Чонгук не сдерживается и, пуская в жгучее отверстие язык, начинает легко толкаться пахом в простыни.
Гон туманит голову, наводит на глаза пелену — страшный беспросветный морок, окутывающий его от макушки и до кончиков пальцев.
Смазка, томно текущая с крупной головки, остается на черном хлопке в виде крупных пятен, которые, скорее всего, уже не отстирают в прачечной, но Чонгуку плевать — ему, как и омеге, извивающемуся под ним, хорошо.
— Ох, блять, — Тэхен растерянно смеется, когда вдруг неожиданно для самого себя вздрагивает и утыкается задницей в чужое лицо. — Так приятно.
Чонгук успокаивающе гладит его по бедру и улыбается в правую ягодицу, оставляя на ней теплый поцелуй.
Он вылизывает парня недолго — Тэхен продолжает периодически толкаться навстречу языку в собственном отверстии и слишком подозрительно поджимает пальцы на ступнях, а потому Чонгук отдаляется от него и дает несколько минут на то, чтобы слегка остыть и успокоиться.
Тэхён с тяжелым выдохом падает на живот и устало поднимает ногу, чтобы поджать под себя затекшие кисти.
Из-за жуткого головокружения и усталости он чувствует, словно падает в бесконечный водоворот, поглощающий все его естество без остатка.
Где-то позади вновь раздается сдержанное шипение и короткий стон, и Тэхен понимает, что альфа в очередной раз кончает.
Ему страшно представить, что конкретно тот сейчас ощущает.
Во время своих течек он сам сходит с ума и успевает вытрахать все подушки в квартире, но гоны выводят альф на агрессию, приступы собственничества и беспочвенной ревности, так что Тэхен благодарит Бога за то, что на нем еще не красуются синяки или кровавые метки.
