Дом слэш..

стрела для бога войны

Пак Чанёль\Бэн Бэкхен

Бог любви собрал всех амуров вместе и выдал четкое указание: старший братец приказал, чтобы бог войны к среде уже ходил влюбленным. Амуры поменяли цвет лица все разом: во-первых, до среды оставалось четыре дня; во-вторых, бог войны влюбленный? Возмущенный писк по поводу второго пункта раздался откуда-то с задних рядов, и Бекхен был с ним солидарен. Влюбить бога войны все равно что… Бекхен даже не знал, какое сравнение подобрать. В общем, такого никто из амуров представить не мог. Наградой за такое невыполнимое задание бог любви обещал желание. Это многих воодушевило, но не так, как хотелось. Желание от бога любви – это хорошо, влюбленный бог войны – не очень.

Над планом Бекхен думал всего лишь несколько часов, стоило увидеть Чанеля, как шестеренки в голове сами заработали. Сереброволосый и хмурый, он был прекрасен, а влюбленным юный амур его совсем не представлял. Любовь была чужеродна его образу и жизни. Война и любовь – что за бред! Но план был готов, а Бекхен был решительно настроен. Попытка не пытка. Главное ведь – попасть лишь раз волшебной стрелой, а партнера найти – раз плюнуть. Невозможность задания от старшего была именно в этом. Попытаться задеть оружием бога войны! Чанеля! Пак Чанеля, который на теле носил доспехи весом с целую тонну, наверное. Но главным препятствием был плотный черный плащ, в который Чанель закутывался и снимал лишь на поле боя, и огромная палица размером с самого Бекхена, наверное. Именно с того, чтобы выкрасть эти вещицы, и началось опасное бекхеново приключение. Воровать у бога войны до этого никто не отваживался, поэтому тот не особо переживал за сохранность своего оружия. Небольшой домик на отшибе Поднебесного города не был даже заперт, и Бекхен прокрался внутрь незаметным, дожидаясь хозяина. Тот не заставил себя ждать. От Чанеля пахло кровью и смертью, Бекхена аж снесло в угол шкафа, в который он забился. Внутри кроме пары звериных шкур ничего не было, так что было мало вероятности, что хозяин заглянет внутрь. Впрочем, юный амур быстро пожалел о своем решении. Чанель был зол, его раздражение проникало тонким шлейфом внутрь шкафа и концентрировалось, отображая в мозгу амура ужасы войны: тысячи смертей и десятки тысяч погубленных судеб. Существо, подобное богу войны, что радуется от таких картин, не могло любить. Бекхен бесшумно заплакал, пачкая слезами теплую шкуру. А через несколько мгновений, уставший от собственных терзаний, задремал там же, забыв, зачем явился. Впрочем, сон быстро отпустил его, оставив лишь неприятный осадок. В доме было тихо, еле слышно потрескивал камин; в шкафу было слишком душно. Бекхен вывалился из него, жадно хватая воздух, и тут же вздрогнул. Чанель мог быть еще дома. Но никого не было, а на подлокотнике большого вместительного кресла сиротливо лежал черный плащ, рядом стояла палица. Бекхен воровато огляделся, подмечая, что хозяина дома нет, схватил плащ с палицей и пулей вылетел из дома на колющий щеки мороз. Вылетел настолько быстро, насколько ему позволяло тяжеленное оружие. На пятьдесят процентов хитрый план был выполнен. Бекхен притаился за кучей дров возле дома, наготове уже были лук и стрелы, правда снег неприятно холодил голые пятки, но амур упрямо ждал свою добычу. Один выстрел, всего один… На горизонте появился Чанель, таща на себе целую кучу дров. Тот факт, что он был обнажен по пояс, немного выбил Бекхена из колеи, ведь амур и представить не мог, что сама война в человечьем обличии может быть такой сексуальной. Кажется, именно поэтому верховный захотел, чтобы тот влюбился. Бекхен натянул тетиву, и в этот самый момент его охватила настоящая паника: он не выбрал возлюбленного для бога войны, все оставляя этот момент на потом, ведь он и думать не знал, что ему так несказанно повезет. Чанель подходил все ближе. Бекхен потел все больше. Даже холодный снег под ногами и колючий мороз его не так беспокоили. Но выбора не оставалось. Если Чанель зайдет и не увидит своих вещей, то пиши-пропало: он разнесет половину Поднебесной, а затем остальную, когда узнает, кто это вычудил. Бекхен натянул тетиву, уверенно сжав лук. Он сотни раз делал это, на его счету тысячи влюбленных; подумаешь, всего лишь бог. Стрела с символичным сердечком на конце засвистела в воздухе, метясь точно в сердце, что быстро билось под горячей кожей. Секунда, вторая. Бекхен судорожно кусал