Декларация независимости, или Чувства без названия

Глава 77. Хорошее

"Некоторые вещи не живут вечно, но некоторые – да.
Например, хорошая песня, или хорошая книга, или добрые воспоминания,
которые можно извлечь и раскрыть в самые темные времена, расправляя уголки и всматриваясь в них в надежде, что ты по-прежнему в силах узнать человека, живущего в них"
Сара Дессен

Изабелла Свон

От восточного до западного берега Америки около трех тысяч миль, может, меньше, все зависит от того, где ты начал свое путешествие, и где планируешь его завершить. Меня это удивило – всю жизнь мне казалось, что это расстояние намного больше, что между двумя безбрежными океанами простирается целая вселенная. Если путешествовать между штатами и пользоваться трассами, можно осуществить этот путь за сорок восемь часов, но в реальности требуется в два раза больше времени. Но и так неплохо... ты можешь оказаться у другого океана и смотреть в совершенно другом направлении меньше, чем за неделю.

Можно было подумать, что я услышала это в один из просмотров «Джеопарди», но нет, я сама открыла эту информацию. Моя поездка длилась намного дольше, чем несколько дней. Если быть точной – три месяца. Три месяца за рулем, три месяца скитаний... три месяца поисков.

Когда тем июньским вечером в Калифорнии Эмили бросила трубку, я тут же в панике набрала Алека. Я боялась, что она вызовет полицию, ведь она переживала, а я никак не могла объяснить ей происходящее. Я вкратце описала ему случившееся, и он приказал мне оставаться на месте и не открывать дверь никому, кроме него. Он говорил, что у полиции не будет оснований врываться в дом, а я не обязана говорить с ними, поэтому, пока я скрываюсь в доме, у меня не будет проблем.
Я затаилась в гостиной, осторожно высматривая посетителей сквозь огромное окно, в доме стояла абсолютная тишина, нарушаемая лишь тиканьем настенных часов. Где-то в три утра появилась маленькая черная машина с затонированными стеклами, с водительского сидения встал Алек, он внимательно осмотрел укрытые сумерками дома по соседству. Тем временем я изучала автомобиль, удивленная, что он сменил машину, а потом заметила, как он вытянул из багажника несколько картонных коробок. Он постучал и бросил коробки около двери, а я впустила его в дом.
- Упаковывай все, что считаешь важным.

Я озадаченно нахмурилась и посмотрела на него, а потом на коробки.
– Упаковывать?
- Да, Изабелла, упаковывать, - нетерпеливо повторил он. – Нужно увезти тебя отсюда, как можно скорее.
Он не стал уточнять подробности, вместо этого он достал телефон и набрал какой-то номер, наблюдая, как я выполняю приказ. Я поколебалась, но, поймав раздраженный взгляд, взяла коробку и потащила ее в гостиную. Я включила лампу, чтобы видеть, что делаю, и начала быстро забрасывать в коробку вещи, пока его тихий голос доносился из коридора, эхом отдаваясь от стен. Он говорил быстро и резко, и все время по-итальянски. Каждый раз, когда раздавалось знакомое мне слово, я подпрыгивала, но общий смысл понять не могла. Я испугалась, когда услышала имена Эмили и Сэта, а потом он язвительным тоном разразился тирадой, повторяя имя Эдварда. Когда, наконец, он замолчал, мое сердце бешено забилось, руки тряслись, и я изо всех сил пыталась успокоиться и рассортировать книги.

- Они важные? – спросил позади Алек, застав меня врасплох.
Я быстро обернулась и увидела, что он по-прежнему держит трубку около уха, но смотрит на меня, брови его были приподняты. Я вздохнула, нервно закусывая губу и глядя на книги в коробке.
- Да, сэр, - тихо сказала я, надеясь, что он не будет возражать и не потребует оставить их.
Через миг он кивнул, не споря со мной, а потом вновь резко заговорил, выходя из комнаты.
- Дай трубку моей жене, Карлайл.

Стоило ему заговорить с Эсме, как его голос стал мягче, и снова полились итальянские слова. Понятия не имею, что происходит, что они обсуждали, но, судя по тому, что я собиралась, он решал мою ситуацию. Я взяла другую коробку и пошла наверх, за несколько минут собрав вещи, в голове крутились вопросы. Он забирает меня с собой? Он отправится в Чикаго?
Я обыскала стол, доставая оттуда все свои рисунки и бросая их в коробку, потом открыла ящик со школьными принадлежностями. Я схватила самое необходимое, а остальное выбросила в мусорную корзину. Я напряглась, когда в нижнем ящике обнаружила конверт. Я извлекла его, об этой вещи я давно позабыла. Сверху было нацарапано имя адресата – Эдвард Каллен. Это письмо я написала ему в Сиэттле, именно его я держала в руках, когда ко мне подошел федеральный агент.

Позади меня прочистили горло, и я подскочила, ошеломленная. Я развернулась к Алеку, стоящему в дверном проеме и внимательно наблюдающему за мной.
– Что-то важное? – спросил он, глядя на конверт.
- Э-э, нет... это просто письмо, которое я давно написала, - тихо сказала я. – Эдварду.
Он кивнул, не удивляясь моему ответу.
– Ты хочешь, чтобы я отдал его ему, когда вернусь в Чикаго?

Я уставилась на него, удивленная таким предложением, и надежда внутри меня погасла. Он предлагал доставить письмо, а, значит, не собирался брать меня с собой. Я опустила взгляд на конверт и взяла себя в руки, стараясь не обращать внимания на острое чувство разочарования. Я попыталась вспомнить, что было в письме. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как я изливала свое сердце на бумагу. Я была другим человеком тогда и не знаю, смогла бы я узнать себя прежнюю. Даже мой почерк стал другим.

- Нет, - прошептала я через секунду, грудь заныла от тоски, и я бросила конверт в корзину вместе с остальными ненужными бумагами.
Жизнь изменила меня – я больше не хрупкий, отчаявшийся ребенок, который писал те строчки, могу только представить, как изменился и Эдвард. Мы больше не можем вернуться к себе прошлым... можно лишь идти вперед.
– Вы можете отдать кое-что Эмметту и Розали от меня?
- Да.
Я подошла к шкафу и достала с верхней полки маленькую коробку, обернутую в ярко-зеленую бумагу, напоминающую мне о цвете глаз Эдварда. Я купила подарок несколько месяцев назад, мне помогла Эмили, и я серьезно намеревалась ехать на свадьбу, но у жизни оказались другие планы. Алек сказал, что я смогу посетить их, если захочу, но он также добавил, что не может гарантировать, что после этой поездки меня не будет преследовать прошлое.

Я все равно хотела поехать туда, мысль о том, что я пропущу столь важный в их жизни день, была невыносимой, но не время быть эгоисткой. Поездка не только подвергла бы меня опасности, дав возможность федеральным агентам узнать, что я в Чикаго, но и отразилась бы на всех, кто мне дорог. Как бы это повлияло на доктора Каллена и его судебные обязательства? Как бы это повлияло на Эдварда? А если бы я оставила Калифорнию и скрылась где-либо, и никогда больше не вернулась к жизни, которую сама для себя построила, что было бы с детками, которых я учила? Они привыкли, что никому не нужны, что их бросили, и я не могу стать очередным человеком, который исчезнет, будто бы они ничего не значат. Они заслуживают лучшей жизни, и поэтому до последней минуты я колебалась, принимая решение; глубоко внутри я не была готова уехать. Я не могла просто так вернуться в мир Изабеллы Свон, когда столько труда положено на существование Изабеллы Смит.

Но, похожи, мои волнения были пустыми, ведь я все равно уеду.

Я схватила открытку и быстро написала сообщение, не зная, что точно сказать. Я боролась со слезами и пыталась выровнять почерк, когда представляла Розали в свадебном платье, как она будет прекрасна, как улыбка расцветет на ее губах, и как на лице Эмметта появится благоговение в момент, когда он увидит невесту. Закончив, я запечатала конверт и передала подарок Алеку, который засунул его под мышку. Он ничего не говорил, пока я заканчивала сборы, просто стоял у порога и наблюдал за мной. Я закрыла последнюю коробку и повернулась к нему, нервно кусая губу.
– Думаю, это все. На вещах в мусоре есть мое имя. Я не знаю, что должна делать...
- Я сожгу их, - сказал он, когда я запнулась.

Он объяснил мне, что сюда уже следуют люди, которые позаботятся об остальных моих вещах, дом должен быть очищен до рассвета. Я спросила, как он поступит со зданием, и он просто пожал плечами, заявляя, что все это можно заменить, и мне не стоит привязываться к материальным ценностям. Мои нервы были на пределе, когда я спускалась следом за ним по лестнице, я грустно наблюдала, как он загружает коробки в багажник. Когда он закончил, то глянул на меня.
- Я могу взять тебя с собой, чтобы ты лично отдала подарок, но уверен, что они будут наблюдать.
- Кто? – нерешительно уточнила я, уже ни в чем не уверенная. – Агент Ди Фронзо?
Он раздраженно вздохнул.
– Федеральный агент – это последнее, о чем стоит переживать, Изабелла. Я не сомневаюсь, что он не оставил попытки найти тебя, но есть и другие силы, которые рыщут, и они подобрались чересчур близко. То, что твоя подруга в курсе, кто я, не поможет сохранить тебя в безопасности.
- Эмили? – удивленно спросила я. – Вы думаете?.. Я имею в виду, вы же не считаете, что она в этом замешана?
- Нет, я тщательно проверил Эмили, и она не опасна, но это не означает, что она не навлечет на тебя неприятности, - ответил он.
Я уставилась на него, озадаченная, а он просто покачал головой.
– Не бывает случайностей, Изабелла. Ты не случайно встретила Сэта Клируотера, а через несколько часов твой дом обыскали, и Эмили узнала меня, когда я появился. Все это было продумано. После нашего разговора я поймал Сэта Клируотера, и он подтвердил мои подозрения - его наняли следить за тобой. Они заплатили ему половину денег авансом, а вторую половину он должен был получить, когда отошлет информацию о твоем точном месторасположении. Это он вломился сюда, он не случайно ошивался около Дома культуры. Он пытался выяснить, точно ли он нашел ту девушку – ту Изабеллу.

- Почему? – спросила я, испуганная, что за мной следили. – Кто платил ему?
- Он ни разу не видел этого человека лично, они действовали удаленно – но ему дали почтовый адрес Чикаго, по которому он должен был отправить доказательства, - пояснил Алек. – Есть всего несколько людей, которые, по моим подозрениям, могли пойти на такое, чтобы найти тебя, и наиболее логично подозревать мужчину по имени Алистер. Возможно, ты узнаешь его, если увидишь – много лет назад он попал в аварию, и теперь на его лице огромный шрам.

На меня тут же накатила волна тошноты, когда я вспомнила мужчину, стоящего возле меня на складе. Выражение его лица было жестким, глаза – холодными.
– Он был там, - прошептала я. – Когда меня похитили... он был там.
- Был, - ответил Алек, уже зная это.

- Чего он хочет от меня? – со страхом спросила я.
Коленки подгибались, и я обхватила себя руками, пытаясь успокоиться.
- Зависит от того, работает он один или на кого-то, - сказал он. – Возможно, он действует за спиной организации и делает это потому, что ответственный за похищение приказал ему, но вряд ли. Ты была бы полезным рычагом для контроля Эдварда или Карлайла, но тебя можно использовать и против них, и они это знают. Все зависит от того, получат ли они тебя. Но, если я ошибся, и это официальный приказ, мы в смертельной опасности.

Его слова звучали безразлично, но по спине у меня пробежал холодок. Он внимательно глянул на меня, заметив мою реакцию. Я крепче впилась пальцами в плечи, думая о Калленах, о том, что Алек и Эсме из-за меня в опасности.
– А если он работает один? – спросила я, надеясь на лучшую альтернативу. – Чего тогда он хочет от меня?
Он молчал с минуту, обдумывая ответ. Его поведение пугало, потому что Алек всегда был прямым человеком, он не боялся говорить правду, какой бы травмирующей она ни была, но тут он колебался.
– Ты стала свидетелем преступления, Изабелла. Никогда не оставляй в живых тех, кто может опознать тебя, в частности, если ты был там, где не положено. Алистер не должен был быть на том складе. Это факт. И ты - единственный живой человек, который может подтвердить эту информацию. Он не хочет подвергаться риску быть идентифицированным. Или ты, или он.

- Оу, - выдохнула я, испугавшись. – Он хочет моей смерти?
- Это лишь вероятность, не могу быть до конца уверен. Поэтому ты должна уехать отсюда, Изабелла. Сейчас. Сэт признался, что украл твои вещи из мусорного бака, и, хотя у него не было возможности отослать добычу, это не значит, что Алистер уже не следует прямо сюда.

- Как они изначально нашли меня? Как они узнали... - начала я, но тут Алек одарил меня многозначительным взглядом, и я запнулась.
Он бросил короткий взгляд на серебристый «Вольво», и у меня скрутило живот. Эта машина... они нашли меня по машине. Он велел мне избавиться от нее, когда я поехала в Калифорнию, но я проигнорировала его, не понимая, что тем самым наплевала на ту работу, которую он делал для моей защиты.
– «Вольво».

