард Каллен и Изабелла Свон, влюбленные и страстно желающие друг друга. И пусть все остальное катится к черту, весь внешний мир, пофиг на всех, в этот момент никого больше не существует, есть только мы вдвоем.
Мне не надо было реагировать, потому что слова были не нужны. Она точно знала, что я чувствовал, потому что у нее было мое сердце. Мгновение я смотрел на нее, вбирая всю ту любовь и преданность, которая от нее исходила, прежде чем наклониться и легонько поцеловать ее в губы. Я не мог отрицать, что был офигенно напуган и отчаянно боялся того, что мог все испортить. С ней я должен был все сделать правильно, я должен обращаться с ней, как с сокровищем, каким она и была, поклоняться ей, и я не знал, получится ли у меня. Я не знал, смогу ли я быть в точности таким, какой был нужен ей, но я, черт побери, собирался попробовать, используя все, что у меня было.
Я поцеловал ее мягко, нежно, положив руки ей на колени и медленно водя ими по внутренней стороне ее бедра. Она чуть съежилась от моих прикосновений, и я попытался было углубить поцелуй, как из ее горла вырвался стон, в этот момент она осознала, что я дам ей то, что она просит. Она провела руками по моей спине поверх рубашки, затем запустила их под нее и стала ласкать обнаженную кожу. Она провела пальцами вдоль спины, по которой от этого прикосновения побежали мурашки.
Моя рука оказалась между ее бедер, и я застонал ей в рот, потому что почувствовал тепло и влагу, которая просочилась сквозь тонкую ткань ее трусиков. Я снова медленно стал поглаживать ее бедро, продолжая целовать ее и стараясь не спешить с этим дерьмом. Такое случается лишь однажды, может быть всего один первый раз, и я хотел дорожить каждым гребаным моментом. Она отдавалась мне, открывая себя. Она была всецело моей так же, как и я был только ее. Мы делали эту хрень вместе, снова учились, потому что были одинаково неопытны, когда дело дошло до занятий любовью.
Я оторвался от ее рта и услышал прерывистое дыхание. Я взглянул на нее сверху вниз и увидел, что глаза ее были открыты. Она смотрела на меня, а я наклонился и снова нежно поцеловал ее. Я подарил ей легкую улыбку, потом попятился и присел на корточки у кровати перед ней. Она выпрямилась, сев, и вновь посмотрела на меня, теперь с любопытством.
Я провел рукой по ее ногам вверх и кончиками пальцев нащупал подвязки. Я отстегнул их и начал медленно сворачивать чулки, снял их и отбросил в сторону. Я наклонился и покрыл легкими поцелуями ее колени, пробежался руками вниз по икрам, чувствуя под пальцами ее гладкую и шелковистую кожу. Я провел руками по ее ступням и, опустив взгляд, ухмыльнулся, когда увидел ярко-красный лак на ногтях пальцев ног. Кожа ее ног была такой же гладкой, как и везде, педикюр она сделала сегодня утром, что стало для нее сюрпризом. Я сел на колени и поднял ее ногу, глядя на нее, когда поцеловал пальчики на ее ступне. Я хотел ласкать каждый дюйм ее тела, ничего не оставляя без внимания. Ее глаза расширились от удивления, когда я поцеловал и вторую ногу.
Я опустил ее ноги и руками стал подниматься вверх по ее бедру, приподняв платье до талии. Я схватил подол и начал медленно тянуть его вверх. Она напряженно смотрела на меня, и я искал на ее лице какие-нибудь признаки паники, потому что боялся, что она собирается изменить свое решение и была слишком напугана, чтобы заговорить и сказать мне об этом. Я мог пойти дальше, только зная наверняка, что она уверена, и что это было именно то, чего она хотела.
- Ты можешь передумать в любой момент, amore mio, - сказал я тихо.
Она продолжала смотреть на меня.
- Я не передумаю, - сказала она чуть дрожащим голосом.