губы, ему казались эти секунды вечностью. Стрела достигла своей цели… и… Отскочила, словно наткнулась на непробиваемую стену, на землю, тотчас жалобно хрустнув под тяжелой подошвой. Чанель даже не заметил её. У Бекхена сердце пропустило удар. Это могло означать лишь одно: к среде бог войны никак не сможет влюбиться. Он уже был влюблен. Стало обидно до слез. И не из-за того, что он не выиграет и не получит желания, а из-за чего-то более глубокого, чего понять Бекхен не мог. Это было близкое чувство, но в то же время совершенно чужое. Скрип снега под тяжелой подошвой отвлекли от самокопания. Это Чанель вышел из дома: обнаружил пропажу. На его лице не было ни намека на панику, лишь легкое раздражение. Они оба знали, что вряд ли такую дуру в виде палицы можно далеко утащить, кем бы ты ни был. То, что принадлежит богу, всегда остается при нем. Бекхен судорожно сглотнул. Побег в данный момент был просто обречен на провал, поэтому амур судорожно придумывал оправдания, пока над его светлой головой не нависла темная, угрожающая тень. - П-привет, - мило улыбнулся юный амур, прижимая к себе теплый плащ. Холод пробрал до костей. Холод, что был в глазах бога войны. Но он быстро сменился удивлением и легким волнением. - Ты? – глухо спросил Чанель, но быстро взял себя в руки. – Кхм. Что делает дитя любви здесь? Бекхен покраснел. Из уст Чанеля это звучало более чем интимно, хотя даже сами амуры не называли так себя уже сотни лет. - Я… Врать или не врать, размышлял Бекхен. За правду едва ли старшего погладят по головке, а правдоподобной лжи все не находилось. Но Чанель все решил за них двоих: - Ты замерз. Заходи быстрее в дом, я разогрел камин. Бекхен вцепился в плащ, но был поднят и закутан в него, словно ребенок. Чанель ловко поднял свое грозное оружие и втащил добычу в дом, хлопая дверью. Амура усадили в кресло, с которого он минутами ранее стащил драгоценные атрибуты, завернули в шкуру, в которой тот грелся до этого на дне шкафа, и дали горячего чаю, пахнущего чабрецом. Бекхен без задней мысли с удовольствием причмокнул губами. А потом вдруг вспомнил – почему он здесь оказался. В соседнем кресле сидел Чанель, палица стояла рядом, плащ висел возле двери вместе с амурским луком и колчаном стрел. Бог войны был спокоен и умиротворен. - Понимаете, я… - Можно на «ты», - перебил Чанель. – Я тебя знаю, ты меня знаешь – ни к чему формальности. Откуда великий и ужасный бог войны, которого боялись практически все старшие боги, знал Бекхена, одного из тысячи амуров, оставалось только гадать самому Беку, но раз Чанель разрешил, а еще и так позаботился, может, и в живых оставит, если ему правду рассказать. Бекхен зажмурился и выдал все, как на духу. Напряженный взгляд Чанеля немного отрезвил его, когда рассказ закончился, но метаться было поздно. Да и бежать тоже. - Значит, к среде, - задумчиво произнес Чанель и сделал глоток из своей чашки. В ней было что-то алкогольное, потому что пахло соответствующе. Бекхен не отказался бы от пары глоточков для храбрости, потому что в данный момент боялся даже дышать. – Но ты молодец! Хороший план придумал. Выкрасть у меня оружие, чтобы я не смог защититься в случае чего. А ты почему не попал? Промахнулся? Бекхен побледнел: тот факт, почему стрела могла отскочить, был священной тайной всех амуров, на которых молились даже боги и считали лучшими властителями прекрасных чувств. Амуры, маленькие высокомерные засранцы, не хотели признавать, что не могут иметь власти над уже влюбленными – их стрелы отскакивали, как от стены; и плевать было человек это или бог. Но врать богу войны было куда более неразумным решением, чем хранить подобный секрет: - Вы… Ты… Уже… Влблн. - Что? Повтори, пожалуйста, я тебя не расслышал. - Вблюблн. - Что? Бекхен выдохнул: под тяжелым взглядом Чанеля было тяжко, не спасала даже толстая шкура: - Ты уже влюблен. Юный амур ожидал даже воплей и разбитой мебели, но никак не тяжелого вздоха. Чанель откинулся на спинку кресла и допил одним глотком остатки из своей чашки, даже не поморщившись. Значит, он знал. - Я… Я могу… Если хочешь, конечно. Могу помочь, - неуверенно произнес Бекхен и на заинтересованный взгляд продолжил. – Я могу – точнее, я уже обязан – выпустить стрелу в того, кто тебе нравится. Чанель хрипло засмеялся, а Бекхен покраснел. - Это невозможно. Ты этого сделать не сможешь. - Почему это?! – возмутился амур, забыв про страх и сомнения.

