Между нами лед

36

2 июля, Сеул. 15:10.

Лиса медленно открыла глаза и сразу же сощурилась от обилия белого цвета вокруг и солнечных лучей, пробивавшихся из-под не до конца опущенных жалюзи. Она оглядела место, в котором очнулась, и сомнений не оставалось — она в больничной палате. Лалиса отрывками вспомнила тренажерный зал, сильную боль внизу живота. Вспомнила, как помутнело в глазах, а затем — пустота. Но было ещё кое-что. Был голос. Встревоженный громкий голос. Лиса хорошо знала его. Он принадлежал Киму. Он называл адрес их ледового дворца. Похоже, это был разговор с диспетчером скорой помощи. И судя по тому, что сейчас Лиса была в больнице, с ней случилось что-то куда серьезнее обморока от перенапряжения.

Она попыталась встать, но боль снова разлилась по низу живота, заставляя сжать зубы и зашипеть от неприятных ощущений. Манобан медленно опустилась обратно на подушку и ощутила ком в горле. Что-то случилось. Что-то пошло не так.
Таня повернула голову вбок, посмотрев на прикроватную тумбочку в надежде обнаружить на ней телефон, чтобы позвонить Сокджину. Но телефона на тумбочке не было. Вероятнее всего, он лежал в её сумке, стоявшей на стуле в углу палаты. Вот только подняться на ноги и дойти до него Лиса не могла. И это пугало. Она чувствовала себя абсолютно беспомощной. Она бежала от этого ощущения, бежала от себя слабой к себе сильной. Бежала, занимая тренировками всё своё время. А в итоге прибежала к полной невозможности даже встать.
Лалиса зажмурилась, не желая давать волю слезам, когда в палату зашел Сокджин с небольшим букетом тюльпанов.
— Привет, — сухо и совсем бесцветно произнес он, даже не посмотрев на подопечную, а затем положил букет на прикроватную тумбочку. — Это от Минхо . Я сказал, что у тебя простуда.
— Что со мной случилось? — Лиса не сводила глаз с Сокджина, который был явно напряжен. Он подошел к окну и поднял жалюзи, то ли желая наполнить палату солнечным светом, то ли находя себе что-то, на что можно будет смотреть во время не самого приятного и легкого разговора.
— Лис, — с трудом начал Ким, наблюдая за скоплением голубей у скамеек в парке при больнице, — ты ведь не всегда была такой?
— Джин, что со мной случилось? — требовательно спросила она. Для философских разговоров о прошлом не было ни желания, ни сил.
— Эгоизм головного мозга, — тяжело вздохнул Ким, чувствуя на себе взгляд Лисы. Но смотреть на неё в ответ не хотелось.
На несколько секунд Лалиса растерялась. И её требовательный взгляд на мгновение сменился полным непониманием.
— Объясни, — хрипло попросила она.
— Ты уверена, что станешь слушать? — грустно улыбнулся он. — В последнее время слух у тебя явно начал атрофироваться.
— Джин! — Лиса нахмурилась, пытаясь выглядеть серьезнее, но не вышло. Сейчас она выглядела как окончательно запутавшийся в собственных же поступках ребенок, который где-то в глубине души осознавал, что оступился, но признаваться в этом даже самому себе не собирался.
— Больше я не Джин, — Ким наконец перевел взгляд на подопечную и понял, что лучше бы ему этого было не делать. Лиса была катастрофически бледной, и только её карие глаза ярко контрастировали с цветом кожи. Теперь они выглядели ещё темнее и... злее.
— Я отныне Ким Сокджин, — собирая остатки строгости, договорил он. — Не хочешь работать по-хорошему, будем работать по-плохому. Если вообще будем.
— Что случилось? — буквально взвыла Лиса, подаваясь вперед, желая и вовсе вскочить с постели, но снова ощутила боль внизу живота и сильно зажмурилась, подавив стон.
И вся строгость Кима рассыпалась после этого зрелища. Он с сожалением вздохнул, понимая, что как бы плохо Лиса себя не вела, как бы его не слушалась, ему всё равно её жаль. Она всё равно ему дорога.
— К твоему счастью, вчера я забыл в тренажерном зале ежедневник, — начал издалека Сокджин, — а без него в Федерации делать было нечего. Лиса, только представь, что случилось, если бы я не вернулся до утра!