Близнецы: Ловушка для Хёнджина (Хёнликсы)

Часть 27

Бойся желаний своих. Ведь когда они начнут сбываться, то может оказаться, что всё не так радужно, как хотелось бы.

— Какого хуя? — возмутился Феликс. Его грубейшим способом затолкали в его же комнату. И кто? Этот еблан психованный, чтоб его!

Феликс как никогда сильно стал переживать за сохранность своей задницы. И это всё в прямом, без всяких там переносных, смысле! Цезарь выглядел так, будто бы собирался сделать одно из двух: либо Феликса пришить, либо выебать.

Ни к тому, ни к другому Феликс готов не был.

Путей к отступлению не было. В окно и на улицу — не вариант, возвращаться домой со сломанной рукой или ногой не хотелось, поэтому Феликс постепенно, шаг за шагом отходил назад. До тех пор, пока не упёрся икрами в кровать.

— Слушай... — попытался начать разговор Феликс, но, как это и обычно с ним бывает, не смог устоять на ногах и шлёпнулся на кровать задницей.

— Замолчи, а, — небрежно бросил Цезарь, начиная расстёгивать пуговицы на своей рубашке.

И тут начался настоящий пиздец. В голове произошёл какой-то взрыв. Все системы адекватного функционирования вышли из строя, а резервные были атакованы влюблёнными тараканами. Феликсу оставалось только хлопать глазами и, приоткрыв рот, таращиться на то, как Хёнджин расстёгивал пуговицу за пуговицей, оголяя сначала ключицы, затем торс и живот.

Цезарь делал это так непринуждённо, будто бы у него такой пункт, как «снять рубашку перед Бабочкой в его комнате», каждый день в расписании стоял и дело было, вроде как, привычное, чё стесняться!

— Ты, блядь, комнату попутал! — предпринял ещё одну попытку отрезвить Цезаря Феликс. — Зашёл не в ту дверь, слышишь?

— Заткнись, — повторил тот, снимая рубашку с плеч и оставаясь в одних форменных брюках. Он поставил одно колено на кровать Феликса и наклонился к нему, накрывая заднюю сторону его шеи ладонью, там, где волоски были ещё немного влажные, после мытья головы.

— Что же ты ещё выкинешь, а? — прошептал Цезарь, чуть прищурившись.

Феликс замер под его внимательным взглядом, перестав дышать на несколько бесконечно долгих секунд. Его губы предательски запульсировали. Он прикусил нижнюю, чтобы хоть как-то унять это дурацкое чувство, что, конечно же, не осталось незамеченным для Цезаря.