Эпилог

111 3 2
                                    

"Я думала, что самое сложное – это конец.
Неважно, что ты говоришь или кому говоришь.
Или даже не так – лишь когда ты произносишь последнее слово,
история по-настоящему приобретает смысл"
Сара Дессен"

Изабелла Мари Свон Каллен

Жертвенность.

Все мы приносим жертвы. Иногда приходится проигрывать и отдавать что-то ради спасения других, отдавать то, что нам дорого, если это необходимо, пусть даже больше всего на свете хочется это сохранить. Это напоминает мне о словах Джаспера, которые он произнес в моей комнате в Вашингтоне - Nella vita - chi non risica, non rosica – кто не рискует, тот не пьет шампанского. Он говорил, что я могу думать в первую очередь о собственном спокойствии, продолжать жить так, как живу, но он не верил, что выжить – это единственное, что меня интересует. Он предложил мне сделать ставку и рискнуть, взять от жизни то, о чем я мечтала, пока есть шанс. Он повторял, что нет никаких гарантий, но есть возможности, и, хотя не может обещать мне успех, он заверил, что, если я не попытаюсь, ничто не изменится.
Он говорил это, чтобы воссоединить меня с Эдвардом, но его слова запали мне глубоко в душу.

В мире более двадцати семи миллионов людей живут в рабстве, попавшие в ловушку, используемые для физического труда или сексуальных утех. Половина из них – дети. Только в Соединенных Штатах около трехсот тысяч детей находятся под угрозой порабощения, около трех миллионов уже живут на улицах, треть из которых уже через сорок восемь часов такой жизни уходит в проституцию. Средний возраст тех, кто работает в порноиндустрии и проституции в Америке – от двенадцати до четырнадцати лет, и, хотя их рассматривают, как преступников, на деле это жертвы. Их жизни им не принадлежат, у них нет права прекратить это, они не хозяева своих тел.

Работорговля – один из наиболее прибыльных видов криминальной деятельности, она приносит тридцать два миллиарда долларов дохода в год. Это больше, чем прибыль «Найка», «Гугла» и «Старбакса» за все последние годы, вместе взятая. В тысяча восемьсот пятидесятом году, за десять лет до того, как рабство в Америке было запрещено, средняя стоимость раба была сорок тысяч долларов, сегодня можно купить человека за девяносто. Девяносто долларов. У большинства людей обувь стоит дороже, они не знают, что могут купить за эту цену живого, дышащего человека. Доктор Каллен заплатил за меня намного больше, около миллиона долларов, но даже этого мало.

Человеческая жизнь не имеет цены. Людей нельзя продавать... ни при каких обстоятельствах.

Нет возможности посчитать число всех жертв, ибо правда в том, что большинство из них никто не знает. Это фантомы, скрытые от общества, без личности, их никто не замечает. Но я вижу их, я знаю, что они есть, потому что я была одной из них.
Они натирают полы и готовят еду, которую не смогут поесть. Они собирают хлопок и делают одежду, которую никогда не смогут купить. Она собирают урожаи бобов какао и готовят шоколад, который никогда не попробуют. Семьдесят процентов какао-бобов поступает из Западной Африки, где порабощено около пятнадцати тысяч детей, работающих на полях. Каждый раз, когда Эдвард покупает «Тоблерон» в магазине, я думаю, чьи руки делали его. Может, какому-то ребенку пообещали купить велосипед, и он согласился помочь, только чтобы выбраться из заточения в маленькой комнате с десятками других детей, а потом его заставили работать двенадцать часов в день и избивали до смерти, если он делал ошибки? Такое произошло с одиннадцатилетним мальчиком Али Диабатом... а другие?

Конечно, они есть.

Они стоят на перекрестках и около домов, продавая себя за деньги, которых не получат. Когда-то я ехала по Южной улице Доктора Мартина Лютера Кинга в Чикаго и видела проституток, стоящих вдоль дороги. Я задумалась, сколько из них попали туда по собственной воле, какие у них истории. Возможно, они встретили в интернете мужчину, который убедил их сбежать из дома, обещая такую желанную для подростков свободу, а когда они приехали, то попали в ловушку? Заставляли ли их заниматься сексом и продавать свои тела другим под угрозами побоев, если они попытаются сбежать? Я знала, что такое возможно, учитывая, что случилось не так давно с четырнадцатилетней девочкой из Канзаса, которую завлек в Чикаго мужчина из всемирной паутины. Вопрос в том, сколько таких...