Я кивнул и продолжил стягивать с нее платье. Она подняла руки, и, cтащив через голову, я кинул его на пол рядом с собой. Взглянув на нее, я увидел черный бюстгальтер и трусики с гребаным кружевным поясом. Я с минуту пребывал в ступоре, потрясенный тем, как чертовски очаровательно она выглядела, контраст между ее бледной кожей, которая почти светилась, и темным бельем поражал. Я вспомнил, как впервые заметил это дерьмо, когда пробрался в ее комнату и увидел ее в черных шортиках. Она выглядела, почти как фарфоровая куколка, такая хрупкая и уязвимая. Черт, я не хотел причинить ей боль, никогда не хотел обидеть ее, а она выглядела такой охренненно хрупкой. Я не смогу жить, если стану тем, кто когда-либо сломает ее.
Она потянулась и расстегнула одну из моих пуговиц, ее руки нервно дрожали. Я вздохнул и положил свои руки поверх ее, вынуждая ее остановиться, когда она начала расстегивать вторую.
- Расслабься, ладно? – сказал я тихо. – Малыш, здесь только я и ты. Лишь Эдвард и Белла, помнишь? - она посмотрела на меня и кивнула.
Я убрал ее руки от рубашки и улыбнулся.
- Это все для тебя, а не для меня. Позвольте мне угождать тебе.
Ее губы чуть скривились от моих слов, и она замешкалась, но все же кивнула. Я усмехнулся и, заведя руки ей за спину, расстегнул бюстгальтер. Я снял его и, сбросив на пол возле себя, уставился на ее обнаженную грудь. Я поднял одну руку и, едва касаясь, провел ею по груди, ее соски оживились под моим прикосновением. Она издала слабый стон, и глаза ее закрылись, когда она начала извиваться под моими руками. Я начал нежно поглаживать ее груди и, наклонившись, стал покрывать мокрыми поцелуями всю поверхность ее бедер.
Через минуту я схватился обеими руками за ее трусики и подвязки и приспустил их. Она взглянула на меня и слегка крутанула бедрами, позволив мне стащить их с нее. Я бросил их на пол рядом с собой и дал своим глазам вволю разглядывать ее полностью обнаженное тело. Она заерзала под моим взглядом, и я улыбнулся, положил руку ей на грудь и начал медленно водить ею по всей длине ее тела.
- Ложись, детка, - сказал я тихо. - Sei belissima e ti voglio assagiare (Ты прекрасна, и я хочу попробовать тебя).
Она легла на кровать, ухватив руками одеяло. Я смотрел на нее пару секунд перед тем, как раздвинуть ей ноги, встав между ее бедер. Она была уже влажной, возбужденной и готовой к моим ласкам. Я наклонился и прижал рот к ее киске, высунув язык и проведя им по всей длине ее щелочки. Она громко застонала, еще сильнее вцепившись в постель. Я повторил это несколько раз, медленно глотая ее соки и просто пробуя ее дьявольскую сладость, заставляя ее тело реально извиваться, потому что в этот момент я лишь дразнил ее.
Когда она начала скулить и сдвигать бедра, я подвинулся ближе, ухватил губами клитор и начал сосать. Она стонала, звук был громким и гортанным, и, подняв руку, она нащупала мои волосы, схватившись за них, а я стал посасывать ее клитор с еще большей интенсивностью, лаская языком каждый дюйм ее женской плоти. Я дал ей небольшую передышку перед тем, как запустить два пальца вовнутрь, я согнул их крючком и медленно потянул обратно, чтобы найти нужную точку. Она громко застонала и дернула бедрами, сильнее схватив меня за волосы. Я начал трахать ее пальцами, сосать и щипать ее клитор, таким образом, раздражая эрогенную зону. Она издавала громкие звуки и извивалась, ее ноги начали дрожать. Я знал, что не займет много времени, чтобы довести ее до кульминации такими действиями.