- Да, «Вольво». Я поменял номера и документы на него, но идентификационный номер не изменился, Изабелла. Эта машина связана с твоей прошлой жизнью.
- Простите меня, - прошептала я, ощущая странное чувство вины за то, что так привязалась к автомобилю.
- Не извиняйся, - ответил он, качая головой и извлекая связку ключей.
Он протянул мне их.
– Нельзя изменить прошлое, но теперь водить «Вольво» тебе нельзя. Я все оформил с «БМВ», бумаги в бардачке, там твои права и новая личность на время. Я сделал все это не так давно, просто на всякий случай.
- Куда мне ехать?
- Куда угодно, но подальше отсюда, - ответил он, пожимая плечами. – Как я уже говорил, я бы мог взять тебя с собой. Но они наблюдают. Алистер сейчас в Чикаго, поэтому тебе лучше быть далеко от него, пока ситуация не разрешится. Держись подальше от знакомых тебе мест, где тебя могут узнать, например, Форкса. Смешайся с толпой. Я ограничу звонки со своего телефона, вдруг за ним следят, но ты должна будешь звонить мне каждые несколько дней и сообщать, что ты в порядке. Сообщения пусть будут короткими и по делу. Говори, где ты, но не называй имени.

Он протянул мне руку, и я нахмурилась, когда он попросил отдать мой мобильный. Я достала его и сконфуженно взяла новый черный телефон, который он мне дал.
– На счету есть деньги, номер чикагский, и никто не знает, что он может быть у тебя. Я заплатил за шесть месяцев вперед, так что не переживай. Используй его только чтобы контактировать со мной. Ни при каких обстоятельствах не звони никому другому, не пытайся связаться с моей женой или кем-то из Калленов, ясно? Я не хочу, чтобы они еще больше в это влезали.
Я кивнула, отправляя телефон в карман, а он продолжил.
– Просто езжай вперед до тех пор, пока не найдешь безопасное место, где можно обустроиться, и давай мне знать. Следуй за своей интуицией.
- Слушаюсь, сэр, - ответила я, борясь со слезами, когда в последний раз смотрела на дом. – Спасибо вам.
- Не нужно благодарить меня. Я делаю то, что должен. Иди. Не трать время.

Он глянул на часы, а я пошла к входной двери, медленно плетясь к подъездной аллее. Я нерешительно замедлилась, когда прошла мимо «Вольво», проводя рукой по гладкому металлическому корпусу. Может, это смешно, но я не смогла сдержать слез, у меня отбирали последний кусочек Эдварда. Я резко отвернулась, когда поняла, что Алек смотрит на меня с порога, я не хотела еще больше раздражать его. Я забралась на водительское место черной машины и завела ее, отъезжая прежде, чем окончательно потеряю над собой контроль. Я помчалась по улице, оставляя за спиной место, которое называла домом весь прошлый год, и даже не глянула в зеркало заднего вида, когда он исчезал вдали.

Я снова убегаю, исчезаю... Это когда-нибудь прекратится?

Спустя несколько миль на светофоре я потянулась к бардачку и достала оттуда желто-коричневый конверт. Я открыла его и увидела внутри наличность, а потом извлекла пачку бумаг. Мне на колени упала пластиковая карточка с моей фотографией. Я подняла ее и прищурилась, разбирая в темноте слова – Изабелла Джонс из Лавлока, штат Невада. Двадцать лет. Теперь это я.

Я не была до конца уверена, что теперь делать, и чем обернется моя жизнь. Я неделями бесцельно колесила по стране, посещая маленькие городки и останавливаясь в отелях. Я видела достопримечательности, изучала исторические здания, ела в маленьких кофейнях. Я посещала местные спектакли, чтобы скрасить время, смотрела фильмы в темных кинотеатрах и бродила по многолюдным рынкам округов. Я ходила в галереи искусств, сидела в студенческих городках, наблюдала, как местные художники создают свои творения. Я завидовала им, глядя, как они вкладывают души в свои работы. С того рокового звонка Алека я не брала в руки кисть, и теперь мне казалось, что жизнь остановилась на том моменте, все стало другим.
Иногда я перебрасывалась парой слов с людьми, если это было необходимо, говорила с ними о погоде или на несущественные темы, но в большинстве случаев я старалась не привлекать к себе внимание. Я была одинока – более одинока, чем когда-либо – и не знала, изменится ли это когда-нибудь. Почти никто не замечал меня в толпе, я была лишь фоном, на котором у остальных протекала жизнь. Я вновь стала невидимкой, как будто меня и не было, и мне отчаянно нужно было что-то, что позволит не потерять себя. Вскоре городки стали смешиваться, все похожи друг на друга, и мне стало все равно, куда я направляюсь. Где я, стало неважно, гораздо важнее, где меня нет.

Оберн... Траки... Ловсток... Озерный Край... Перекресток Кимбэлл... Гора Спрингс... Синклэр... Арлингтон....

Огаллала... Дирборн... Сент-Луис... Гора Джулиет... Карфаген... Маленькая Река...

Каждые несколько дней я набирала Алека, и, когда раздавался голос его автоответчика, я просто называла город, где остановилась. Я никогда не задерживалась долго на одном месте, вскоре вновь забираясь в машину и уносясь прочь. Он велел мне обосноваться там, где будет безопасно, прислушаться к своей интуиции, но у меня проснулась паранойя, и я везде казалась себе уязвимой, отрезанной от всех и вся, но, в то же время, на виду. Я больше не была в себе уверена, банальные вопросы заводили меня в тупик, например, как меня зовут, и откуда я. Я подозревала всех вокруг, анализировала каждый брошенный на меня взгляд, повсюду искала подвох или затаившуюся опасность. Вернулись ночные кошмары, меня преследовали лица, и я просыпалась в полубредовом состоянии, уверенная, что они рыщут поблизости и наблюдают за мной.

Я стала терять себя, как вдруг мне представился шанс вспомнить, кто я на самом деле.

Июль и август пролетели быстро, а в сентябре моя дорога подошла к концу. Я была в городке под названием Океанический Остров в Северной Каролине или в Южной Каролине, кто его знает, я остановилась в местном частном отеле на берегу океана. Я была там уже неделю – самое долгое пребывание на одном месте, и почти все время я сидела на балконе в номере и смотрела на Атлантический океан. Я часами не сводила глаз с воды, прислушиваясь к шуму волн и ощущая, как ветер обдувает меня, пока я уношусь в дрему. Это успокаивало и приносило облегчение, мне удавалось на миг забыть обо всем, пока темнота вновь не поглощала меня.

Однажды утром меня разбудил неожиданный шум, я резко села и осмотрелась по сторонам. Сердце забилось от паники, и я изо всех сил пыталась понять, в чем дело. Я по-прежнему была на балконе на белом пластиковом стуле, солнце вставало, пляж был пуст. Так долго не продлится – вскоре сюда хлынет поток отдыхающих, желающих насладиться водой, но пока все спокойно. Я уже задумалась, а не приснился ли мне сон, но тут громкий визг повторился. Я вскрикнула и схватилась за грудь, когда ко мне на перила приземлилась маленькая белая чайка, вновь издавая вопль.
- Господи, - пробормотала я, пытаясь успокоиться, пока вставала.
Я провела рукой по взъерошенным волосам, и у меня сорвалось дыхание, когда сознание заполнили мысли об Эдварде. Он приходил ко мне в грезах, всегда неожиданно, в последнее время все чаще, память о нем преследовала меня. Казалось, что с тех пор, как я остановилась в Океаническом Острове, он постоянно был в моих мыслях, тоска снедала меня, мешала сосредоточиться. Понятия не имею, что происходит в Чикаго, суд над доктором Калленом уже начался, и я переживала, как держится Эдвард и все остальные. Я дошла до того, что посещала библиотеки в маленьких городах по пути и использовала интернет, чтобы узнать новости, но у меня не получалось.
Я надеялась, что, когда это закончится – когда мы будем в безопасности – Алек, наконец, ответит на мой звонок.

Я зашла в холодный гостиничный номер и быстро разделась, я вспотела, и тело онемело от долгого сна на стуле. Я нырнула под душ, чтобы освежиться и проснуться, а потом обернулась маленьким полотенцем и начала искать одежду. Мне нужна была стирка, но все же удалось найти чистые джинсы и какую-то майку. Я быстро оделась, напрягшись, когда увидела себя в зеркале – на мне была футбольная майка Эдварда. Я застонала, когда заметила под глазами черные мешки – мое истощение так ясно прослеживалось в чертах лица, будто его вырубили стамеской.
Я отвернулась от своего отражения, не желая больше видеть его, и начала собираться. Все мои принадлежности по-прежнему лежали в багажнике, я доставала лишь одежду. Потом я загрузила коробку в машину, бросая ее на заднее сидение, и пошла в главный офис, чтобы вернуть ключи и сдать комнату. Я вновь стала неспокойной, паранойя возросла, и я знала, что мне нужно уехать, пока не стало хуже. Проблема в том, что я не знала, куда податься. У меня заканчивались деньги, и я не была уверена, что решусь воспользоваться своим банковским счетом.
Я поехала вниз по улице, вспоминая, что видела там прачечную в нескольких кварталах от отеля. Я затолкала грязные вещи в машинку, наплевав на все правила сортировки цветов, и купила у управляющего пачку стирального порошка. В прачечной было тихо и пусто, поэтому я взяла с маленького столика старый атлас и села в холодное пластиковое кресло, дожидаясь, пока стирка завершится. Я пролистывала страницы, а сознание дрейфовало, пытаясь решить, куда дальше ехать. Стоит ли мне развернуться и вновь помчаться на восток? Или направиться дальше на юг, может, во Флориду? Как насчет севера? Я была в тумане, пока перебирала штаты, и вскоре в комнате стало совсем тихо – машинка закончила стирку. Я достала вещи и бросила их в сушилку, желудок заурчал от голода. Я вспомнила, что через дорогу есть кафетерий, выглянула и заметила вывеску "открыто".

С минуту я думала, могу ли позволить себе это, но тут желудок снова подвело, и тело решило за меня. Я еще раз глянула на вещи, а потом выскользнула через дверь и вошла в кафетерий, нервно оглядываясь по сторонам. Там было несколько покупателей, пожилая пара и семья в кабинке, а еще возле бара сидело двое мужчин и пили кофе. Все казались безобидными, не стоящими переживаний.
Девушка в белой рубашке, джинсовых шортах и с черным фартуком на бедрах подошла ко мне и положила на столик большое пластиковое меню, приветливо улыбаясь. Я попыталась выдавить улыбку в ответ, но из-за истощения она больше была похожа на гримасу.
– Что принести тебя попить, сладенькая?

Мне потребовалось пара секунд, чтобы понять ее вопрос, южный акцент был невероятно сильным.
– Кофе, - тихо попросила я. – Черный, пожалуйста.
- Конечно, - сказала она, отворачиваясь и подходя к следующему столику.
Я открыла меню и начала исследовать его. Через минуту официантка вернулась и поставила передо мной чашку кофе, а рядом – стакан холодной воды.
– Пожалуйста. Решила, что будешь заказывать?
- Э-э, да. Оладьи, пожалуйста, - сказала я, называя первое, что увидела.
В моем состоянии все казалось вкусным.
- Через миг будет подано, солнышко, - мягко ответила она, забирая у меня меню и уходя.
Я вздохнула и подняла кофе, делая глоток горячей горьковатой жидкости, а потом выглянула в окно. Я услышала, как мужчина попросил официантку включить телевизор, и через несколько секунд помещение заполнили звуки новостей. Не помню, когда я в последний раз смотрела что-то, в последних моих отелях даже не было телевизоров.

Сообщения, в основном, были посвящены надвигающимся политическим выборам, скандалам, в которые оказались вовлечены кандидаты. Когда-то в Калифорнии я изучала политические партии, потому что с моей новой личностью я могла голосовать. Отец Эмили вновь баллотировался, и я часто расспрашивала ее о нем, но она привычно уклонялась от ответов, говоря, что это не имеет значения. Что даже если бы работа ее отца зависела от нее, она все равно не голосовала бы, потому что, кто бы ни сидел в офисе, ничего не изменится. Я не пыталась переубедить ее, но и не соглашалась. Авраам Линкольн и Тридцать восьмой конгресс утвердили Тринадцатую поправку, запрещающую рабство, и сделали нелегальным владение человеком. Вудро Вильсон и Шестьдесят шестой конгресс утвердили Девятнадцатую поправку, которая дала женщинам право голосовать. Для меня это имело значение.