В этом есть своя ирония – видеть проституток на улице Доктора Мартина Лютера Кинга. Я думала, знают ли они, какая судьба была у этого мужчины, была ли у них когда-нибудь возможность ходить в школу и слышать его речь «У меня есть мечта» (прим.: «У меня есть мечта» - самая знаменитая речь Мартина Лютера Кинга. В ней он провозгласил свое видение будущего, где черные и белые смогли бы сосуществовать как равные. Вот отрывок: «У меня есть мечта, что в один прекрасный день нация поднимется и поймет... что все люди созданы равными... Я мечтаю о том дне, когда... явится слава Господня, и узрит всякая плоть спасение Божие... В этом наша надежда и наша вера. С этой верой мы сможем высечь из горы отчаяния камень надежды. Эта вера поможет нам работать вместе, молиться вместе, отстаивать свободу вместе, зная, что наступит день нашего освобождения. Но по дороге к праведному месту мы не должны совершать неправедные дела...»)? Он мечтал о мире, где все будут равны, где никто не обидит слабого, и судить будут лишь по характеру. У них самих есть мечты? Хотят ли они жить в лучшем мире, чем тот, который у них есть сейчас? Уверена, что хотят, я помню, как росла в сарае в Финиксе. Даже в минуты самого черного отчаяния, когда надежда умирала, я продолжала мечтать.

Долго время я ощущала вину за смерть матери Эдварда. Элизабет Каллен потеряла свою жизнь, пытаясь спасти мою, пытаясь избавить меня от такого детства, которое было у нее, но, в конце концов, я поняла, что это не моя вина. Не удивительно, что Джаспер вспоминал мать, говоря эти слова. Nella vita - chi non risica - non rosica – именно так она проживала свою жизнь. Просто выжить для нее было недостаточно, как не было достаточно и для меня. Она знала, что в жизни есть намного больше, и, ничего не делая, ничего не получишь. Она стремилась сделать мир лучше – если не для себя самой, то для своих детей. Так поступают многие из нас... иногда мы все просто должны.

Жертвенность.

В украденной мной книге Альберта Швейцера я запомнила одну фразу. Четыре простых слова, которые так легко повторить – «моя жизнь – мой пример» - но понять их смысл мне удалось намного позже. Правда в том, что слова не так важны, как действия, только наши деяния говорят громче сказанного. Люди могут сочинять истории, приукрашивать факты, но великие поступки не требуют объяснений. Теперь я это понимаю, потому что моя жизнь – мой пример, как и жизнь Элизабет и Карлайла, и всех остальных, которые пострадали, пытаясь помочь другим. Тем, кто не мог защитить себя сам. Я могу говорить часами о том, как ужасно рабство, я могу писать на эту тему до тех пор, пока не заболят пальцы, но слова не станут достаточной мерой жизни в безопасности.

Мэгги, рабыня-подросток, приехавшая из Финикса и жившая в доме Аро, сбежала из дома, где с ней дурно обращались, когда ей было десять. Она жила на улице, просила милостыню, спала под мостом, а потом наткнулась на мужчину, который дал ей сэндвич и пообещал помочь. Ее любимой игрой было изображать школу вместе с маленькой сестренкой – она мечтала стать учительницей, но едва она закончила пятый класс, как ее мир обрушился.

Клара была иммигранткой из Мексики, она приехала в Америку в четырнадцать лет, чтобы сбежать от нищеты и бесправия в собственной стране. Она посылала деньги домой, чтобы поддержать мать, она воровала, когда не могла найти работу, напуганная и одинокая в чужой стране, где никто не подал бы ей руку помощи. Однажды кто-то предложил ей работу домоправительницы, это был мужчина с мягким голосом и теплой улыбкой, которому очень хотелось верить. Прошло несколько недель, и поведение мужчины резко изменилось, однажды ее заперли в комнате, привязали и заставили делать позорные вещи, ей приходилось бороться за свою жизнь. Она просто хотела помочь своей семье, сбежать от жестокости, а попала в ловушку намного хуже той, в которой была в своей стране.

