Рождённая дважды

Ты что, забыл, что я женщина?

Двое суток Али Рахмет сражается со временем: бьет волнующимися пальцами по стеклу карманных часов, защищающему медлительную стрелку, слоняется по небольшому гостиничному комплексу в надежде забыться или же просто забыть, считает каждый маленький отстук циферблата и отнимает секунды, оставшиеся до встречи. Пытается проспать все это тянущее временнὁе пространство и проснуться рядом с любимой улыбкой и запахом, исцеляющим все его самые глубокие раны. Прошедшей ночью он и вовсе не смог сомкнуть глаз – искал голос, нашептывающий самые сокровенные слова из пластмассового корпуса телефонной трубки, всматриваясь в маленькие черные отверстия и пытаясь увидеть ту, что так с ним нежна и так ему нужна. Не найдя никого за глубокой беспросветной темнотой этих точек, он принимает решение дождаться утра, чтобы хоть немного приблизиться к ней. Утро наступает, но время тянется, как густая карамельная смесь, не успевающая застыть, и все больше скрывает образ, улыбающийся сквозь незримую пелену из тысяч пространств. Теперь ему остается ждать вечера и легких многотонных крыльев самолета, способного эти пространства преодолеть. Вечер наступает, крылья взвивают в небо, пересекают сотни километров и опускаются на жирную плодородную землю Аданы. Али Рахмет бежит – счастливый, не слыша ничего и ни о чем, кроме ее ждущих глаз, не думая. Бросается к автомобилю, открывает багажник, чтобы сложить конверты с изящными подарками, приобретенными за время внезапной командировки, и застывает на месте, глядя на свои пустые ладони и вспоминая о том, что так и не смог этого багажа дождаться.

- Четин! Четин! – кричит он растерянно наблюдающему за ним парню и запрыгивает на водительское место. –Забери, пожалуйста, мой багаж и оставь в гараже. Мне нужно спешить! Мне очень нужно спешить!

Автомобиль заводится и с громким скрипом, давя под своими колесами мелкий гравий и покрывая два округлившихся глаза Четина клубнями пыли, скрывается на вечерней трассе. Десять минут. Двадцать три. Двадцать восемь. Ноги касаются брусчатки, выложенной у особняка, и взбегают по лестницам.

- Хюнкяр!– судорожно осматривая каждый уголок просторного холла. – Любимая, где ты? – поражаясь загадочной тишине и останавливаясь у перил лестницы, ведущей на второй этаж. – Хюнкяр! Ну, где же ты?!

Совершенно неожиданно тишина прерывается громким шумом сыплющегося песка и барабанными переливами, разливающимися по всей гостиной со второго этажа. Мужчина растеряно оглядывается, поднимает голову и замирает: яркая вспышка, взмах тонкого женского запястья и парящая серебряная шаль, скатывающаяся на его лицо и дурманящая источаемым ароматом. Секундная пауза. Мужчина не может выдохнуть, но усиливающиеся восточные мотивы и глубокий женский голос, выдающий трели невероятной красоты, возвращают его в себя. Сорвавшись с места, он бежит к заветной лестнице, пытается сделать шаг, опуская стопу на первую ступень, но неожиданно застывает на весу и теряет дыхание.