Чанель ничего не ответил: лишь покачал головой и отвернулся понаблюдать за огнем в камине. Бекхен от злобы заворчал что-то, кутаясь сильнее в теплую шкуру. Все-таки, недаром другие амуры говорили, что все высшие боги заносчивы и высокомерны. Хотя и Чанель был более очеловечен, чем те, с которыми Бек имел дело, но чванливости в нем было достаточно. Но думать об этом было лень. Бекхен пригрелся и заснул под треск камина. Утро застигло его врасплох и под теплым одеялом. Рядом лежало не менее теплое тело, обнимая амура всеми длинными конечностями. Бекхен сначала не понял, а затем узнал в «теле» бога войны. Тот спал мирно и был похож на человека, только серебряные волосы раскидались по подушке. Или седые. Наверное, все-таки седые, если вспомнить, что он видел на войне. Бекхен положил ладошку на голую грудь, туда, где билось сердце, которое кому-то принадлежало. Амур нахмурился: из-за этого осознания внутри что-то неприятно кольнуло, но Бекхен списал это на то, что не справился со своей работой. Чужая ладонь внезапно накрыла его и сжала руку. Бекхен встрепенулся; Чанель внимательно следил за каждым его движением. Война вымотала его, уничтожала морально, хотя приносила ни с чем несравнимое удовольствие от побед. А лицо юного амура в те дни, когда бог войны возвращался из походов, невольно грело сердце. Он был одним из любимых детей великого бога, что, будто назло, служил для соединения душ, когда война в свою очередь их разъединяла. Чанель отбросил сомнения и поцеловал Бекхена в лоб. Тот замер, словно кролик перед удавом, но вырываться не смел, только ждал дальнейших действий. Бог войны посчитал это согласием и поцеловал его в губы, чуть прикоснувшись. Затем увереннее, раздвигая губы и проникая в горячий ротик, прижимая к себе властно и единолично. Бекхен чуть не задохнулся от счастья. Наверное, думалось ему, именно это испытывали его жертвы, когда получали стрелу в сердце. В одно мгновение амур набрался храбрости и оседлал бога войны. Тело хотело и явно выказывало свои желания. Чанель ухмыльнулся на такую наглость и принялся стягивать мешающуюся одежду, чтобы прикоснуться губами к чувствительным ореолам сосков. Бекхен судорожно вздохнул и выгнулся в спине, из которой торчала стрела лично бога любви.