Уже через минуту ее бедра напряглись, стоны превратились в рычание, дыхание стало затрудненным, ее клитор разбух от того, что я сосал его. Я нашел точку внутри и нажал на нее, массируя ее кончиками пальцев. Она громко вскрикнула и дернула бедрами, когда ее тело взорвалось в оргазме, губы ее киски сжались вокруг моих пальцев, еще больше влаги вытекло из нее.
Я застонал, член в штанах мощно запульсировал, требуя внимания. Я пытался игнорировать его, потому что не мог думать о своем сраном члене. Я не мог сделать ничего для себя, это все задумывалось ради нее. Ради того, чтобы доставить ей удовольствие и показать свою любовь и преданность, и если я тоже получу удовольствие от этого процесса, это будет здорово. Но это не цель, и я не могу допустить, чтобы с ней это когда-нибудь стало целью. Я всегда должен думать о ней и о том, что ей нужно.
Ее оргазм затух, и она ослабила хватку на моих волосах, ее бедра все еще вздрагивали, дыхание было прерывистым. Я вытащил пальцы и чмокнул ее в клитор, высунул язык и практически дотронулся им, но дрожь прошла по ее телу, и она неожиданно закричала. Я положил руки на кровать по обе стороны от нее, выпрямился и посмотрел на нее сверху вниз. Она лежала с закрытыми глазами, лицо пылало, и румянец разлился по всему телу. Она сделала несколько глубоких вдохов, явно стараясь прийти в себя. Я протянул руку и начал расстегивать пуговицы на рубашке, когда она распахнула глаза и посмотрела на меня. Она выглядела такой расслабленной и удовлетворенной, ее тело все еще слегка дрожало. Я продолжал медленно расстегивать рубашку, снял ее и бросил на пол в кучу ее одежды. Я стащил майку, и взгляд Изабеллы переместился на мою грудь, как она обычно делала, когда я был без рубашки. Я обожал то, что она так же замирала от вида моего тела, как и я – от ее.
Я скинул туфли, потому что все еще был в них, и наклонился. Я припал губами к ее губам и целовал ее глубоко. Она раскрыла губы, исступленно целуя меня, обвив руками и притянув к себе покрепче. Я испустил стон ей в рот и расстегнул пряжку на ремне. Потом расстегнул пуговицу и молнию на брюках, позволив им упасть на пол. Я отшвырнул их и ненадолго прервал поцелуй, чтобы стащить носки.
Я заколебался, глядя на нее.
- Мы можем остановиться ... - начал я, снова испугавшись, что на самом деле она не хочет заходить так далеко, а я сделаю с ней что-то, что она не хочет, что бы я делал.
Я ни в коем случае не хотел ни к чему ее принуждать, даже неосознанно. Она отрывисто покачала головой.
- Я не хочу останавливаться, - сказала она.
Я кивнул, вздыхая, ощутив гребаное облегчение, потому что мой собственный страх постепенно проходил и сменялся более сильным желанием и волнением. Я хотел ее так безумно, что все тело болело, а член налился кровью больше, чем когда-либо раньше. Мое тело отчаянно нуждалось в этом, а я так же отчаянно сдерживал его, не желая все испортить, излишне поторопившись.
Я наклонился, чтобы снова поцеловать ее, стянул боксеры и откинул их, оставив нас обоих совершенно голыми. Я колебался, но прервал поцелуй, сказал ей подвинуться и по нормальному лечь на кровать. Она сделала, как я сказал, и я увидел тревогу в ее глазах. Она не боялась и не ощущала дискомфорта, было видно, что она чувствует уверенность в этом, но до сих пор немного беспокоилась. Она полностью доверилась мне, надеясь, что я сделаю все правильно и не причиню ей боли больше, чем было неизбежно. И я не хотел, я никогда, черт возьми, не хотел ранить ее, но секс все еще был тем, из-за чего она нервничала. Я хотел снять ее напряжение, чтобы она расслабилась прежде, чем мы отважимся вместе спрыгнуть со скалы, на которую уже не сможем вернуться.