Нонна была сиротой, она путешествовала из семьи в семью, пока не оказалась в доме Аро. Она попала туда из-за ошибки в системе опеки, никому не было дела до того, что ее поработили, ей не позволяли выходить или посещать школу. Она не знала никого, всю жизнь мечтая о том, чтобы у нее была своя семья. Ближе всего ей стали Каллены, поэтому не удивительно, что она не хотела большего, живя у них, ей нравилось быть приемной бабушкой для трех маленьких мальчиков, которые обожали ее. Эдвард говорил, что они не знали ее настоящего имени. Она называли ее Нонной, что на итальянском означало «бабушка».

Происхождение Джанет осталось тайной, что не удивительно. В стране находятся тысячи безымянных жертв, которые появляются над водами океана, а потом так же быстро исчезают в бездне. Я нечасто ее вспоминала, для меня она была лишь историей, которая произошла еще до меня. Я интересовалась, была ли у нее семья, которая тосковала по ней, был ли кто-то, кто еще ждал ее и искал. Каждая жертва была чьей-то дочерью, чьей-то сестрой или братом, даже чьей-то матерью, должен же быть кто-то, чья любовь была достаточно сильной, чтобы не позволить забыть. Не знаю, каково это – когда тот, кто тебе дорог, исчезает, и ты не знаешь, что произошло.

Элизабет похитили ребенком и держали под залог долга, который так и не выплатили; родителей моей матери хладнокровно убили, а ее продали еще ребенком. Они обе потерялись в бесчувственном и полном жестокости мире организованной преступности, они познали боль и унижения по вине собственной семьи. Я родилась в этом мире, он был частью моей ДНК, его кровь курсировала в моих венах, и так всегда будет. Я principessa delta mafia по праву своего рождения, и это ничто не изменит.

Многие не выжили, но кое у кого появился второй шанс, и все благодаря тем, кто не смог стоять в стороне и просто смотреть. У нас остались истории, нас назвали рабами против нашей воли, но это не отображает нашу сущность. Мы не рабы... мы просто люди, со своими надеждами и мечтами, как и все остальные. Однажды на кухне в Вашингтоне Эдвард сказал мне, что я такой же раб, как и он - принц мафии, окружающие видят нас такими, но они не знают нас. Мы те, кто мы есть, и именно в этом истина.

Моя жизнь – мой пример.

Наша жизнь не была идеальна, и мы не познали сказку, которую легко найти в книгах. Мы не Золушка и волшебный Принц и даже не Фиона со Шреком – и точно так же мы не Джейк и Роуз и не Ромео с Джульеттой. Мы просто Эдвард и Белла, и этого достаточно. И мы не будем мчаться навстречу рассвету и жить долго и счастливо в конце произведения, потому что так заканчиваются только неоконченные истории. Жизнь продолжается, и иногда она посылает испытания, чтобы проверить нас, но пока мы продолжаем бороться, все будет в порядке. Проигрывают лишь те, кто не сражается, кто не хочет попытаться, потому что никогда нельзя поворачиваться к миру спиной.

Это наша судьба, и мать Эдварда видела, что у нас обоих есть шанс в жизни.

Декларация Независимости. Большинство людей слышат эти слова и тут же думают об Аврааме Линкольне и гражданской войне, о правительственных указах, изданных полтора столетия назад. Но за этим скрывается намного больше. Это декларация свободы, она позволяет отпустить прошлое и то, что не позволяет нам всплыть на поверхность. Это поворотная точка, где мы осознаем силу, заложенную в нас, силу, которая может всё. И не имеет значения, в какой ситуации окажется человек – иногда самые сильные люди в моей жизни на первый взгляд казались очень слабыми. Все жаждут свободы, но не все свободны... моя мама доказала это.

