Рождённая дважды

Благослови свет, который ты зажгла в моем доме

Глубокое угольно-черное полотно чукуровской ночи рассеивается воздушными, ангельски чистыми лучами первого утреннего света. Они скользят по шумящей от встречи с колким ветерком листве, приветствуя и успокаивая, продолжаются на влажных лепестках цветов, отпивая свежую росу и отражаясь в ее хрустальном одеянии, запрыгивают на черепицы крыш, освещают запылившиеся за ночь следы на стеклах и пробуждают жизнь во всем живущем...

- Смотри-смотри! Кто это там?! – светя на раскрытое окошко в кабинете господина Фекели и пытаясь разглядеть улыбку, встречающую это их утреннее сияние с такой неподдельной радостью.

- Ну ты что, совсем перегрелся?! – отвечая на глупый интерес своего «небесного» друга, вбирая в себя еще больше света и опускаясь на нежное женское лицо. – Это ведь жена того господина! Я каждое утро пытаюсь пробраться к ним, у них так тепло всегда!

- Кажется, что не просто тепло, а жарко! Они же раздетые! Стыдно ведь! – прерывая свою романтичную спутницу и размахивая поблескивающими руками.

- Эх, ты... Глупый лучик! Это тебе стыдно, потому что ты подглядываешь... Это твой стыд! Он точно им не принадлежит! Они всего лишь любят друг друга, никому не мешая и никого не беспокоя... Ты сиди тут на дереве, а я пошла! – вспыхивая страстно, проскальзывая внутрь и опускаясь на обнимающиеся силуэты.

Лицо госпожи Фекели становится еще нежнее, а руки, все это время беспрерывно ласкавшие волосы супруга, перемещаются на теплое солнечное сияние, разлегшееся на его груди. Она проводит по нему кончиками своих дрожащих пальцев и прикрывает глаза, воспроизводя в сознании прожитое в уходящей ночи желание и растворяя его в этой утренней невинной чистоте...

- Однажды... - прикрывая глаза в ответ на прикосновения любимой женщины и глубоко вздыхая. – Однажды... во время одной из наших паломнических поездок моя покойная жена... То есть... Рана... остановила меня у выхода из мечети. По ее глазам я понял, что она собирается задать мне те вопросы, от которых я так долго убегал... Мы... Мы присели на лестнице у закрытого входа. Хюнкяр, ты знаешь, - поднимая взгляд на мирно улыбающуюся и продолжающую свои ласки женщину. – Она ни слова не произнесла... Молчала... а я помню каждое свое слово... каждое... «Потому что когда я дотрагивался до ее ладони, я чувствовал, что я дотрагиваюсь до самого прекрасного, что есть во мне самом... Когда она смотрела на меня, слегка смущаясь, я видел в ее изумрудных глазах - глаза Бога... Моего Бога, Рана... Рядом с именем моего Бога я мог произнести лишь ее имя... Прости меня, но лишь Аллах может отнять то, что было даровано его щедрыми руками. Он отнял у меня любимую, но оставил мне ее любовь... И я... Я никогда от этой любви не смогу отказаться...»