Я забрался на кровать - она тем временем легла, положив голову на подушку - и навис над ней. Наклонился, чтобы поцеловать ее, и она обняла меня, ее пальцы вновь нашли дорогу к моим волосам. Я раскрыл ее рот языком, углубляя поцелуй, и начал медленно водить рукой вверх и вниз по ее ноге. Она плавилась под моими ласками, и я чувствовал, как ее тело обмякает, а мышцы расслабляются. Она немного извивалась, и я понял, что она, действительно, готова, электрические разряды от моих рук высекали искры по всему ее телу так же, как и ее руки творили подобное со мной. Я стал медленно целовать линию ее подбородка, потом шею и, наконец, добрался до ключицы. Продолжая целовать, я высунул язык и быстро провел им вокруг мочки ее уха.
- Ti amo, piccolo tesoro (1). Ho voglia di fare l'amore (2). Prometto di essere delicato (3), - прошептал я, сказав ей, что люблю ее и хочу заняться с ней любовью, пообещав быть нежным.
Она содрогнулась, грубоватый стон вырвался из ее горла.

(1,2, 3) Я люблю тебя, маленькое сокровище. Я хочу любить тебя. Я обещаю быть нежным

Я убрал рот от ее кожи, снова сел и посмотрел на нее. Я не хотел ничего большего, чем сидеть, сложа руки, и просто смотреть на нее, потому что она была офигенно красивой, и нет ничего более привлекательного, чем видеть ее совершенно обнаженное тело, лежащее передо мной. Но я не хотел давить на нее или нервировать и был уверен, что мой влюбленный взгляд смутит ее, а это - последнее, что нужно мне в данный момент.
- Я, э-м... у меня нет презерватива, - поколебавшись, сказал я через секунду, не будучи уверен, насколько это важно для нее. Она была защищена от случайной беременности, мой отец всегда заботился о таком дерьме, так что я не беспокоился, что сделаю ей ребенка, просто чувствовал, что она имела право знать. Некоторое время она вопросительно смотрела на меня.
- А он нам необходим? - спросила она тихо.
Я без колебаний помотал головой.
- Я хочу сказать, что на самом деле не нужен... Я не думаю... – сказал я. - Хочу сказать, что это безопасно, и я чист, потому что никогда, э-э-э, не делал этого без презерватива, так что нет причин беспокоиться, – бормотал я нервно, ошарашенный собственной нервозностью в этот момент.
Она легко улыбнулась и подняла руку вверх, прижав указательный палец к моим губам, чтобы утихомирить меня.
- Я доверяю тебе, Эдвард, - сказала она, опустив руку.
Я почувствовал, как в груди что-то кольнуло от ее слов, сердце заколотилось с удвоенной силой. Я кивнул и наклонился, зарываясь носом в ее шею, и стал нежно целовать и лизать ее кожу, пробуя на вкус ее плоть. Я навалился на нее всем телом и ощутил тепло, исходившее от нее. Я принялся прокладывать дорожку из поцелуев по ее шее вниз, добрался до ее груди, облизал и приласкал ее торчащие соски, не переставая исследовать руками ее тело. Она дрожала под моими прикосновениями, обняла меня и нежно поглаживала мою спину вверх и вниз.
Я проводил губами и языком по каждому дюйму доступных участков ее кожи и продолжал ласкать ее руками. Я чувствовал мурашки на коже, ее глаза были закрыты, она закусила нижнюю губу и прерывисто дышала.
Я слегка приподнялся, снова ужасно занервничав, когда, протиснув между нами руку, схватил свой член. Я посмотрел на нее, давая ей последний шанс отступить, прежде чем я начну, и она открыла глаза. Она протянула руку и пробежалась кончиками пальцев по моей щеке, решимость и неприкрытое желание горели в ее глазах. Было ясно, что она хотела этого дерьма так же сильно, как и я, что вся эта нервозность, которую испытывали мы оба, была бессильна против нашего отчаянного желания быть вместе.