Мужчины, пьющие кофе, начали обсуждать новости и дополнять их комментариями, они не соглашались друг с другом. Какое-то время я блокировала их голоса, глядя в окно. Я потерялась в мыслях и не услышала, как ко мне приблизились, пока возле меня не прочистили горло. Я подскочила, проливая кофе, и глянула на официантку, стоящую рядом. Она быстро отреагировала и начала убирать последствия моей маленькой катастрофы, одаривая меня заинтересованным взглядом.
- Я не хотела напугать тебя, сладенькая, - извиненяясь, сказала она. – Я просто хотела убедиться, что ты в порядке.
- Э-э, да, я в порядке, - промямлила я.
- Ты уверена? – спросила она, вопросительно приподнимая брови. – Ты до сих пор не притронулась к завтраку.

Я нахмурилась, когда заметила, что тарелка с оладьями уже стоит на столе, я совсем не заметила, когда ее принесли. Меня удивило, каким холодным стал кофе, и я задумалась, сколько же времени провела в трансе. Мне казалось, что прошло несколько секунд, но очевидно, что нет.
- Э-э, я просто, э-э... - начала я, качая головой и отставляя кофе в сторону, пока принималась за оладьи. – Просто отвлеклась, вот и все.
- Я хороший слушатель, знаешь, - сказала она, на ее губах проскользнула улыбка. – Люди постоянно говорят со мной о своих проблемах. Иногда просто нужно выговориться, так что, что бы ни было у тебя на уме, я вся во внимании, сладенькая.
Я вежливо улыбнулась и покачала головой.
– Я в порядке, действительно. Спасибо за предложение.
- Конечно, - сказала она. – Меня зовут Нэтти, кстати. А ты?..
- Изабелла.
- Сколько тебе лет, Изабелла?

Я открыла было рот, но тут же застыла, ответа не последовало. Сколько мне? Это одна из тех вещей, в которых я больше не уверена, я слишком часто меняла свой возраст за последний год. По документам, которые дал мне Алек, с личностью Изабеллы Смит, мне было двадцать один, но это неправда.
– Э-э, двадцать, - ответила я. – Стойте, нет, мне девятнадцать.
Я попыталась вспомнить дату, думая, как скоро будет мой день рождения, но время от меня ускользало.
- Такая юная и хорошенькая, - с улыбкой сказала она. – Если это из-за мальчика, сладенькая, поверь мне – он того не стоит. Если бы стоил, ты бы не была сейчас одна.
Я грустно улыбнулась, зная, что она ошибается, но она, похоже, решила, что я согласилась. Она ушла, смеясь и говоря, что я слишком молода, чтобы мучиться из-за парня. Я отрезала кусочек оладьи и хотела уже съесть его, как вдруг догадка ударила меня. Восемнадцать... Мне только восемнадцать.

Она вернулась с еще одной чашкой кофе, предупреждая, что он горячий, пока я тихо ела. Аппетит пропал, и я хотела лишь забросить какую-то еду в желудок, не зная, когда вновь смогу поесть. Я отложила вилку в сторону – не могла больше съесть ни крошки, и сделала глоток кофе, осматриваясь по сторонам. Удивление переполнило меня, когда я услышала, что мужчины у бара теперь обсуждают Вторую поправку – право носить оружие – и насколько важен контроль за вооружением в Америке. Их спор становился все жарче, и я отвернулась, но тут же застыла в шоке, вновь проливая кофе, когда взглядом наткнулась на телевизор. Желудок подвело, стоило мне увидеть знакомого мужчину, глаза быстро скользнули по надписи внизу экрана – специальный агент Джозеф Ди Фронзо, Министерство Юстиции США.

Кофе был горячий, и руку будто обожгло огнем. Я сцепила зубы, игнорируя пульсирующую боль, в кафетерии стало тихо, все обернулись, чтобы посмотреть на источник шума. Официантка бросилась ко мне на помощь, но я проигнорировала ее, внимание было сосредоточено только на мужчине из новостей. Мне было сложно слышать его, боль в руке отвлекала, было ощущение, будто я барахтаюсь под толщей воды.

"...сделал заявление, что инцидент в Чикаго не должен был произойти... департамент в затруднении... рейд обернулся смертью ... резня в доме общеизвестного дона мафии Аро Вольтури... крупнейший случай массовых смертей в истории подразделения... ближний бой... дебаты, как следует поступить с жертвами..."

На меня будто свалилась тонна кирпичей, грудь сдавило, когда на экране появилось изображение доктора Каллена.

"...подозреваемый преступник был в бегах... выдан орден на арест за неявку на суд по обвинению в нарушении законов RICO (прим.: закон об инвестировании полученных от рэкета капиталов)...

- О, Господи, - выдохнула я, когда показали кадр с огромным особняком, десятки полицейских машин окружили его, а периметр оградили желтой лентой.

"... по слухам, давал показания федеральной службе... обеспечил информацию, благодаря которой состоялся рейд... открыл огонь до приезда полиции... массовый хаос... неизвестно, кто был целью... орден на арест Аро Вольтури, который сбежал с места преступления... похоже, был ранен в перестрелке..."

Они показали фотографию Аро и номер внизу экрана, по которому любой мог позвонить, если заметит его, за его поимку назначили награду. Я поежилась, на глазах появились слезы, и я тяжело задышала.

"... семь человек погибло, семерых взяли под стражу... похороны погибших начались вчера..."

Я громко выдохнула, когда на экране вспыхнуло изображение Алистера, а потом снимки еще нескольких. Как заявили, эти жертвы были мертвы до приезда полиции. Я в шоке уставилась на телевизор... Алистер мертв? Я не знала остальных, среди них назвали заместителя босса по имени Кай и других членов организации, но все были незнакомы мне. Меня так поразила и ошеломила эта ситуация, я испытала такое облегчение, что Эдвард, похоже, непричастен, что едва не пропустила следующие слова.

"... похороны Карлайла Каллена назначены на завтра..."

От ужаса я застыла и услышала, как один из мужчин в кафетерии раздраженно вздохнул.
– Превосходный пример необходимости ужесточения контроля за оружием.
- А вот и нет, - тут же парировал другой мужчина. – Это отбросы общества. Они сделали нам одолжение, что перестреляли друг друга.

Из горла вырвался громкий всхлип, и я тут же поднесла руку ко рту, не в силах сдержать потоки слез. Я дрожала и яростно трясла головой, пока до меня доходило. Похороны? Доктор Каллен мертв? Это, должно быть, ошибка!

- Изабелла? – раздался голос официантки, и я оглянулась, замечая ее около себя. – Ты в порядке, сладенькая?
Она выглядела озабоченной, и я хотела было ответить, но стоило мне открыть рот, как вырвался еще один громкий всхлип, который эхом разнесся по помещению. Я резко подскочила со скамьи и чуть не упала - ноги обмякли и едва выдерживали мой вес. Я пронеслась мимо нее и быстро полетела к двери, в спешке совершенно забыв заплатить. Я выскочила на улицу, где была припаркована машина. Кто-то кричал мне вслед, но я даже не обернулась, дрожащими руками я открыла дверь и залезла внутрь. Я завела машину и тронулась с места, едва не врезавшись в пассажирский автобус. Сквозь слезы я плохо видела дорогу, я мчалась по улице, руководствуясь лишь памятью. Открыв центральную консоль, я полезла туда, но тут раздался громкий гудок, и покрышки завизжали, я нажала на тормоза и выкрутила руль, чтобы избежать столкновения с какой-то тачкой – я ехала прямо на красный. Я вскрикнула и быстро свернула на обочину, понимая, что потеряла контроль, страх охватил меня.

Я выключила двигатель и положила голову на руль, прикрывая глаза и пытаясь взять себя в руки. Я была в шоке, слова из новостей неустанно крутились в голове, но я никак не могла понять их. Как он может быть мертв? Что произошло? Новости поразили меня так сильно, что я устроила настоящую сцену, хотя столько времени пыталась слиться с толпой и не выделяться. До меня дошло, что на мне надета футболка Эдварда с именем Каллен на спине, и я задумалась, видел ли кто-то эту надпись, когда я убегала. Возможно, они провели параллели.

Когда я, наконец, взяла дыхание под контроль, я открыла глаза и начала вытирать слезы с лица. Я добралась- таки до центральной консоли и извлекла оттуда черный телефон, набирая единственный записанный там номер. Гудков не было, сразу раздался голос автоответчика. "Алек Эвансон. Оставьте сообщение".
Раздался сигнал, и я попыталась справиться с нервами, которые всегда сопровождали эти звонки, даже спустя столько месяцев. Вздохнув, я произнесла одно-единственное слово, жжение в груди постепенно вытеснялось другим чувством. Сквозь шок, ужас и страх я ощутила решительность.

- Чикаго, - прошептала я.

Рука дрожала, пока я заносила в навигатор программу, на экране быстро появились цифры вычисленного расстояния поездки – 980 миль – путь, который я могу осилить за шестнадцать часов.

Я, наконец, нашла свое направление.

Дорога прошла в тумане, я следовала инструкциям и останавливалась лишь для того, чтобы дать ногам передышку или выпить кофе, или воспользоваться уборной. Когда я начала уставать, остановки участились, мне требовалось больше кофе, чтобы взбодриться, и через тринадцать часов за рулем я была так изнурена, что едва не заснула. Машина отклонилась с пути и съехала на обочину, едва не врезаясь в знак автострады. Меня трясло, пока я парковалась, потом я протерла руками лицо и сделала глубокий вдох. Мне нужно поспать, хотя я не хотела, но если я продолжу вести в таком состоянии, то обязательно нанесу кому-нибудь вред.
Едва сердце успокоилось, и дрожь ушла, я завела машину и выехала назад на шоссе, замечая через несколько миль место, где можно остановиться. Я поставила машину, закрыла все двери и откинула сиденье. Веки опустились, я надеялась отдохнуть, но, несмотря на истощение, ум продолжал работать. Я пыталась понять происходящее, сердце ныло, когда я думала о докторе Каллене.

В отличие от всех предыдущих раз, когда мне первым делом на ум приходил случай с наказанием, я начала вспоминать хорошее. Я думала о том, как он подарил мне фотографию мамы, как делился со мной воспоминаниями о посещении меня вместе с женой. Я воскрешала в памяти праздники, которые были у меня благодаря ему, его смех, когда мальчики делали что-то интересное. Выражение гордости на его лице, когда Эмметт и Джаспер закончили старшую школу. Я никогда не забуду, как он сидел рядом и держал меня за руку, пока доктор извлекал у меня чип. Я думала о «Макдональдсе», где он кормил меня в первый день, как он впервые купил мне фаст-фуд, и как отдал ключи от своего «Мерседеса», чтобы я училась водить. Он даже не разозлился, когда я вернула машину с царапиной на боковом зеркале, он просто починил ее, не говоря ни слова. Я вспоминала, как проснулась в Чикаго после похищения и обнаружила рядом обеспокоенного доктора Каллена, он снова и снова проверял меня, и тогда я поняла, что он искренне переживал за меня.

Оказалось, что спустя год остались лишь лучшие воспоминания, и вместе с ними пришли и слезы. Большинство значительных моментов, первых в моей жизни, были связаны с ним. Я помнила, как впервые увидела его в Финиксе, на его губах появилась улыбка, когда мы встретились взглядами. Тогда она показалась мне зловещей, потому что меня учили не смотреть людям в глаза, но теперь я поняла, что он улыбался, потому что я была храброй и сделала попытку. Он увидел мою силу и решительность, и, несмотря на боль и гнев, который испытывал из-за гибели жены, он дал мне шанс попрощаться с матерью.

Не знаю, сколько я лежала там и отдавалась воспоминаниям о прошлом, пока, наконец, задремала. Но как раз перед тем, как я провалилась в бессознательность, в голове всплыли слова Джаспера, те, которые он говорил мне у реки в Форксе. Он спросил меня о самом большом моем страхе, и я нерешительно ответила, что это надежда. Я боялась надеяться на лучшее в жизни, боялась разочароваться. И тогда я спросила его, а каков самый большой его страх, и он вздохнул, когда говорил те слова. "Я больше всего боюсь потерять отца. Я уже потерял мать из-за его образа жизни; не хочу, чтобы и он ушел".
Джаспер показал мне, что это нормально – хотеть большего в жизни, рисковать, даже если можно пораниться. Кто не рискует, тот не пьет шампанское. Он помог мне встретиться со своим худшим страхом... и будет честно, если я буду рядом в его худший момент.

Спустя какое-то время я внезапно очнулась от гудка, я резко выпрямилась и застонала – тело затекло. Я прищурилась на солнце, слепящее меня через стекла, и оглянулась по сторонам, чтобы очистить голову. Стоянка была занята, и, глянув на часы, я увидела, что уже восемь утра.
Я быстро воспользовалась уборной, а потом вернулась на шоссе, желая добраться побыстрее. Из-за нервов последние три часа тянулись невыносимо долго, но, когда я проехала под огромной зеленой вывеской, приглашающей в Чикаго, решимость вернулась. Алек сказал мне не останавливаться, пока я не найду безопасное место, прислушаться к интуиции. Куда бы я ни приезжала, мне было неуютно, но внезапно, на въезде в город, я ощутила, что именно тут я должна быть.

