Боже, храни Короля

IX

ruelle — deep end

      Терпкий запах мыла, гнилой воды и сырости застревает в горле, мешая нормально дышать и соображать, а женский хохот вперемешку с бессмысленным трёпом постепенно выводит из себя. Руки жжёт, когда они снова ныряют следом за грязным бельём в мутную пучину железного ведра, мешают его, топя на ржавом дне. Она вынимает их, брезгливо отряхивая от грязной склизкой воды, рассматривает при тусклом свете факела на стене и скептически поджимает губы. Даже от вечных тренировок на заднем дворе, от холодной стали и мощных ударов эти женские руки выглядели лучше, нежели сейчас. Лола потирает влажную мыльную кожу, ставшую жухлой и морщинистой, разглядывает обрезанные под корень ногти, с горечью осознавая, насколько низко пала.

Прачки, сидящие рядом на длинной скрипучей скамье, звонко смеются, обсуждая абсурдные вещи вроде того, сколько мужчин у них было или в каких позах они были бы не прочь оказаться с Королём. Лола брезгливо морщит нос: даже за месяц, проведённый на дне окончательно почерневшего замка, она не может привыкнуть к бабскому пустословию, глупости и отсутствию целомудрия. Осадок пропавшей надежды, утерянного титула и чести прочно засел внутри неё, сковывая от досады и разочарования каждый раз, стоит женщине подняться наверх. Военные не узнают её, без стеснения шлёпая по заднице в столовой, глупые мальчишки грубо выталкивают из очереди за тарелкой похлёбки, а Чимина, единственного, кто всё ещё был рядом несмотря на весь крах ситуации, можно увидеть лишь мельком. Юнги держит его при себе, заставляя ходить за собой послушной собачкой.

      Лоле больно смотреть, как Праосвен, подобно дикой розе, сейчас рассыпается на глазах, теряя доселе острые шипы и засохшие рубиновые лепестки. Каждый вечер, перед сном, пока соседки кудахчут об очередных новостях, она лежит лицом к холодной стене, молчит и корит себя за то, что оставила настоящего Короля наедине с Юнги. Лола просто не верит в слова нового правителя империи, не может свыкнуться с этим. Она верит предсказаниям Чимина, которые он быстро, еле слышно передал ей во время ужина; она верит в это, потому что отец Мина слишком подозрительно отнекивается; она верит своему Королю. И имя ему Чон Чонгук.

      Или просто боится принять правду. Лола запуталась.

      Ей до скрежета в зубах обидно, что вместо ножа, лука и стрел она довольствуется куском скользкого мыла, ведром с мутной водой и кипой грязного белья со всего замка, которое срочно нужно постирать — так приказал вшивый Юнмён, чучело которого она с удовольствием бы повесила на огороде, чтобы отпугивал наглых ворон. Ей надоело прятаться под кроватью каждый раз, когда за полночь в крыло вваливается орава пьяных военных. Они выдыхают кислый дурман, гогочут, лапают остальных павших девиц, гадко чмокают, а Лола бесшумно молится: только бы они не нашли её. Ослабевшие руки вряд ли будут в состоянии поставить на место наглых уродов, пляшущих под дудку лже-короля. Из тени она смотрит, как на соседней кровати издеваются над одной из пустоголовых кухарок, и её тошнит.