Мне до сих пор больно жить в мире, где ее нет. Я понимала, что мама сумела набраться храбрости и прекратить свои страдания. Она освободила себя, она приняла решение, впервые в своей короткой жизни. Ее жизнь окончилась трагически, но правда в том, что это было ее желание, и я не думаю, что она боялась в последнюю минуту. Я верила, что теперь она пребывает в мире, и она знает, что те мечты, которые она возлагала на меня, сбылись. Я невероятно скучала по ней, все, что у меня осталось – это одна-единственная фотография, подаренная доктором Калленом на мое первое Рождество в Форксе, но мне не нужны вещи, чтобы хранить память. Она продолжает жить в моем сердце, воспоминания о ее любви и силе никогда не померкнут. Я гордилась, что она сумела сделать выбор, решить, что уже достаточно, и я знала, что Эдвард испытывает те же чувства к своим родителям.

Я многое узнала об Элизабет, читая ее дневник, и яснее всего была ее глубочайшая любовь к детям. Они были ее миром, она верила, что, пока они живы, она не исчезнет, потому что частичка нее будет жить в них вечно. Карлайл вызволил ее из рабства, но освободила себя Элизабет сама, подарив миру детей. Она нашла свободу в любви, в сострадании и жертвенности. Она воспитала трех чудесных мальчиков, которые стали настоящими мужчинами-защитниками. Я верю, что мир стал лучше благодаря их существованию. Она хотела подтолкнуть мир, хоть немного уменьшить в нем страдания, и ей это удалось. Безумно больно, что ее жизнь так оборвалась, но я чувствую, что, где бы она ни была, она гордится своими детьми.

Даже Эдвардом...

Потому что, несмотря на все, через что он прошел и что делал, мой муж - по-прежнему хороший человек. И не имеет значения, сколько людей осуждают его, какая у него репутация, я знала его суть, и это – единственное, что имело значение. Мне нравилось далеко не все, что он совершал, он воровал и причинял боль другим, но я соглашалась с тем определением, которое ему дали на инициации. Он - человек чести.

Что касается доктора Каллена... я часто думаю, что он оказался там, где хотел быть. Его последнее деяние было актом неповиновения, и, хотя он нанес вред, он также нашел там свою честь – ту честь, которую не мог отыскать уже очень давно. Он не раз терпел неудачи на пути, совершал ошибки, которые не исправить, но его истинная сущность пробивалась даже сквозь этот мрак. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как я была у него в офисе в больнице Вашингтона, я слушала, как он говорил о той ситуации, в которой мы оказались. Он сказал, что пытается спасти Эдварда, хоть Эдвард еще и не знает, что нуждается в спасении... что он пытается найти путь, где никто не пострадает. Тогда я переживала о нас с Эдвардом, я боялась, что погибну, и ему будет больно, но я не понимала, что спасение нужно самому доктору Каллену. Иногда мне кажется, что ему нужна была эта жертва. Я не раз вспоминала тот разговор, я представляла, как повернулись бы события, если бы он с самого начала знал, чем все завершится.

Я помню, как в мое первое Рождество с Калленами мы с Эдвардом гуляли по торговому центру. И тогда он безрассудно заявил, что когда-нибудь выдаст мне Декларацию Независимости, освобождающую меня. Тогда меня это поразило, его наивность вызывала умиление, но я понимала его намерения. Долгие годы я пыталась понять, что такое свобода, и я узнала, что это не ощущение абсолютной безопасности или завершенности, это возможность самому выбирать свою ношу. Это шанс найти смысл жизни, что-то, ради чего стоит бороться, ради чего стоить умереть, ради чего стоит рисковать. Nella vita - chi non risica, non rosica. Мы с Эдвардом стояли перед людьми, которых любили, и клялись быть вместе остаток жизни, но это не была жертва. Мы вместе приняли решение, мы выбрали свою участь, и именно тогда он исполнил свое обещание. В тот момент Эдвард Каллен освободил меня.

Это моя Декларация Независимости.

Сейчас две тысячи десятый год, и где-то, под покровом тьмы, родилась маленькая девочка-рабыня. Она будет расти, тайно желая лучшего в жизни, она будет мечтать о мире, который находится далеко от нее. О мире, где у нее могут быть друзья, она сможет пойти в школу, влюбиться и однажды выйти замуж. О мире, где она сможет отправиться, куда пожелает, и стать тем, кем захочет. О мире, где люди будут видеть ее и знать о ее существовании.

Я не знаю ее имени, но я верю, что когда-нибудь кто-нибудь это сделает.

Конец 

Декларация независимости, или Чувства без названияМесто, где живут истории. Откройте их для себя