Я хотел обладать ею, владеть ею всеми возможными способами и в то же время открыть ей себя и отдаться на ее милость. Потому что она была права... эта хренотень должна случиться. Мы все делали правильно. И присутствовала уверенность в том, что это мгновение здесь и сейчас было, наконец, нашим. Настало время полностью отдаться этому, и будь, что будет.
- Я начну медленно и осторожно, хорошо? - прошептал я, наклоняясь и нежно целуя ее. Она промычала в ответ, и я увидел всплеск беспокойства, но оно было не властно над желанием. Я погладил себя несколько раз, пока член не запульсировал, и сильнее раздвинул ей ноги, чтобы открыть себе лучший доступ. Я опустил взгляд и прижал член к ее отверстию, зарычав в тот миг, когда головкой пениса почувствовал ее тепло и влажность. Я протолкнул головку чуть дальше, концентрируя взгляд на ее лице, наблюдая, нет ли паники. Как только я пристроил свое древко на место дальнейшего проникновения, я убрал руку и занял более устойчивое положение - так, чтобы не давить на нее своим весом, но при этом соприкасаться телами. Я проник еще чуть-чуть дальше внутрь, а она крепко обняла меня дрожащими руками. Я почувствовал сопротивление и приостановил свои движения.
- Будет немного больно, но я, как смогу, постараюсь минимизировать боль, - сказал я, нервничая из-за этого.
Мне уже доводилось лишать девственности раньше, и этот процесс не был приятным для девушек, и по большей степени в этом дерьме была моя вина, я вдруг почувствовал гребаное раскаяние, но быстро отогнал от себя эти мысли, не желая в этот момент думать ни о ком из тех девушек, с которыми путался. Поскольку это был хренов исторический момент, поворотный пункт в наших отношениях, и я должен сосредоточиться на нем. Я не был уверен, что это за поворот, и что эта херня будет означать для нас в дальнейшем, но я знал достаточно, чтобы признать, насколько важным это событие было для нас обоих.
- Просто держись за меня, детка, и это быстро закончится, ладно?
- Хорошо, - прошептала она дрожащим от волнения голосом.
Она прижалась ко мне еще крепче, вонзив ногти в спину, а я сделал глубокий вдох. Я двинулся вперед, преодолевая сопротивление, и она закричала, ее тело напряглось. Я снова замедлился, борясь с желанием одним толчком проделать оставшийся путь, и прижался губами к ее шее. Я начал лизать и целовать ее кожу.
- Tanto gentile e tanto onesta pare la donna mia, quand'ella altrui saluta, ch'ogne lingua deven tremando muta, e li occhi no l'ardiscon di guardare. Ella si va, sentendosi laudare, benignamente d'umiltà vestuta (4), - начал я, зная, что она любила, когда я говорил на итальянском, и очень надеясь, что это поможет ей расслабиться.
Я посмотрел этот кусок "La Vita Nuova" Данте несколько дней назад, потому что меня раздражало, что я, б...ь, не мог запомнить его, и знал, что она хотела бы его услышать.
- E par che sia una cosa venuta da cielo in terra a miracol mostrare. Mostrasi sì piacente a chi la mira, che dà per li occhi una dolcezza al core, che 'ntender no la può chi non la prova: e par che de la sua labbia si mova un spirito soave pien d'amore, che va dicendo a l'anima: 'Sospira!' (5)
Я нашептывал ей в шею голосом, хриплым от предвкушения и желания, но я боролся с ними, изо всех сил стараясь их контролировать. Я услышал ее гортанный стон, и тело ее несколько расслабилось, когда я начал осторожно водить рукой вверх и вниз по ее бедру, пытаясь успокоить. Ее руки на моей спине начали двигаться, и она легкими движениями ласкала мне спину, посылая дрожь по телу.
