Рождённая дважды

Я люблю ее сердце, ее тело, ее голос...

Начинающийся день пахнет мокрой древесиной, выгоревшими за ночь углями в аккуратно выложенном каменном кострище и остатками печеного картофеля. На бревнах уютного лесного сруба еле заметны капли исчезающей росы, а воздух... А воздух кажется опьяняюще невесомым. Если сделать пару шагов вниз от главного входа и взобраться на пенек, можно заметить, как маленькие любопытные бельчата с пушистыми хвостиками заглядывают в окошко на крыше и постукивают по нему своими проворными лапками, пытаясь разбудить ленивых гостей. Пару минут и очаровательный «беличий бунт» приносит желаемые результаты. Первой пробуждается Хюнкяр, потирая глаза и пытаясь понять источник этих странных поскрипываний. Обернувшись к мужу и убеждаясь в его абсолютной неподвижности, женщина замирает на секунду, затем переводит взгляд на стеклянный потолок и, не сдержавшись, заливается громким хохотом. Четыре хитренькие мордашки, заметив, что их раскрыли, суетливо помахивают лапками на прощанье и практически олимпийским прыжком возвращаются в свои «зеленые» владения.

- Моя радость в хорошем настроении с самого утра... Да, любимая?.. – блаженно улыбаясь, притягивая к себе смеющуюся Хюнкяр и зарываясь сонно в ее растрепанные как-то по-особенному очаровательно волосах. – Ах, как же моя красавица пахнет... Душа моя...

- Ай-ай-ай!.. Щекотно же, Али Рахмет!.. – смеясь еще громче и пытаясь увернуться от настойчивых утренних ласк мужа. – Фекели, ну прекрати!.. Подробности нашей с тобой личной жизни уже даже белки зафиксировали, а ты все никак не успокоишься!

- Эйвах, Хюнкяр, эйвах! Утро еще даже не началось, а я уже тебе успел надоесть... Браво, любимая!.. - наигранно нахмуривая брови, пытаясь встать с кровати, а затем резко оборачиваясь и протягивая. – Минутку, какие... Какие еще белки?!

- Маленькие, Фекели... Рыжие такие и такие же, как и ты, бессовестные!.. – еле сдерживая смех и демонстративно отворачиваясь от не сдержавшего этот смех мужа.

Он же в ответ опускается рядом, нежно-нежно обнимает со спины, оставляя на плечах невесомые поцелуи и невыносимо трепетно, словно боясь навредить, поглаживает теплую кожу ее живота. Она боится даже дышать... Ей хочется лишь закрывать глаза от огромного чувства, рождающего в сердце что-то ангельски чистое, укрываться в необъятной ласке его рук и дотрагиваться до кожи, им поцелованной...