Я вспомнила адрес Эдварда и поехала прямо в окрестности Парка Линкольна, замедляясь и паркуясь на первом же свободном месте у обочины, когда увидела дом. Он выглядел, как и в тот полдень, когда мы сидели на крыльце, дверь была ободрана и нуждалась в покраске. Я застыла на миг, желудок крутило. Я так давно не видела его, и я задумалась, как он сейчас выглядит, счастлив ли он будет видеть меня или разозлится, что я вернулась. В голове было столько вопросов и возможных сценариев, что я едва заставила себя выбраться из машины и, сделав глубокий вдох, пересечь улицу. Я замерла у боковой дорожки возле дома, разглядывая черную машину на подъездной аллее. Нахмурившись, я увидела сигаретные окурки в траве. Он теперь курит? Что еще изменилось?

Я попыталась справиться с паникой, когда ступила на крыльцо, но едва я решилась постучать, как дверь отворилась. Я застыла, сердце замерло, а в глазах потемнело. Нервы накалились до предела, и надежда поглотила всю меня, когда я заметила силуэт на крыльце, но стоило мне сфокусироваться получше, как я смутилась. Передо мной стояла девушка, я внимательно осмотрела ее. У нее были темные волосы и очень смуглая кожа, тело было худощавым, но женственным, и она носила длинное черное платье. Сердце подпрыгнуло, когда я заметила, что ее волосы влажные, она только что приняла душ, и я начала бороться с тошнотой. Кто она? Она принимала душ в доме Эдварда? Он еще живет там? Она его девушка?

Она не произнесла ни слова, лишь достала из кошелька сигарету и подожгла ее.
– Хочешь? – спросила она, нарушая тишину.
Я подскочила от звука ее голоса и покачала головой, когда она протянула мне пачку. Она пожала плечами и спрятала упаковку.
– Мне больше достанется.
- Я, э-э... это, э-э... я имею в виду, ты... - начала заикаться я.
В горле формировался ком, и я сглотнула. Я отвернулась и посмотрела на машину, в панике думая сбежать, но прежде, чем я решилась, она вновь заговорила.

- Его тут нет, - сказала она.
- Кого?
- Эдварда. Сама знаешь, мудака, который тут живет, – уточнила она, на ее губах скользнула улыбка, будто она вспомнила что-то смешное. – Его тут нет.

- Оу, - ответила я, немного злясь на ее слова.
Мудак?
– А откуда ты знаешь, что я ищу Эдварда?
Она засмеялась, как будто я тупая, и я вспыхнула.
– На тебе написано "Эдвард", девочка.

Я нахмурилась и опустила голову, краснея еще сильнее, когда поняла, что на мне по-прежнему вчерашняя одежда – футбольная майка Эдварда из Форкса. Похоже, она увидела имя на спине, когда я отворачивалась.

- Плюс, - продолжила она, - я видела твои снимки, припрятанные в столе. Изабелла, да? Я Леа.
- Э-э, да, Изабелла. Приятно познакомиться с тобой, - промямлила я, не уверенная, что означают ее слова. Меня поразило, что она меня знает, и я задумалась, что говорил обо мне Эдвард. Если говорил. Она снова улыбнулась и бросила окурок на землю, а потом откинула его носком в траву. Я смотрела на мусор на газоне, интересуясь, сколько окурков принадлежит ей.
- Да, и мне тоже, - ответила она. – Приятно увидеть посетителя, которого он, возможно, захочет видеть. Он вечно брюзжит, когда сюда приходят люди, что очень прискорбно, учитывая, сколько труда я вкладываю, чтобы держать этот свинарник в чистоте.

Я не сводила с нее глаз, впитывая слова.
– Ты... живешь тут? – нерешительно спросила я.
Ее глаза расширились от удивления, и она захохотала, качая головой.

- Господи, нет. Мы говорим об одном и том же мужчине? Он - заноза в заднице. Я едва терплю его раз в неделю – я бы в жизни не жила с ним. Он платит мне целое состояние за уборку, поэтому я терплю его поведение, - ответила она. – Иногда, кстати. А иногда я не сдерживаюсь и говорю ему, что он придурок. Кто-то же должен это делать.

- О, так ты работаешь на него? – спросила я, когда она закончила свою болтовню, пытаясь выяснить. – Как горничная?
- Что-то вроде того, - ответила она, глядя на часы. – Кстати, мне пора. Эдвард, наверное, сейчас с семьей, но, уверена, позже ты застанешь его. Если захочешь, конечно. У него дерьмовое настроение, учитывая, что произошло.
- Да, - ответила я, пока она закрывала на ключ входную дверь, а потом пошла к припаркованной поблизости машине.
Она крикнула издалека, что будет рада еще раз меня увидеть, и я вежливо махнула в ответ, наблюдая, как она отъезжает.

Я задумалась, что делать дальше, а потом направилась вниз по улице, где, как я помнила, был дом Эвансонов. Возможно, я смогу увидеться с Алеком. Подъехав, я нерешительно постучала, нервно закусывая губу; внутри раздался шум. Дверь открыли через минуту, и едва я смогла рассмотреть человека, как меня притянули в объятия.
– Изабелла!

- Клара? – удивленно проговорила я, узнавая голос.
Она отпустила меня, и я застыла, когда смогла разглядеть ее. Она выглядела здоровой, набрала вес с тех пор, как я видела ее в последний раз. На ней было платье и высокие каблуки, а еще макияж – никогда не думала, что увижу такое на Кларе.
– Вау, я удивлена видеть тебя.
- Могу сказать то же самое, - с широкой улыбкой ответила она. – Я даже не знала, увижу ли тебя вновь! Господи, как я переживала! Как ты?
- Хорошо, думаю, - сказала я. – Немного не в себе, но в остальном в порядке. А ты?
- Еще лучше, когда ты здесь, - воодушевленно ответила она. – Все вокруг грустят из-за того, что случилось с доктором Калленом, но я плохо его знала. И я благодарна ему за то, что он сделал. Никогда не думала, что это произойдет.

- Э-э ... а что он сделал? – спросила я, еще больше озадачившись, что она так счастлива.
Он был мертв, и он убил несколько других людей.
- Ты не знаешь?

- Я знаю, что его больше нет, - прошептала я, содрогнувшись от этих слов – Эдвард столько раз повторял их, вспоминая мать.
Я прочистила горло, пытаясь взять себя в руки.

- Он освободил нас, Изабелла, - с внезапной серьезностью ответила она. – Десятки нас. Он потратил месяцы, выясняя, где мы все, а потом рассказал это все полиции. Эсме и ее муж, они отдали меня другому мужчине неделю назад. Я чувствовала себя преданной, потому что считала Эсме другом... Я думала, что у меня появился друг. А меня просто отдали, как будто я никто, и это было больно. Я боялась, что ад снова вернется, но вдруг... случилось это. Они пришли посреди ночи, и полиция забрала меня, они дали мне личность – и все потому, что доктор Каллен дал им информацию. Я думала, что Эвансоны избавились от меня, чтобы помучить, а они сделали это, чтобы помочь. Если бы я была с ними, полиция бы не пришла за мной. Они спасли меня, Изабелла.

Я уставилась на нее, ощущая, как глаза вновь наполняются слезами.
– И меня, - прошептала я. – Они спасли и меня тоже.
- Я знаю, - ответила она, вновь улыбаясь и притягивая меня назад в объятия.
Так мы стояли какое-то время, прижимаясь друг к другу, как вдруг она прочистила горло и отпустила меня.

– Я очень рада видеть тебя.
- И я тебя, Клара, - сказала я, улыбаясь и вытирая слезы. – Где все?
- Они уже в церкви. Я предложила остаться тут и помочь с подготовкой дома к собранию после церемонии, - ответила она. – Ты поедешь на похороны?

Я глянула на себя, оценивая одежду. Я совсем не подумала...
- Э-э, я не знаю...
Но едва она сказала хоть слово, как к дому подъехал белый фургон, и она вздохнула.
– Это поставщик. Эсме слишком занята, чтобы самой этим заниматься.
- Не сомневаюсь, - прошептала я, мне стало грустно.
Я еще не думала, как Эсме справляется со всем этим, она потеряла единственного брата.
– Мне пора.

Клара грустно улыбнулась. В это время из грузовика выбрались мужчина и женщина и начали разгружать коробки.
– Я еще увижу тебя? – спросила она.
Я нерешительно кивнула, и ее улыбка стала шире.
– Хорошо. Я думаю, доктора Каллена похоронят на кладбище Маунт Кармель. Для них много будет значить, если ты придешь.

Я кивнула, но без ответа; я сама не знала, как поступить. Поставщик продуктов начал заносить заказ в дом, и я быстро ускользнула на улицу к машине. Я проехала по окрестностям, и в нескольких милях от дома Эсме обнаружила маленький отель, в котором остановилась на сутки. У меня едва хватило денег, я отдала последние запасы налички. После того, как мне дали ключ от номера, я начала перерывать вещи в багажнике машины и тут громко застонала, вспоминая, что покинула Океанический Остров, оставив одежду в прачечной.
Я зашла в маленькую комнату и бросила на диван то, что было с собой, а потом начала обследовать жилище. Номер был потрепанным, светло-коричневая краска на стенах облупилась, а на кровати было постелено дешевое разноцветное белье. Отель был похож на те, в которых я жила все последние месяцы, но, что странно, напомнил мне о том месте в Калифорнии, где мы с Эдвардом оставались на ночь по пути в Финикс. Я улыбнулась воспоминанию, думая, какими счастливыми мы были вместе, перед нами простирался целый мир возможностей, и лишь небо было пределом. Мир, где я бежала не от вещей, а к ним.

Я тосковала по этому чувству.

Я приняла теплый душ, а потом надела свое единственное черное платье. Эмили купила его для меня в один из походов по магазинам, она заявила, что у каждой девушки должно быть простое черное платье. Присев на край кровати, я подумала о подруге, размышляя, чем она занимается сейчас, и взволновали ли ее события, связанные со мной. Не могу даже представить, как она все поняла, какие дикие мысли приходили ей на ум.

Я схватила пару черных туфель под платье, также моих единственных, и быстро скользнула в них. Я нервничала, когда накладывала макияж и надевала украшения, пытаясь выглядеть прилично. Взгляда в зеркало хватило, чтобы понять, что я готова. Я была взволнована и не уверена в себе, происходящее казалось невероятным, в животе порхали бабочки.
С ночной стойки я взяла телефонную книгу и просмотрела ее в поисках адреса кладбища прежде, чем выйти. Дорога прошла в тумане, но как только я приехала, то поняла, что нашла правильное место. Служба в церкви уже завершилась, и машины стояли возле кладбища, у поворота дороги были припаркованы несколько черных лимузинов и катафалк, укрытый цветами. Большинство машин были черными, и почти все похожи на «Мерседес» доктора Каллена и на тот, что стоял у дома Эдварда. Я знала, что это обычные машины мафии, но никогда не думала, что в одном месте соберется столько опасных людей. Моя машина была незаметна среди массы остальных автомобилей, и впервые со времени отъезда из Калифорнии я радовалась, что «Вольво» забрали. Я припарковалась позади остальных, не желая привлекать к себе внимание, и нервно выбралась с водительского сидения.

Я изо всех сил старалась держаться позади толпы, избегая людей. Пройдя несколько ярдов, я застыла, когда увидела длинный золотистый гроб с импровизированным монументом из цветов. От этого зрелища коленки подогнулись, все вдруг стало реальным. Тело доктора Каллена лежит внутри этого ящика, его сердце больше не бьется, жизнь покинула его. Он ушел. Из моих легких будто забрали воздух, голова закружилась, и в глазах потемнело. Я сделала несколько шагов в сторону и прислонилась к дереву, стараясь сделать вдох, я боялась, что потеряю сознание. Там были дюжины людей, одетых в дорогую черную одежду, все они молча стояли и тихонько ждали. Я судорожно обыскивала взглядом толпу, краем глаза заметив Эсме и Джаспера, но остальные были скрыты из вида.
Никто не заметил моего присутствия, все проходили мимо меня, и мне хотелось подобраться поближе, увидеть Эдварда, но ноги не слушались. Церемония началась, и я слушала, как священник произнес несколько молитв прежде, чем приступить к описанию жизни доктора Каллена.

"Карлайл Каллен был преданным человеком. Он твердо стоял за то, во что верил, и боролся за то, чего желал. Он был мужем и отцом; сыном и братом. Он не был идеальной личностью, он делал ошибки, но человек не может быть совершенным. Все мы совершаем грехи, становимся жертвами соблазнов. И Карлайл не был исключением. Жадность, похоть, чревоугодие, леность, гнев, зависть, гордыня – семь смертных грехов. Он боролся со всеми ними, пытаясь найти баланс между добром и злом, и не раз он терпел поражение. Но то, что он поддался злу, не означает, что он сам стал злом. Он был добрым человеком. Он был врачом и встречался со многими людьми в своей жизни, некоторым он спас жизнь. Он был любим многими, и многие будут скучать по нему.
Он страдал на земле, особенно после потери его любимой Элизабет, но он боролся с отчаянием. Теперь страдания Карлайла закончены, и мы должны радоваться этому. Он теперь с Богом, и он воссоединился в том мире со своей женой. Карлайл приходил ко мне перед самой своей смертью, и мы долго говорили о ситуации, в которой он оказался. Он выразил огромное сожаление за всю ту боль, которую причинял людям долгие годы, и, несмотря на его изъяны и ошибки, я уверен в одном – Карлайл Каллен был человеком чести".