- Ты в порядке? – спросил я, убирая пряди волос с шеи и внимательно глядя на нее.
Она открыла глаза, посмотрела на меня и кивнула, ее губы изогнулись в слабой улыбке.
– Ты готова к тому, чтобы я продолжил? - спросил я уже с опаской, так как остановиться и застрять на полпути было гребаной пыткой.
Она снова кивнула, и я медленно толкнул вперед бедра, зарычав, когда полностью проник в нее. Я остановился, ощутив восторг от того, что в первый раз оказался внутри ее. Она была такой чертовски узкой, обвивая меня своим нутром крепче, чем я мог себе представить, стенки ее киски сдавливали меня. Но мы прекрасно подходили друг другу, как две части головоломки, которые, наконец, собрались вместе точно так же, как и мы должны были соединиться. Ничто и никогда не казалось мне более правильным, чем находиться внутри ее, собственным членом ощущать ее тепло и влагу.
- Это был прекрасно, - прошептала она, и ее голос сорвался.
Я улыбнулся.
- Стихотворение или проникновение? – тут же спросил я, даже не подумав перед тем, как слова сами сорвались с моих губ.
Ее глаза расширились от удивления, и она моментально вспыхнула. Я застонал, покачав головой и наклоняясь к ней, чтобы нежно чмокнуть в губы.
- Я не должен был говорить этого, - пробормотал я.
- Я имела в виду стихотворение, но и остальная часть теперь тоже очень даже ничего, - сказала она застенчиво.
Я посмотрел на нее с удивлением, а она смущенно улыбнулась.
- И ты должен был это сказать, потому что в этом весь ты.
Я вздохнул.
– Да, но, знаешь, сейчас я пытаюсь быть нежным. Ты заслуживаешь романтики, - возразил я, еще немного проникая в нее и наклоняясь, языком лаская один из ее сосков.
Она застонала и снова вцепилась мне в волосы.
- Мне не нужна романтика. Мне нужен ты, - сказала она.
Я взглянул на нее и увидел, как ее глаза, затрепетав, закрылись. Я на миг остановился, обдумывая ее слова, а потом чуть вышел из нее и снова проник внутрь. Она застонала, ее пальцы осторожно гладили мои волосы. Я обхватил своими губами ее и начал медленно двигать бедрами вперед и назад, сдерживая себя, борясь с желанием ускориться. Раньше я всегда только трахался, и это дерьмо было чуждо мне, но не могу отрицать, это было чертовски приятно, лучше, чем я мог себе представить.
Электрические разряды вонзались в мою кожу там, где мы соприкасались телами, я весь покрылся мурашками, и дрожь пробегала по моей спине. Я испытывал огромное напряжение, и я, б...ь, почувствовал его, когда стал медленно заниматься любовью с ней. Наконец, я понял, что это значит. Мы не просто занимались сексом, мы вместе создавали что-то новое. Я чувствовал ее любовь и очень надеялся, что она ощущала мою. Это было больше, чем я когда-либо мог себе вообразить, таких ощущений я никогда не испытывал. И это была не просто киска, хотя ее киска была удивительная. Это была она вся, каждый сантиметр ее тела: и внутри, и снаружи. Мы, наконец, воссоединились, это было слияние не только душ, но и тел.
- Только ты, - прошептала она, проводя рукой по моей спине. - Это всегда будешь только ты, Эдвард.
Я застонал, ее слова разожгли внутри огонь и разбудили чувство собственничества, которое требовало, чтобы мы с ней принадлежали друг другу, как сейчас. Я слегка увеличил темп, с каждым движением входя в ее влажность и выходя из нее, проникая все глубже, но все еще держа себя под контролем. Она стонала каждый раз, когда я полностью входил в нее, и я тоже стонал от звуков ее голоса, которые отзывались в моем члене и заставляли его биться и содрогаться внутри нее.
