Танцы в пуантах

Глава 2

Снова серое утро. Тёмный коридор, холодная артистическая и застоявшийся запах табака и грима. Чимин разделся и натянул танцевальную «сбрую», ловя себя на мысли, что делает это через силу. Бандажное нижнее бельё, простая черная футболка, трико, местами уже штопанное и потёртые чешки… Радовало лишь одно — мужчины не носят пуантов. Ну, разве что в редких случаях и для занятий у станка. Но и на обычных разминках, бывало, парни ломали себе пальцы. Чимин благодарил Бога, что мужских пуантов не существует и всякие там «благородные принцы» имеют хорошее сцепление с полом. Потому что одно дело балерина весом в сорок пять килограммов, а другое дело мужчина под семьдесят, а то и больше. При таком весе балет на пуантах неизбежно травмирует ноги, человеческая стопа просто не рассчитана на подобные нагрузки. Чимин хоть и был миниатюрным, и вес его никогда не преодолевал отметку в шестьдесят килограммов, всё равно каждый раз травмировался, поэтому танцы в пуантах представлялись ему пляской на стёклах. В лучшем случае будут просто стертые в кровь ноги.

В танцевальном зале уже собрался народ, кто-то просто блуждал, а кто-то уже усердно работал, Сонмин тоже был там, озирался на мать в предвкушении очередного «серьёзного» разговора. Несмотря на присутствие других танцоров, в огромном зеркале Чимин видел только одну маленькую фигурку — себя. Он стоял посреди зала и никак не мог начать выполнять даже лёгкий экзерсис. Ему не нравилась эта фигурка в черном. Теперь он ясно видел, его мать права: один килограмм равен десяти. Чимин и прежде казался себе слегка полноватым, но сейчас — откровенно толстым.

Он медленно отступил от зеркала дальше и принялся выполнять упражнения, но выполнял их весьма посредственно. Он не справлялся с пируэтами и не смог выполнить фуэте. Присутствие в зале матери, её взгляды и голос действовали на него, словно злое заклинание. Чимин не мог забыть сегодняшний завтрак, за которым она тыкала его носом в собственную несостоятельность, как тычут мордой в дерьмо безропотного котёнка, справившего нужду в неподходящем человеку месте. Его сковало это отвратительное чувство беспомощности, сделало ещё слабее и безвольнее. Уязвлённый и разбитый обидой, он теперь презирал себя за свои глупые претензии и за склонное к полноте тело… Чимин вновь не докрутил фуэте и встретился взглядом с матерью. Безмолвно он обвинял её. Она убивала его любовь к себе, и он за это её порой ненавидел.