Церемония продолжалась, из толпы раздавались всхлипы, и от этих звуков мою грудь сдавило еще сильнее. Когда священник закончил, люди начали подходить ближе и класть на крышку гроба красные розы с длинными стеблями, тихо говоря свое последнее "прости". Я заметила Эмметта и Элис, но другие члены семьи стояли впереди остальных и были не видны. Когда гроб начали опускать, рыдания стали громче, люди подходили и бросали пригоршни земли в яму прежде, чем отойти в сторону.
Я нервно прикусила губу, когда толпа начала рассеиваться, я искала кого-нибудь знакомого и застыла, наконец, увидев Эдварда. Он стоял ко мне спиной, я не видела его лица, но без тени сомнения я знала, что это он. На нем был черный костюм, волосы прилизаны назад, голова опущена – он смотрел на яму в земле. Люди говорили с ним, проходя мимо, но он никому не отвечал. Я увидела, как приблизился Эмметт и похлопал его по спине, но Эдвард лишь вздрогнул от прикосновения. Он просто стоял на месте, как статуя, пока все вокруг двигались. Я забыла об остальных и не могла отвести от него глаз. Позади я услышала, как кто-то прочистил горло, и я подскочила, звук вырвал меня из транса. Я обернулась, замечая в нескольких шагах от себя Алека.

- Рад видеть, что ты в порядке.
- Да, я, э-э... - начала я, не зная, что сказать.
На нем был такой же костюм, как на Эдварде, взгляд был пристальным, лицо – суровым. Моя паранойя тут же проснулась, я подумала, что мне нельзя быть тут. Он приказал мне держаться подальше от Чикаго, пока ситуация не будет решена, и я не знаю, все ли теперь в порядке. Меня охватила паника, когда я подумала, что еще могу быть в опасности.
– Я не знаю, стоило ли мне... ну, я просто подумала...

- Хорошо, что ты приехала, - сказал он, прерывая мое бормотание и подходя ближе.
Он молчал с минуту, просто глядя поверх моей головы, и я тоже отвернулась, находя взглядом Эдварда. Он не сдвинулся с места.
– Извини, что не позвонил и не сказал тебе о случившемся, но меня арестовали после происшествия и освободили только вчера. Когда я получил твое сообщение о намерении приехать, то подумал, что ты уже в курсе.
- Я видела новости, - тихо сказала я. – Они сказали, что была резня.

Он поежился от этого слова, и я глянула на него, замечая на его лице раздраженное выражение.
– Это не была резня. Тогда это значило бы, что произошедшее было случайным и не нужным, но, могу тебя заверить, Карлайл знал, на что идет. Будь это резня, никто бы не вышел оттуда живым, но мы с Эдвардом выжили.

- Эдвард был там? – с ужасом спросила я. – Он видел?
- Да, он видел, как это случилось, - тихо сказал Алек. – Сама понимаешь, ему нелегко. После гибели Элизабет он ушел в себя и ни с кем не говорил; похоже, смерть отца отобразилась на нем так же.
- О, Господи, - сказала я, грудь разрывалась от боли, а глаза вновь наполнились слезами, я посмотрела на Эдварда.
Он не шевелился, несмотря на то, что остальные уже уходили, и похороны заканчивались. Эсме стояла около него, и я видела, что она разговаривает, но он даже не замечал ее.
– Он видел смерть их обоих.
- Это так.

Мы молчали какое-то время, просто обдумывая все, а потом Эсме потрепала Эдварда по плечу и ушла. Она посмотрела в нашем направлении и запнулась, удивленно глядя на меня. Она тепло улыбнулась мне, подходя ближе и притягивая меня к себе.
– Ты прекрасно выглядишь, Изабелла. Прошло так много времени.
Она дрогнула, когда произнесла эти слова, ее голос сорвался.
– Спасибо вам, - тихо прошептала я, отпуская ее.
Ее лицо покраснело, макияж размазался, а глаза налились кровью от слез.
– Я сочувствую вашей потере, Эсме.
- Я тоже, солнышко. Я тоже, - шептала она, нежно погладив меня по щеке.
Она глянула на Эдварда, а потом снова на меня.
– Иди, - сказала она, кивая в его сторону. – Ты нужна ему. Убедись, что он доберется домой в безопасности, хорошо?

Алек положил руку жене на плечо, коротко кивнув мне, прежде чем увести ее. Не веря, я застыла на месте, происходящее казалось нереальным. Я посмотрела на Эдварда. Он выглядел другим, начиная от его позы и заканчивая костюмом, все это было чужим и смущающим. Не было того, к чему я привыкла в Эдварде, и я задумалась, знаю ли я его теперь, все стало иным. Даже отсюда я могла сказать, что ему больно, его плечи были опущены, руки в карманах, и ему было безразлично все происходящее вокруг.

Я сделала несколько шагов в его направлении и вновь остановилась, когда он, наконец, пошевелился, вынимая руку из кармана и приглаживая волосы. От его движения несколько прядок выбились из прически, и я непроизвольно улыбнулась – хоть что-то осталось прежним. Тут он напрягся и быстро отдернул руку, сгибая и разгибая пальцы. Я заметила на предплечье белую повязку и задумалась, что произошло. Инстинктивно я глянула на собственную руку, на которой от горячего кофе остались красные отметины. Эдвард направился в противоположном от меня направлении, и я запаниковала, думая, что он уходит, но он лишь взял одну розу с монумента и подошел к ближайшей могиле. Он присел на корточки и положил цветок на землю, прослеживая кончиками пальцев надпись на белом мраморе.

Я медленно двинулась к нему, меня наполняло любопытство, но через несколько шагов до меня дошло. Той ночью, когда мы играли в двадцать вопросов в его комнате, он говорил, что его мать на кладбище в Маунт Кармеле, и есть смысл в том, что доктора Каллена похоронили рядом с женой. Сердце бешено забилось, и желудок скрутило, я тут же почувствовала, что вмешиваюсь во что-то очень личное. Но тут Эдвард поднялся. Я вспомнила, как он сидел у фортепиано, склонившись над клавишами и плача, в годовщину смерти его матери, и боль сдавила грудь. Я поежилась и снова задохнулась, делая шаг назад, но он как-то почувствовал мое движение и напрягся.

Мы молчали, не двигаясь, атмосфера стремительно менялась. Солнце скрылось за тучей, и кладбище внезапно накрыла тень, холодный ветер прокатился по площади, меня будто молнией ударило. Воздух был густым и с трудом попадал в легкие, руки тряслись. Ключи, которые я держала, звякнули, и я резко выдохнула, крепко вцепившись в связку и пытаясь успокоиться, звук пронесся эхом по кладбищу.

Все как будто происходило в замедленном ритме. Он повернул ко мне голову, моргая. Я вздохнула, когда, наконец, увидела его лицо, увидела плотно сжатые губы и мешки под глазами, и боль в глазах. Он выглядел уставшим, истощенным, и его страдания ощущались в каждом движении. Когда он увидел меня, пустое выражение его лица тут же сменилось мириадой других эмоций, тех, которые бушевали у меня внутри. Шок, неверие, озадаченность, отчаяние, страх, страстная надежда, печаль, скорбь... все это я чувствовала, когда смотрела на сломленного мужчину, которому отдала свое сердце и не забрала назад. Я любила его, так же сильно, как и всегда, и стоило мне понять это, как эти же чувства я увидела и у него, все стало на свои места.

Он любил меня. Несмотря на то, что все стало иным, несмотря на то, что мир кажется чужим, любовь еще здесь. Наконец-то, я нашла то, что было правильным.

Я нарушила момент оцепенения и двинулась в его сторону, он тоже сделал ко мне несколько нерешительных шагов. Тогда я сорвалась и, сбросив туфли в траву, понеслась к нему. Меня трясло от слез, и я врезалась прямо в него, Эдвард напрягся, пытаясь удержаться на ногах. Он обвил меня руками, и от силы нашего столкновения отступил на несколько шагов назад. Он зацепился за что-то, и мы полетели на землю. Его тело неистово задрожало, когда у него вырвалось сдавленное рыдание, он вцепился в меня так крепко, будто от этого зависела его жизнь.

Мы не говорили ни слова, ком в горле делал невозможными любые звуки, кроме рыданий. Я прикрыла глаза и растворилась в его объятиях, по спине снова пробежала молния, когда я ощутила его родной запах. Его тело было теплым, и, несмотря на то, каким ранимым и беззащитным он сейчас был, в его руках было надежно. Я ощущала себя в безопасности, как будто все мои поиски и скитания нашли конечную точку в этом мгновении, в этом месте; я, наконец-то, вернулась домой.

Он был моим домом.

Я не знаю, сколько мы сидели там, на траве, между могилами его родителей, отчаянно вцепившись друг в друга и отдавшись во власть эмоций. Вся наша боль, страдания, тоска – все это выходило наружу вместе с воздухом, и мы так крепко держались друг за друга, что, боюсь, оставили на коже синяки. Мне было все равно, это не важно. Единственное, что сейчас имеет значение – это он.

Может, прошли минуты или часы, но время для нас остановилось. Мы не замечали ничего вокруг, никто не посмел помешать нам, единственное, что осталось в мире – это мы сами. Его всхлипывания постепенно затихали, как и мои, но мы были не готовы еще отпускать друг друга.
- La mia bella ragazza, - прошептал он, его голос сломался, и у него вырвалось еще одно рыдание, которое он пытался сдержать.
От его слов по телу прошла вспышка тоски, и я прикрыла глаза, отдаваясь ощущению электричества, возникающего при соприкосновении нашей кожи.

- Эдвард, - тихо сказала я, его имя застряло в горле.
Он отстранился, чтобы посмотреть на меня, его лицо было мокрым от слез, глаза покраснели, а на голове был беспорядок. Я подняла руку и расправила прядки, с неудовольствием ощущая, сколько он нанес на них косметики, чтобы пригладить. Его волосы всегда были удивительно мягкими, но сейчас прядки стали жесткими, и мои пальцы запутались в них.
– Твои волосы.
От грустной улыбки уголки его губ приподнялись, и, хотя он не ответил, я знала, что он понял мои слова. Он вытер слезы на моих щеках, ресницы затрепетали в ответ на его мягкое касание. Он проследил кончиками пальцев мой подбородок, потом изучил лицо, а затем заправил непослушную прядку волос за ухо.
– Твои уши.

Я кивнула, когда он нежно дотронулся до сережки. Я проколола уши в Калифорнии, и Эмили купила первую пару сережек, как подарок ко дню рождения. Я вытерла его слезы и изучила его лицо так же, как он изучал мое, я заметила на его щеке маленький шрам. Я никогда прежде его не видела, но знала, что он новый. Что с ним случилось?
– У тебя шрам, - тихо проговорила я, проводя по нему кончиком пальца.
Он вздохнул, склоняя голову к моей ладони.
- У тебя загар.
- А у тебя нет.

Он выдавил улыбку в ответ на мои слова, у него вырвался изумленный смешок, и я улыбнулась. Когда он посмотрел на меня, я вспыхнула румянцем, и он нежно погладил мою щеку.
– Ты все еще краснеешь, - прошептал он.
- А ты - причина этому.

Мы молчали с минуту, впитывая слова, и он внимательно изучал меня.
– У тебя макияж.
- На тебе костюм.

Он снова кивнул, бросая на себя короткий взгляд, прежде чем скривиться.
– Я по-прежнему не люблю их, но это же похороны, - его голос сорвался на этом слове, и он отвернулся, делая глубокий вздох, чтобы успокоиться.
Его взгляд устремился мимо меня на что-то, на лице проскользнула озадаченность, и он тряхнул головой.
– Ты носишь высокие каблуки.
- Я по-прежнему не люблю их, но это же похороны, - прошептала я, повторяя его слова и продолжая осматривать его. – Ты не носишь «Найк».
- Хотел бы я. Эти гребаные туфли давят, - пробормотал он.
Я хихикнула, когда он выругался, от звука его голоса мое тело наполнилось чувствами, которых я давно уже не ощущала. Это поражало и смущало, такая буря чувств истощала меня.

- А ты по-прежнему говоришь это слово, - сказала я, испытывая странное облегчение, что он ругается.
Эту часть Эдварда я любила и хорошо помнила.
- Это слово? – спросил он, приподнимая брови.
Я не отвечала, и тогда он засмеялся, качая головой.
– А ты по-прежнему не используешь его.
Я просто пожала плечами.