- Я готов, - я задыхался. - Ты такая, черт возьми, тесная, малышка, ты даже не представляешь. Ничто никогда не будет столь же хорошо, как это, никто не смог бы доставить мне большего удовольствия, чем ты, - она промычала, еще сильнее стиснув меня.
Она поводила бедрами в одном ритме со мной, мы двигались совершенно синхронно. Это было лишь еще одно подтверждение тому, что мы должны были быть вместе, что это дерьмо должно было произойти.
Она стонала, беспорядочно водя руками и зарываясь в мои волосы, а я в ответ рычал, содрогаясь всем телом. Я навалился на нее, ощущая ее кожу своей. Ее тело было теплым, а кожа такой восхитительно мягкой. Я вошел в нее еще глубже. Ее звуки становились все громче, руки судорожно шарили по мне. Я схватил одну из ее рук своей и, соединив наши пальцы, прижал к матрасу. Она стиснула мою руку и начала бормотать, ее ноги содрогались, когда я скользил в нее и выскальзывал обратно.
- Я люблю тебя, - сказала она, задыхаясь.
Мой ответ с шумом вырвался из горла, это было почти звериное рычание из-за желания, которое проходило сквозь меня.
- Ti amo, - сказал я. - Так сильно, Боже, я чертовски сильно люблю тебя, - она громко застонала в ответ, сжав бедра и схватив мои волосы свободной рукой.
- Пожалуйста, никогда не покидай меня, - сказала она.
- Никогда, - без промедления сказал я. - Я никогда не брошу тебя. Ты чувствуешь это, Белла? Мы принадлежим друг другу.
Она застонала.
- Sempre, – выдохнула она.
Я чувствовал, как она дрожит, и мог сказать, что она близка к кульминации, ее тело вырвалось из-под контроля, и она начала извиваться еще сильнее. Я приподнялся над ней и, просунув руку между нами, кончиками пальцев едва прикоснулся к ее клитору. Она громко вскрикнула, а я крепко надавил пальцами, выводя круги.
- Sempre, - повторил я. - Навсегда, Изабелла. Я, на хрен, умру без тебя. Я не переживу, если ты уйдешь от меня.
В течение нескольких секунд она достигла наивысшей точки напряжения, которое почти парализовало ее тело, и громко закричала, выгибая спину, в то время, как оргазм овладел ей. Ее киска взяла мой член в тиски, крепко сжимая, это было почти болезненно. Волна неописуемого удовольствия накрыла меня, настолько интенсивного, как я никогда даже не мог подумать, я не мог сосредоточиться ни на чем, кроме этого ощущения.
- Черт, - прошипел я. - Черт, детка... Так охренительно хорошо...
Я продолжал двигаться внутри нее, глубоко проникая и почти полностью выходя, делая это снова и снова, в то время, как мои пальцы потирали ее клитор.
Ее напряжение спало через некоторое время, и тело снова расслабилось. Я убрал руку, зная, что она была крайне чувствительной, и схватил ее за другую руку, вновь сомкнув пальцы. Поместив наши руки на кровать над ее головой, я прижался к ней. Развел ее колени в стороны, открывая ее еще больше, и быстрее задвигал бедрами. Ощущения, вызванные трением наших тел друг о друга и хлюпающими звуками, которые возникали, когда я проникал в нее, были настолько мощными, что почти казались агонией. Музыка, звучащая на заднем плане, служила фоном и в один момент привлекла мое внимание, я понял, что это была песня Blue October, которую я играл для нее ранее, та, которая была нашей долбаной песней.
