Глава 6

417 36 7
                                    

МАМА.

Мне исполнилось десять. В нашей комнате под номером пятнадцать мало что изменилось, разве что нам с Сеуном выдали по новой коляске. Жили мы всё тем же составом: я, Хосок, Сеун и Юнсок. Иногда к нам подселяли кого-то на койку Ину, но надолго никто из новеньких не задерживался. Юнсок всё ещё грезил вернуться домой к матери, Хосок теперь скакал на протезе, как на собственной ноге, а Сеун целыми днями рассекал на своей коляске по интернату.

Что же касается меня, то всё оставалось, как прежде. Учителя учили меня сложным математическим формулам, а врачи усердно накладывали мне на руки лангеты и жесткие повязки. И их усилия оказались не такими уж и бесполезными. Пальцы мои действительно выпрямились и стали более подвижными. Я научился сам пить из кружки. Теперь это было не сложно. Правой рукой я крепко держался за ручку, а левой плотно обхватывал её стенку. Я пытался сам есть, и даже пытался научиться писать, со временем мои каракули стали более менее напоминать буквы и цифры, но пока всё ещё оставались каракулями. Всё из-за того, что меня продолжал преследовать гиперкинез. И хоть пальцы мои выпрямились, меня продолжало дёргать и корежить.

В целом дни мои проходили ровно и спокойно. Я привык к окружающему меня аду и о своей семье вспоминал всё реже. У меня теперь была другая семья: Хосок, Сеун и Юнсок. И хоть знакомых у меня поприбавилось, Хосок по-прежнему оставался моим лучшим другом. Вскоре после смерти Ину, он переселился на соседнюю со мной кровать. Ночью мы подолгу шептались, он рассказывал мне что-то о себе или о тех интернатах, где побывал, рассказывал про своих опекунов, что хотели его усыновить, но сдали обратно в детдом, когда выяснилось, что у него рак. Я мало что мог рассказать ему о себе, потому что до восьми лет жил дома и жизнь моя была скучна и по большей части ограничена четырьмя стенами моей спальни. Поэтому частенько я пересказывал ему книги, которые прочёл.

— Что случилось с твоей ногой? — спросил как-то мальчик, которого подселили к нам вместо Ину.

— Мыши ночью съели, — ответил Хосок, не задумываясь.

Мальчик посмотрел на меня, и я закивал в подтверждение.

— Неправда, — замотал головой малыш. Ему было всего лет шесть, он храбрился напоказ, и это было очень заметно.

— Видишь, у него руки забинтованы, — Хосок показал на меня пальцем.

Я приподнял свои забинтованные руки.

Танцы в пуантахМесто, где живут истории. Откройте их для себя