Мы сидели там какое-то время, изучая друг друга, и в данной ситуации это казалось поразительно нормальным, я знала, что это лишь способ снова найти нашу связь. Мы заново вспоминали друг друга, узнавали то, что изменилось за время нашей разлуки, и к нам вернулся комфорт и чувство родства. Я бесчисленно множество раз думала, что скажу Эдварду, если вновь его увижу, я грезила о том, что он скажет в ответ. Я прокручивала в голове воображаемые диалоги, думала о разных вариантах развития событий, но никогда не верила, что это будет так просто. Прошло почти два года с тех пор, как он был рядом, но в моем сердце время потеряло значение.
Мы оба изменились, но Алек и Эсме были правы, когда говорили, что Эдвард внутри останется прежним. Я увидела это, когда заглянула в его глубокие зеленые глаза, там пряталась тьма; события, свидетелем которых он стал, преследовали его, но не поглотили. Они подобрались к нему совсем близко, но не смогли захватить его жизнь. Он выдержал, и я не знаю, что он сделал, чтобы не сдаться, но было ясно, что он не проиграл битву.

Дух Эдварда, возможно, сломлен, но его душа не затронута.

Мы не расспрашивали друг друга, мы не задали ни единого вопроса, чем занимались во время разлуки. Для этих вопросов время наступит позже, время запоздалых объяснений, но сейчас наше мгновение. Я как будто впервые его встретила, но мое сердце узнавало его.
Он был моим Эдвардом, и даже сломленным он был прекрасен.

- Трудно поверить, что ты тут, - прошептал он, снова притягивая меня в объятия.
Он зарылся лицом мне в волосы и глубоко вдохнул, его тело задрожало.
– Наверное, это чертов сон. Быть не может, что ты на самом деле здесь.
- Это не сон, - ответила я. – Я здесь.
- Надолго?

Я открыла было рот, чтобы ответить, сказать ему, что буду тут столько, сколько он захочет меня видеть, но мне помешала трель телефона. Между нами тут же повисло напряжение, он отпустил меня и достал из кармана трубку. Его тело окаменело, он поднялся с земли и кивком велел мне оставаться на месте. Я внимательно смотрела, как он отошел на несколько шагов, открыл мобильный и поднес его к уху. Он говорил тихо, чтобы я не услышала, и я нахмурилась, ощущая тошнотворное чувство в животе. Я знала, что наша передышка не вечна, что тот пузырек, в котором мы старались укрыться, быстро лопнет при столкновении с реальностью. Он все еще был частью моей жизни, но остались те стороны его существа, которые для меня закрыты – эти вещи знать не положено. Эдвард хранил секреты, которым не суждено раскрыться, и так будет всегда. Никогда не изменится.

Я встала с земли, Эдвард по-прежнему вел беседу по телефону, а я тихонько рассматривала надгробный камень на могиле его матери, читая выбитые там слова.

Элизабет "Лиззи" Каллен
Март 1965 – октябрь 1996
"Or pensa pur di farmi onore"

Ей было всего тридцать один в день смерти, слишком молода, чтобы покинуть этот мир. Доктор Каллен пережил ее на десять лет, но его любовь к ней не дрогнула, даже если он знал, что нет ни единого шанса вернуть ее. Им настал конец, а он держался за ее память, потому что верил, что она та самая, единственная. Их души были связаны до такой степени, что даже смерть не разорвала эти узы, и я знала, что доктор Каллен продолжал любить ее до последнего вздоха.
Не могу даже представить, каково ему было - просыпаться каждое утро и понимать, что ее не вернуть, что ему не дано более ощутить эту любовь. Я не сводила глаз с надгробия, венчающего самую большую потерю его жизни, и в тот момент я поняла, что у нас с доктором Калленом в наш первый день в Финиксе было больше общего, чем можно представить. Мы оба потеряли волю двигаться дальше; мы оба прекратили надеяться на лучшее. Мы оба приветствовали смерть, как конец наших мук на земле, но мы также помнили, что остались для нас дела и в этом мире, здесь люди, которым мы нужны. И мы оба боролись ради этого, ради тех, кого еще любили; и мы одержали победу.

- Прости за это, - тихо сказал Эдвард, прерывая мои размышления. – Это был...
- Мне не нужно знать, - оборвала я, но я услышала, как он все равно пробормотал имя Алека.
Он ничего мне не должен, и я не хочу, чтобы он чувствовал себя обязанным. Неловкое молчание зависло в воздухе, я продолжала рассматривать надгробие, а Эдвард вздохнул.

- Or pensa pur di farmi onore, - сказал он, читая строчки на камне. – Это значит "Всеми силами почитай меня". Это строчка из Данте...
- La Vita Nuova.

Мы сказали это одновременно, и я мягко улыбнулась, а он выглядел удивленным.
– Ты подарил мне копию на день рождения.
- Да, точно, - побормотал он, на его губах промелькнула улыбка, а в глазах заплясали огоньки. – Кстати, с днем рождения.

Его слова застали меня врасплох.
– День рождения?
- Да. Сегодня тринадцатое. Ты забыла, что сегодня твой праздник? – озадаченно спросил он.
Я покачала головой, и он едва слышно что-то пробормотал, а потом попытался взъерошить волосы, вновь забывая про гипс на руке и укладку. Он поежился и выругался, снова сгибая и разгибая пальцы.
– Ты хоть помнишь свой восемнадцатый день рождения? Я чувствую себя дерьмом, что пропустил его.
- Помню, - тихо сказала я. – И это не твоя вина, что ты его пропустил, - я запнулась, получив от него недоверчивый взгляд.
Я поняла, что сморозила глупость. Он оставил меня, бросил посреди ночи, и, не поступи он так, он был бы со мной рядом в день восемнадцатилетия. И, конечно, он возложил всю вину лишь на себя.
– Ну, хорошо, это ты пропустил, - сказала я, пожав плечами. – А я пропустила два твоих дня рождения.

Он сухо засмеялся, качая головой.
– Нет, не пропустила, - с нажимом сказал он.
Я замолчала от его тона, напряжение становилось все сильнее.
– Ты оба раза желала мне счастливого дня рождения. Только это помогло мне продержаться. Со мной творилась полная фигня. Знаешь, что я делал на твой восемнадцатый день рождения, Белла?
- Нет, - нерешительно ответила я, боясь ответа.
- И я тоже не знаю, - ответил он, качая головой. – Я пошел на работу, я должен был... б...ь, я должен был сделать дерьмо, которое делать, на хер, не хотел. А потом я приехал домой и напился до невменяемости, и я не помню ни единой гребаной минуты той ночи. Я проснулся утром, рядом стоял полисмен, я был на этом чертовом кладбище, и меня бранили за публичное пьянство и шатание по улицам. На мне даже не было рубашки и сраных туфель, лицо было обдолбаным, а на теле – новая отметина. Я сделал той ночью татуировку, а потом мне надрали задницу, и я притащился на могилу матери, чтобы поспать, но я ничего этого не помнил. Вместо того, чтобы быть с тобой, я был, б...ь, тут. Какого хера я делал это дерьмо? А когда коп узнал мое имя...

Он запнулся, снова горько смеясь. Я видела, как в его глазах формируются слезы, с каждым словом его гнев рос. Я молчала, позволяя ему выговориться; я знала, что ему нужно выплеснуть это наружу прежде, чем оно съест его.
– Он узнал, что я Каллен, и, конечно, я автоматически причислился к ним. Сын Карлайла Каллена, эта хрень тут же делает меня врагом. Tale il padre, tale il figlio (прим.: Каков отец, таков и сын). Меня тут же записали в плохие личности, потому что никто порядочный не стал бы иметь дело с этим дерьмом. Все, что потребовалось – это узнать мое гребаное имя! И что самое худшее, он, б...ь, был прав! Как же я, на хер, ненавидел это, но он был прав. Я один из них.

- Ты - не плохой человек.
- Ошибаешься, Белла. Ты даже не знаешь, б...ь, насколько плохой, - выплюнул он, поколебавшись, прежде чем продолжить. – Ты бы, черт подери, не глянула на меня, если бы знала.

- Ты делал лишь то, что должен был, Эдвард.
- Ты даже не знаешь, что я делал! – парировал он. – Каково это – стоять и смотреть, и не говорить ни единого гребаного слова. Как ты можешь заявлять, что я - хороший человек, если я наблюдал, как людей, на хер, убивают, но держал рот закрытым, как будто они ничего не значат?! Как будто их, б...ь, списали со счетов, и насрать, что у них есть семьи! Какой, б...ь, хороший человек такое делает?

- Я, - тихо прошептала я, слезы наполнили глаза.
Я подняла руку и вытерла их, а он одарил меня недоверчивым взглядом.
– Ты забыл историю, которую я рассказывала тебе? Ту, где Чарльз убил девочку-подростка? Он избивал ее до смерти, ее тело лежало на полу часами, а мы просто проходили мимо, как будто ее там нет. Он избавился от нее, а я убирала оставшийся беспорядок. Я всю ночь оттирала кровь, устраняя последствия этого случая, как будто эта девочка никто, как будто ее никогда не было! Я делала это, Эдвард! Девочка умерла, я даже не знала ее имени, но я никак не помогла ей.
Он яростно покачал головой.
– Это другое.

- В чем?
- Он, б...ь, убил бы тебя, Белла! У тебя не было выбора, кроме как остаться в стороне. Он контролировал тебя!
- А у тебя есть выбор? – спросила я. – Они говорили тебе, что не убьют тебя, если ты откажешься им подчиняться? Они тебя не контролируют?

- Все равно, это не одно и то же, - жестко сказал он, в его голосе явно слышалась досада. – Ты родилась в этом дерьме и не выбирала такую жизнь, а я свою выбрал. Я сознательно отдал им себя. Я выбрал быть таким человеком, черт возьми, Белла.
- Ради меня, - сказала я. – Ты сделал это ради меня, Эдвард. Ты не выбирал эту жизнь потому, что захотел, или потому, что решил быть таким человеком. Ты выбрал ее, чтобы спасти меня, чтобы у меня была жизнь. Одно это делает тебя хорошим.

- Отлично, - с издевкой сказал он. – Значит, и мой отец был хорошим? Сегодня они говорили, каким, б...ь, замечательным он был, скольким людям он помог, какое большое сердце у него было. Бедный гребаный обезумевший от горя Карлайл Каллен, он старался изо всех сил. Они вели себя так, будто он долбаный падший ангел, но он был далек от этого! Как насчет плохого? Он, б...ь, помог нескольким людям, а те, кому он причинил боль, вдруг забылись, да? Он открыл огонь в этом сраном доме, где был я, и я видел это дерьмо! А потом он... он, на хер, попытался... Иисусе, он, черт возьми, мертв!

Он начал трясти головой в попытке взять себя в руки, он тяжело дышал, как будто после бега. Я подошла ближе и погладила его по спине, у меня бежали слезы. Ему было больно, и он был зол, напуган и сбит с толку, и я не знала, как ему помочь.
- Он, на хер, мертв, - повторил Эдвард через минуту, голос был низким. – Он ушел. Они оба ушли. Как, б...ь, мне теперь быть?
- Делай то, что делал всегда, - прошептала я. – Выживи.

- Я, б...ь, ненавижу его, - продолжил он, даже не услышав мои слова. – Он ушел на пике славы, отомстив за то, что они сделали с моей матерью, и в попытке защитить всех нас, а я, черт возьми, ненавижу его, потому что он ушел! Он был моим отцом, я любил его! Я не хотел терять его! А теперь он, на хер, мертв.

- А что самое худшее – я не был удивлен, он поступил так, как поступил бы я на его месте. Я тоже убил бы каждого ублюдка за такое. Думаю, коп был прав. Я - гребаный сын Карлайла Каллена... Я совсем как мой проклятый отец.

Я с шоком резко выдохнула, когда он выдернул из монумента один из цветков и кинул его, а потом вытащил еще один. Он начал выкрикивать проклятия в сторону отцовской могилы, и я схватила его за руку, пытаясь успокоить. Мне было страшно видеть его потерявшим контроль, его настроение менялось так быстро, что я за ним не поспевала. Он отшатнулся от меня и застыл, его поза стала похожа на ту, в которой я впервые увидела его на кладбище. Он был напряжен, совершенно неподвижен и смотрел в землю. Как будто в тумане, не замечая ничего вокруг.

- Прости, - сказал он через миг, его голос был спокойным и бесстрастным.
Он снова погрузился в себя.
- Не извиняйся, - прошептала я.
Он покачал головой, доставая из кармана серебристую флягу.
- Я должен тебе много извинений, - сказал он, поднося флягу к губам и делая глоток.
Я смотрела, как он прикрыл глаза и содрогнулся.
– Хотя простого "извини" будет мало.

- Твои намерения были благородными, - сказала я, не желая, чтобы он винил себя.
По его поведению я видела, что он уже долго этим занимается.
- Как там говорят – благими намерениями выложена дорога в ад? – спросил он, издавая сухой смешок. – В этом есть смысл. Я направляюсь именно туда.

- Не говори так, Эдвард, - попросила я.
- Прости, ты права, - быстро сказал он, делая еще один глоток. – Я не должен был говорить тебе это дерьмо. Я просто... прости меня. Я рад, что ты здесь. Ты не должна была приезжать. Ты ничего нам не должна, но я рад видеть тебя.