Когда я занимался с ней любовью, все тело покалывало, а звуки от наших синхронных движений, ее возгласы и эта песня накрывали меня с головой. Я понял, что напряжение во мне приближается к кульминации, эмоции вышли из-под контроля. Я почувствовал, как мои глаза наполняются слезами, и попытался справиться с этим дерьмом, зажмурившись. Я зарылся лицом ей в шею. Я лизал ее, пробуя на вкус чуть соленый пот и тепло ее кожи, обожая каждую ее клеточку. Ощутив пик напряжения, я вскрикнул и зарычал в ее шею, когда кончил. Оргазм завладел моим телом, почти парализовав меня, и я, на несколько мгновений потеряв контроль над собой, вошел в нее глубже, чем позволял себе до этого. Она пронзительно закричала, и ее киска сжалась вокруг меня, когда она достигла кульминации, от удовольствия ее тело задрожало в конвульсиях. Я совершил еще несколько фрикций, изливая в нее семя и сопровождая ее в ее оргазме.
Спустя несколько секунд ее тело обмякло, и я тоже расслабился, ложась на нее, но стараясь не придавить своим весом. Я отпустил ее руку, и она обняла меня, крепко сжав в объятиях. С минуту мы просто лежали неподвижно, никто ничего не говорил, мы оба прерывисто дышали. Через некоторое время я переместился, зашипев, когда пришлось выйти из нее. Она всхлипнула, и я приподнялся, заглядывая ей в лицо и замерев, когда заметил, что из глаз ее текли слезы.
- У тебя все хорошо? – неуверенно спросил я, чертовски боясь того, что она скажет, что я причинил ей боль.
Она посмотрела на меня, и ее губы поползли вверх - она улыбнулась, но по щекам катились слезы. Я потянулся и стер их, когда она кивнула.
- Идеально, - едва слышно прошептала она срывающимся голосом.

(4, 5) Сопровождаемая похвалой,
Она идет; смиренья ветер веет.
Узрев небесное, благоговеет,
Как перед чудом, этот мир земной
Для всех взирающих -- виденье рая
И сладости источник несравненный.
Тот не поймет, кто сам не испытал.
И с уст ее, мне виделось, слетал
Любвеобильный дух благословенный
И говорил душе: "Живи, вздыхая!"

Я улыбнулся и наклонился, припечатав целомудренным поцелуем ее губы.
Я перевернулся на спину и притянул ее к себе. Она положила голову мне на плечо, снова прижимаясь, и положила руку на грудь туда, где билось мое сердце. Мы оба были безмолвны, просто лежали вместе, совершенно голые, со спутанными ногами, смакуя это гребаное опустошение, настигающее после соития. Я хотел спросить, чувствовала ли она биение моего сердца, но промолчал, предпочитая просто наслаждаться тишиной. Нам не нужны были слова, на самом деле ничего не надо было говорить, потому что она уже подвела итог своим единственным словом. «Идеально».

Да я, мать вашу, счастливец. Никаких стихийных бедствий, ни шатаний каких-нибудь мудаков возле нас, ни нападений насекомых, практически не было дождя, и это в ублюдочном Вашингтоне, а это о многом говорит. Ни дорожно-транспортных происшествий, ни пожаров. Ей даже понравилась моя дурацкая корзина. И это все того стоило, каждый мой потраченный нерв, определенно, того стоит.
Я даже заставил ее плакать слезами радости и чуть было не разрыдался сам, и после долгих лет, полных гребаной боли, это было что-то вроде благословенного времени, которое мы оба выстрадали. Потому что после всего, что пережили, мы заслужили это дерьмо.

И сейчас еще более, чем когда-либо раньше, я знал, что это была долбанная судьба. Мы должны были быть вместе. Я не знаю, какая сила свела бы нас вместе, если бы моя мать приложила к этому руку или даже мой отец, но мы все равно нашли бы дорогу друг к другу, где бы ни были. И это было правильно. Так чертовски правильно.
Валяться здесь, обнимая ее после занятия любовью и открыв для себя, что это, на хрен, означает, я понял, что уже никогда не может быть по-другому. И без тени сомнения я знал, что если кто-нибудь когда-нибудь попробует встать между нами или забрать ее у меня, я, б...ь, убью его.