Близнецы: Ловушка для Хёнджина (Хёнликсы)

Часть 17

Следующим утром Феликс проснулся раньше всех и в полном ахуе.

В коридоре стояла тишина, а за окном только светало. Сна не было ни в одном глазу, хотя обычно Феликса до обеда и палкой не поднимешь. Он лежал на спине, развалившись на кровати звездой и думал о том, какого хуя вообще происходит.

Вечер минувшего дня казался нереальным. Ненастоящим. Так не бывает, чтобы родители отказывались от своих детей. Чтобы они были им не нужны. Это, должно быть, какая-то ошибка, не иначе. Ведь не мог же Ёнбок всё это время жить с той женщиной, которую и мамой назвать язык не повернётся? Тогда как Феликс был с папой, шумным и надоедливым временами, но любящим и заботливым.

Феликс сложил ладошки на груди. Под пальцами неторопливо билось сердце. Всё это глупости, конечно, но ему казалось, будто в груди, прямо там, под ладонями, после вчерашнего разговора образовалась небольшая дыра. Она неприятно ныла при мыслях о маме, разгоняя по телу неприятную холодную дрожь. Феликс редко плакал. Так, парочку раз, когда случайно резал себе палец ножиком, плакал от лука, плакал, когда задевал мизинчиком о кровать со всей дури...

Но теперь глаза щипало из-за какой-то женщины, которую он в лицо не видел и знать не знал. Ему было больно думать, что тот парень, как две капли воды похожий на него, тоже чувствовал всё это. Быть может, его дыра в груди была намного больше той, которую теперь ощущал Феликс.

Но не время горевать! Ведь была ещё одна такая малюсенькая, незначительная причина для теперь уже злобы. При мыслях о Цезаре сердце Феликса начинало биться быстрее. Оно предательски, абсолютно по-дурацки колотилось о грудную клетку, будто Феликс был каким-то влюблённым мальчишкой.

Но как бы Феликс ни пытался этого отрицать — он хотел увидеть этого мудака из комнаты напротив. Просто, без причины. Хотя бы одним глазком. Увидеть и понять, что всё, что произошло вчера вечером, было не сном. Прикосновения, поцелуи, даже слова, которые хоть и ранили, но были сказаны хрипловатым, сбивчивым от тяжёлого дыхания и возбуждения голосом.

Ясно было одно — Цезарь его волновал. А вот что делать с этим — нихуя не ясно.

И пока Феликс пялился в потолок и размышлял, что же ему теперь делать со своей жизнью, в коридоре стали туда-сюда ходить люди, а за окном и вовсе рассвело.