Его слова были удивительно формальными, все эмоции, которые были минуту назад, ушли.
– И я рада видеть тебя. Я, э-э... скучала по тебе.
- Да? – спросил он, вопросительно приподнимая брови.
Я кивнула, краснея, а на его губах мелькнула улыбка.
– Я тоже скучал по тебе. Ты хорошо выглядишь, tesoro.
Мое сердце тут же отреагировало бешеным стуком, в животе запорхали бабочки.
– Ты тоже, - сказала я.

Он нахмурился, недоверчиво глядя на меня, а я засмеялась.
– Так и есть. Но ты выглядишь уставшим. Что случилось с твоей рукой?
Он глянул на нее, вздыхая.
– Алек подстрелил меня.
- Он подстрелил тебя?! Почему?
- У него спроси. Я еще не говорил с ним. Была жаркая ночка. Он... э-э, б...ь. Забей на меня.
Он снова замолчал, и я поняла, что он копается в себе.
– Отсюда и шрам на лице. Кто-то выпустил в меня пулю.

Пока до меня доходили его слова, я с ужасом глянула на него, беспокоясь за его безопасность.
– Это страшно.
- Это жизнь, - сказал он, пожав плечами, будто это ерунда, но я знала лучше. – Теперь это моя жизнь. Какая разница. Я справляюсь. А как ты? Как твоя свобода?

- Свобода, - пробормотала я. – Это она и есть?

- Да, это она. Ты можешь поехать туда, куда захочешь, и делать, что пожелаешь, и быть, кем хочется. Ты не должна делать разное дерьмо, которое делать не хочешь. Если ты проснешься утром и пожелаешь еще поспать, ты можешь вернуться в кровать. А если твой телефон звонит, ты можешь не отвечать, а просто включить гребаный автоответчик. Ты можешь стать медсестрой или поваром, или учителем, все, что взбредет в голову; поехать на Гавайи или в чертов штат Юта. Хотя я не знаю, кому, б...ь, понадобится ехать в Юту, но это не важно. Дело в том, что ты можешь делать все, что пожелаешь. Это свобода, Белла.

Между нами зависла тишина, и я смотрела, как он понес флягу к губам, его глаза стреляли по сторонам, старательно меня избегая. Я видела грусть на его лице, а еще разочарование и страстное желание иметь то, чего у него не было. В груди запульсировало от боли.

- Парень по имени Майкл приглашал меня на свидание несколько месяцев назад, - выпалила я.
Эдвард застыл с флягой у рта, его тело напряглось.

- Ты гуляла с ним? – с предчувствием спросил он, напряжение и гнев волнами исходили от него.
- Я думала об этом. Он был милым, студент-художник. Мне было бы с ним весело, но я поняла, что нет смысла это начинать.
- Почему? – спросил он, бросая на меня взгляд, его брови вопросительно приподнялись.
Сквозь его тоску прорезалась надежда, чувство, с которым, я видела, он борется.

- Потому что он никогда не узнал бы меня, - тихо сказала я. – У меня были друзья – думаю, так ты бы их назвал – но они не знали меня. Никто не знал. Они не знали, откуда я, через что прошла. Они не знали, что я повидала, а я не могла это рассказать, потому что никто не понял бы. По их мнению, мир, в котором я родилась, существует лишь в кино, рабство исчезло столетие назад, а мафия умерла вместе с Аль Капоне. И я не могла разубедить их, потому что эти вещи им не стоило знать. Они никогда бы не узнали Изабеллу Свон, настоящую меня. Они видели лишь придуманную историю, обложку, девочку, которая может быть, кем угодно. Но я так не могла. Моя мать была рабыней, а мой отец владел мной. Они никогда не узнают, что меня похищали, и я едва не умерла, а еще я смотрела, как люди гибнут. Они никогда не узнают, что ты сделал, чтобы спасти меня, чем ты пожертвовал. И они никогда не узнают, что ты потерял из-за меня.

- В том-то и дело, Белла, - с нажимом сказал он. – Ты не должна больше быть частью этого мира. Ты не должна быть девочкой, которая была рабыней, не должна иметь дело с этим дерьмом. Поэтому я боролся за тебя, чтобы ты могла уйти и не оглядываться.

- Ты не понял, Эдвард? Это я! Я - та девушка! Я та, кто я есть сегодня, благодаря своему прошлому. Я не могу просто не оглядываться – что это за жизнь, если мне нужно забыть, откуда я пришла? Я не могу провести годы, скрываясь от прошлого и делая вид, что я не та, кто я есть. Я хочу быть просто собой. Хочу, чтобы рядом был кто-то, кто понимает меня... настоящую меня.
- Ты заслуживаешь большего, - тихо сказал он, его слова были наполнены грустью.

- Ты тоже.
- Я выбрал это дерьмо, Белла, - выплюнул он.
Я поежилась от его тона.
– Не имеет значения, почему – факт в том, что дело сделано! Это теперь моя жизнь, и нет смысла копаться, должен я тут быть или нет, потому что я уже в деле. Теперь я такой охеренный человек. Я сделал свой выбор!

- Тогда почему я не могу? Почему я не могу выбирать? Почему ты так со мной поступил? – сердито спросила я.
Он застонал, качая головой.
- Потому что ты слишком хороша для этого дерьма, Белла! Ты провела всю жизнь, выкинутая на ее задворки, контролируемая этими уродами; я не мог позволить тебе отказаться от будущего из-за них. Будь я проклят, если бы позволил тебе попасть в это пекло из-за меня. Я того не стою.

Я уставилась на него, пораженная его словами, я не верила, что он может сказать такое.
– Как ты можешь говорить это? Всю жизнь мне твердили, что я никто, я ничего не стою! Мой отец повторял это, его жена не уставала это говорить, его родители говорили так, и даже твой отец однажды! Ты единственный из всех людей смотрел на меня и повторял, что я стою чего-то, что я кто-то. Так что не смей стоять тут и заявлять мне, что ты того не стоишь, Эдвард Каллен, потому что это не так!

Его глаза расширились от шока, и он открыл было рот, чтобы ответить, но тут я снова заговорила. Я не могла позволить ему терзать себя, ему достаточно и своих проблем.
- Ты хотел, чтобы я вырвалась из этого мира, узнала свои возможности, пошла в школу и нашла свое место. Ты хотел, чтобы я сама что-то создала, следовала за мечтами, и я поступала именно так, Эдвард. Я делала это, потому что ты так хотел, потому что я задолжала тебе за то, что ты сделал ради меня! И мне нравилось это... нет, я любила это! Я любила ходить на занятия и заниматься искусством. Я любила возвращаться в место, которое называла домом. Я любила узнавать людей. Но даже там я была одинока. Знаешь, каково это, стоять в заполненной комнате и быть совершенно одной? Знаешь? Потому что именно так я себя чувствовала без тебя.

- Я не хочу, чтобы ты довольствовалась только мной, Белла. Ты не веришь, что можешь иметь больше. Я не смогу жить дальше, если буду знать, что ради меня ты пожертвовала своим будущим.
- Довольствоваться? – недоверчиво спросила я. – Ты думаешь, что быть с тобой – это довольствоваться? Ты такой тупой?

Он шокировано впился в меня взглядом и застыл, пораженный моей вспышкой. Он хотел ответить, но я продолжила прежде, чем он смог начать спорить.
– Я всегда буду частью твоего мира, Эдвард, потому что Алек всегда будет частью моей жизни, нравится мне это или нет. За мной всегда будут присматривать, чтобы убедиться, что я не проговорилась. Мой дом взломали в уик-энд свадьбы твоего брата, а я даже не могла позвонить в полицию и сделать заявление. Я должна была звонить твоему дяде! Как мне объяснить это людям? Это ненормально – я ненормальная! Я не могу позволить никому приблизиться к себе! Быть одной в целом мире, тратить жизнь, пытаясь быть не тем, кто я есть, стараться сбежать от прошлого – это и есть довольствоваться, Эдвард. А имеет значение, чего я хочу?
- Конечно, имеет, но...

- Нет тут никаких "но"! – выкрикнула я.
Он раздраженно вздохнул, качая головой и снова начиная пить. Он избегал ответа, и я застонала – его уклончивость бесила меня. Я вырвала флягу у него из рук прежде, чем он сделал глоток. Он шокировано посмотрел на меня, а я, отвернувшись, вылила жидкостью на землю.

- Я не могу поверить, что ты, б...ь, только что...
- Так имеет значение или нет, Эдвард? - сказала я, обрывая его.
Он замешкался прежде, чем ответить, вид у него по-прежнему был пораженный.
– Имеет.

- Так почему ты не видишь, что забрал у меня единственное, чего я хотела больше всего? Это мне пришлось довольствоваться другим, когда ты оставил меня, Эдвард! Все, чего я хотела - чтобы был кто-то, кто видит меня, кто любит меня, кто понимает меня. Ты единственный человек, который когда-либо понимал меня, кто мог понять. Я не должна была прятаться от тебя; не должна была притворяться другим человеком. Ты знал меня, настоящую меня, женщину, которую никто больше не будет знать. Я хотела быть с тобой, я думала, мы будем вместе, но ты оставил меня! Ты пообещал никогда не бросать меня, быть рядом, а потом ты просто ушел, пока я спала! Ты бросил меня одну, хотя я больше всего хотела быть там, где ты! Ты хотел, чтобы у меня была жизнь... как же ты не видишь, что ты был моей жизнью?

Меня трясло, слова причиняли боль.
– Я хотел лучшего для тебя, Белла. Я хотел дать тебе шанс, - взмолился он.
- Шанс для чего, Эдвард? Счастья? Потому что мне неприятно огорчать тебя, но я уже была счастлива с тобой. Если ты больше не любишь меня, это одно, но...

- Конечно, я, на хер, люблю тебя! – выплюнул он, обрывая меня.
Его глаза наполнились слезами, по щекам скользнула влага.
– Я не хочу, чтобы тебя убили! Я не хочу, чтобы ты закончила, как моя мама!

- Ты - не твой отец, Эдвард, а я - не твоя мать.
- Я знаю это, - резко сказал он.

- Разве? Ты был так занят, пытаясь не повторить историю, что совершенно забыл все, чему учила тебя твоя мать, игнорируя то, что было у тебя перед носом!
- И что это? – спросил он, вытирая глаза и качая головой.
- Судьба.

- Судьба, - эхом повторил он.

- Да, судьба. Один умный человек сказал мне, что случайностей не бывает. Все происходит по какой-то причине, не имеет значения, что мы делаем; если этому суждено быть, оно случится. Твоя мать верила в это всеми фибрами души, и это отразилось на всем в ее жизни, кроме тебя! Ты пришел в мою жизнь, потому что должен был быть там, Эдвард. Это была не случайность, что мы встретились, это судьба! Как я уже сказала, если ты больше не любишь меня, это одно, но не отталкивай меня только потому, что пытаешься защитить меня или хочешь для меня лучшего. Этим ты только ранишь нас обоих! Я люблю тебя... нет, я чертовски люблю тебя, Эдвард Каллен! Ты не можешь бороться с судьбой, потому что проиграешь. И ты не чтишь свою мать, игнорируя то, во что она верила!

Мое волнение достигло верхней точки, и я обхватила себя руками, пытаясь сдержаться, но я была на грани срыва. Эдвард показался ошарашенным, он непонимающе смотрел на меня, но в тот момент, когда у меня из груди вырвался всхлип, он вернулся в реальность. Он приблизился ко мне и крепко обвил руками, я окунулась в его объятия.

- Ох, tesoro, - прошептал он мне в волосы через минуту, нежно потирая мои спину. – Я тоже чертовски люблю тебя.

Так мы и стояли, держась друг за друга, прежде чем зазвонил его телефон и нарушил момент. Он застонал и отпустил меня, быстро доставая трубку из кармана. Он глянул на экран и прошептал "прости", а потом открыл мобильный, нерешительно отвечая.
- Сэр, - произнес он ровным голосом.
Он не попытался отстраниться, его глаза не отрывались от моего лица.
– Да, тридцать минут. Да, сэр. Я понял.

Он отключился и засунул телефон назад в карман, а потом одарил меня пытливым взглядом.
– Тебе нужно ехать? – спросила я, переживая.
Он кивнул.
- Да, и тебе тоже. Похоже, нас ждут на гребаном собрании, или как там оно называется.
- Оу. Это был Алек? – спросила я, удивляясь, почему тогда это прозвучало так серьезно. – Я думала это, ну, знаешь, работа. Звучало, как будто...

Он грустно улыбнулся.
– Я знаю, как это звучало. Алек и есть моя работа. Он теперь, в первую очередь, мой босс, а уже потом дядя, Белла. Я больше не могу послать его на х..., потому что не вижу границу, где кончается бизнес, и начинается личное. Лучше перестраховаться, чем сожалеть. Не хочу, чтобы, б...ь, он снова меня подстрелил.

Я инстинктивно посмотрела на его руку, качая головой.
– До сих пор не могу поверить, что он выстрелил в тебя.
- Ну, а я могу. Он не раз надирал мне задницу и угрожал убить чаще, чем я могу сосчитать, так что это лишь вопрос времени.
Я с ужасом посмотрела на него, и он нервно хихикнул, заметив мое выражение.
– Я заслужил это, не переживай. Я по-крупному облажался.
- Как? – спросила я, тут же сожалея о вопросе.
Не знаю, чем он мог со мной поделиться, и я не хотела ставить его в неловкое положение.
– Я имею в виду, если ты можешь...

- Может, позже, - ответил он, глядя на часы. – Мы проведем тут всю ночь, если я попытаюсь объяснить тебе это дерьмо, а у нас осталось всего двадцать восемь минут, чтобы доставить мою задницу в пункт назначения. Ты за рулем? Я приехал с семьей, но они просто, на хер, оставили меня тут.
Я кивнула.
– Я на машине, - сказала я, поднимая повыше ключи.

Он мягко улыбнулся, а потом посмотрел на могилы родителей.
– Прощайте, - прошептал он прежде, чем нежно положить руку мне на спину и подтолкнуть меня к выходу. – Похоже, я ошибался.
- По поводу?
- Наверное, во многом, но особенно в том, что ты никогда не скажешь слово "черт", - сказал он, качая головой. – Не могу поверить, что ты, на хер, выругалась на меня.

Я горько улыбнулась и залилась краской, понимая, что это вырвалось посреди тирады.
– Я просто... оговорилась.
- Не скажу, что я удивлен, - пробормотал он.
Дальше он не продолжал, и до выхода из кладбища мы хранили молчание. Я показала ему, где припаркована моя машина, она стояла вдоль дороги за несколькими деревьями, он внимательно осмотрел ее.
– Отлично. 550i Gran Turismo2, да?

Он вопросительно посмотрел на меня, я лишь пожала плечами, не имея понятия. Он хихикнул.
- Ладно, она хоть твоя?
- Да.
Он кивнул и снова начал рассматривать автомобиль.
– Почему ты выбрала «БМВ»?
- Э-э, я не выбирала. Алек купил ее, - сказал я. – Он дал мне ее, когда забрал «Вольво».

- Он забрал «Вольво»? – недоверчиво переспросил он. – Вот ублюдок, он, наверное, отдал ее на металлолом. Блин, я скучаю по той охеренной машине. Я бы отдал левое яйцо за возможность снова посидеть за ее рулем.
Я засмеялась.
– Я тоже.

Он удивленно приподнял брови, на его губах промелькнула изумленная улыбка.
– У тебя есть яйца, tesoro? – игриво спросил он. – Я знаю, что многое дерьмо изменилось, но это...
Я отчаянно покраснелв, когда он начал шутить.
– Я имела в виду, что мне нравилась машина...
- Я знаю, что ты имела в виду, - прервал он меня.

- ...и я бы отдала твое левое яйцо, чтобы посидеть за ее рулем.

Он шокировано уставился на меня, не ожидая такого удара.
– Оу, хотел бы я посмотреть, - со смехом сказал он. – Ты бы позволила им просто отрезать мои гребаные яйца? Мне больно, Белла!
- Уверена, что будет болеть, - игриво сказал я.
Он снова хихикнул, кивая в знак согласия.
- Да уж. Очень. Я бы не хотел такое испытывать. Лучше бы меня, на хер, убили, чем заставили проходить через такие муки.

Я удивленно посмотрела на него, для кладбища его слова прозвучали очень серьезно. У меня по спине пробежал холодок, а он прочистил горло, отворачиваясь, пока забирался на пассажирское сидение машины. Во время поездки мы оба молчали, тишина, окружающая нас, стала странной и неуютной. Слишком многое осталось недосказанным, вопросы без ответов витали в воздухе и создавали напряжение. Прошло столько времени, и я знаю, что нельзя просто начать с той точки, на которой мы расстались, нереально ждать, что мы тут же найдем то, что потеряли. Но чувства еще здесь, они зарыты под поверхностью. Просто потребуется время, чтобы выпустить их, восстановить, и потребуется терпение. Много терпения.

Если он захочет, конечно, попытаться.

Эдвард сказал мне припарковаться около его подъездной аллеи, позади его машины, а потом мы медленно пошли к дому Эвансонов. Эдвард был на пределе, он засунул руки в карманы, а его тело было невероятно напряжено. Он молчал и опустил голову вниз, все глубже погружаясь в себя. Когда мы подошли к дому, он запнулся, и я подтолкнула его локтем, мягко улыбаясь, когда он глянул на меня. Выражение его лица было пустым, он казался отстраненным, предчувствие в его глазах пугало. Очевидно, ему было некомфортно находиться тут, и он не хотел.

Он подошел к крыльцу и просто открыл входную дверь, без стука, застывая в фойе. Я встала позади него и увидела Алека на нижней ступеньке, он с любопытством рассматривал нас. Потом он посмотрел на часы.
– Тридцать девять минут, - просто сказал он прежде, чем отвернуться и пойти наверх.
Очевидно, мы опоздали.

По гостиной разносился оживленный голос, и, пока мы шли туда, я улыбнулась, узнавая Эмметта. Эдвард застыл в дверном проеме, а я спряталась за него. Огромная комната была полна людей, я увидела Элис и Джаспера на диване, они держались за руки. Розали сидела в стуле и была скрыта из виду Эмметтом, который стоял прямо перед ней. Эсме сидела рядом в кресле, позади старой женщины в коляске, она держала женщину за руки и улыбалась. Было еще, по крайней мере, две дюжины присутствующих, я не узнавала этих людей, но все они улыбались и внимательно слушали речь Эмметта. Он рассказывал историю о том, как они ходили на рыбалку с доктором Калленом, когда еще были детьми, и о том, как Эдвард украдкой выпустил всех червей, которых они словили за ночь до этого, чтобы использовать в качестве приманки. Он хотел освободить их, ирония его поступка не ускользнула от меня. И доктору Каллену пришлось импровизировать, чтобы ловить рыбу. Он рассказывал, как они гонялись за букашками, пытаясь поймать сверчков, чтобы поездка не прошла совсем даром, а Эдвард сидел на берегу реки и самодовольно улыбался, гордясь собой.

Я глянула на Эдварда и не заметила на его лице эмоций, он словно не слышал, что Эмметт рассказывает историю. Он вообще будто бы не слушал, совершенно не понимая, что говорят о нем.
Эмметт закончил, и Джаспер тут же начал другую историю о том, как доктор Каллен учил его водить, и как сильно он напугал его, что Джаспер даже потом боялся садиться за руль. Эдвард продолжал напряженно стоять на пороге, с руками в карманах и склоненной головой. Я поняла, что он страдает, и я точно знала, каково это – стоять в толпе, окруженным людьми, и быть совершенно одиноким.

Я вздохнула и залезла руками в его карманы, проскальзывая под его ладонями. Я переплела наши пальцы и прислонилась к его спине. Он не шелохнулся и не заговорил, но его тело тут же расслабилось. Я тихо слушала историю Джаспера, а потом встряла женщина, которую я не знала. Она рассказывала, как встречалась с доктором Калленом, когда они еще были подростками, до того, как Элизабет вошла в его жизнь. Никто не замечал моего присутствия – Эдвард скрывал меня, мы оба стояли в стороне от бесед. И пока он рядом со мной, я рада побыть невидимкой для мира.

Когда женщина закончила историю, мимо нас прошел Алек, он одарил нас двоих любопытным взглядом, а потом сел рядом с женой. Он взял Эсме за руку, и она сквозь слезы улыбнулась ему. Он кивнул в нашем направлении, и мы встретились взглядами. Ее улыбка стала чуть шире, а потом ее кто-то позвал, и она отвлеклась. Ее попросили рассказать историю.
- О-о, вау, у меня много историй о брате. Но одна стоит особняком – та, которая случилась с нами, когда мы были детьми и жили в нашем доме в Вашингтоне, куда нас отослал отец...

И она начала рассказывать, как однажды доктор Каллен кинул камень в Джейн – этот случай она описывала мне в наше первое знакомство в Форксе. Я внимательно слушала, хоть уже и знала, о чем рассказ, а все остальные будто впитывали каждое ее слово. Она засмеялась, когда дошла до той части, где вмешался Алек, и с обожанием посмотрела на мужа. Он улыбнулся в ответ, его глаза засветились, и у меня в груди поднялась волна эмоций. Любовь между ними была такой явной, такой сильной, они таяли, даже когда просто смотрели друг на друга. Алек всегда был отстраненным, холодным и расчетливым, и все благодаря жизни, которой он жил, но рядом с женой он становился совершенно другим человеком. И это давало надежду. Я крепче прижалась к Эдварду, глубоко вдыхая его запах.

Если Эсме и Алек нашли способ все преодолеть, то и мы сможем.

- Таким был мой брат, - продолжала Эсме. – Он часто поступал неправильно, но обычно у него были добрые намерения. Он защищал близких и хотел помогать людям, о которых заботился. Он не всегда знал, как поступить, но делал все, что было в его силах.
В комнате после ее слов зависла тишина, нас одолела печаль. Я оторвалась от Эдварда и ощутила, что он вновь напрягся. Я прочистила горло. Все повернулись в мою сторону, и тут я услышала шум, Джаспер улыбнулся, а Элис удивленно вскрикнула.
– Думаю, у меня есть чем поделиться, - сказала я.

- Иззи Биззи! – заорал Эмметт, подлетая ко мне с того конца комнаты.
Он схватил меня и оторвал от Эдварда, обнимая. Я засмеялась, когда он поднял меня над землей и закружил по кругу. Мы едва не врезались в кого-то, и Эмметт расхохотался, ему было все равно.
– Так здорово, что ты тут, котенок!
- Поставь ее, Эмметт, - сурово сказала Розали, вставая.
Эмметт тут же отпустил меня, виновато улыбаясь.

- Рад видеть тебя, - сказал он.
- И я тебя, Эмметт, - ответила я.
Он сделал шаг назад, а я посмотрела на Розали, желая поздороваться с ней, но застыла с открытым от шока ртом. Он набрала в весе, ее живот явно округлился.
- О, мой Бог, - выдохнула я. – Ты...

Она с улыбкой кивнула мне, а потом взяла Эмметта за руку и потянула его назад к креслу. Я была поражена... они будут родителями? Но прежде, чем у меня было время осмыслить это, Элис встала и с визгом обняла меня. Ее объятия были крепкими, и я поежилась – никогда не думала, что она столь сильная. Джаспер оттянул ее от меня и сам обнял.

- Прости, Джаспер, - прошептала я, чтобы слышал только он. – Мне жаль, что он ушел.
Он кивнул с улыбкой и отпустил меня.
– Давай, Изабелла, - сказала с места Эсме. – Мы хотим послушать, что ты скажешь о Карлайле.

Не все были уверены, что я расскажу. Алек с предчувствием смотрел на меня, и я заметила еще несколько таких взглядов, все они, похоже, знали, кто я, и что сделал для меня доктор Каллен. Я сделала глубокий вдох и нервно закусила губу – мне по-прежнему не нравилось внимание.

- Полтора года назад я жила с Джаспером в Сиэтле. Дела шли не очень хорошо, я, э-э... скучала по дому, - начала я, глядя на Джаспера.
Он тепло улыбнулся мне и ободряюще кивнул, могу сказать, что он точно знал, о чем будет история. Я перевела взгляд на Эдварда и увидела, что он весь во внимании, он, не отрываясь, смотрел на меня.

- Тогда я впервые оказалась одна в мире и больше всего на свете хотела сбежать назад, к тому, что было мне знакомо. И доктор Кал... Карлайл знал это. Однажды ночью я достигла крайней точки и от отчаяния сделала кое-что глупое, он пришел ко мне в комнату, чтобы это обсудить. Он сказал, что знает, как я напугана, но мне нужно было дать жизни шанс, показать миру, на что я способна. Он сказал мне показать тем, кто во мне сомневался, что они ошибались, что я достаточно сильная. Он говорил, что когда я достигну успеха, и, если я по-прежнему буду скучать по дому, он поможет найти мне путь домой. Он пообещал, что, когда я буду готова, он поможет мне, даже если это будет последнее, что он сделает.

Я замолчала, делая глубокий вдох. Я все еще ощущала на себе взгляд Эдварда и посмотрела на него в ответ, наши глаза встретились.
– Я знала, что он думал, что нарушит это обещание, но это не так, потому что Карлайл сделал именно то, что обещал. Когда я была совершенно готова, он помог мне найти дорогу домой. Мне бы только хотелось, чтобы это не было его последним деянием.

По щеке скользнула слезинка, и Эдвард вздохнул, не отводя глаз. Я услышала голос Эсме, а потом Эмметта, но их слова не доходили до меня, все, что сейчас имело значение – это бурлящие ярко-зеленые глаза, которые манили меня. Он открыл было рот, чтобы заговорить, но не издал ни звука. Это не имело значения, потому что я знала, что он думал. Мне не нужно слышать это – я это уже ощущаю, я видела слова в его глазах.

Добро пожаловать домой.