Бласт. Человек, медиум и «никто»

Ахра Незевиль. Отрывок десятый

  Спать Дрюговски не ложился. Включив свет во всех комнатах, он разместился на кухне, богатой всяческой дорогой гарнитурой. Перед ним, на столе, лежал раскрытый альбом, в котором хаотично были расклеены разные выдержки из газет, а сам он, время от времени поправляя очки на носу, копался в полувековой давности журналах и газетах. Когда он там что-то себе интересное находил, он тут же это аккуратно вырезал и еще какое-то время этот кусочек пристально рассматривал. Далее, после долгих размышлений, вырезанного кусочка ждало одно из двух: либо он отправлялся в рядом лежащую гору бумаги, ожидающую мусорного ведра, либо сажался на клей где-нибудь в том самом толстеньком альбоме.

  Такое было у Дрюговски хобби – искать интересные заголовки (уровень интересности он определял по своим, никому не известным меркам) и собирать их. Но только заголовки! В чем и заключалась особая прелесть – никто, кроме него самого, не мог знать, о чем шла речь, к примеру, в статье с названием «Насилие мечты». Хотя, учитывая то, что альбом практически никто не видел, смысла в подобном занятии было мало.

  - Может, войдешь уже? – вдруг за спину бросил Дрюговски, не отрываясь от газеты. Тот, кому было это адресовано, сидел на подоконнике в открытом окне, скрывающийся под покачивающимися шторами. Тут же он ответил:

  - Приношу свои извинения. Я не хотел вас отвлекать, к тому же не имею привычки без приглашения наведываться.

  - Ну, значит, теперь ты можешь смело входить – я тебя приглашаю, - все так же спокойно говорил Дрюговски с незнакомцем, занятый своими делами.

  Незнакомцем, что где-то неудивительно, был Лука Озимус. С улыбкой он без слов и шума ступил на паркет и в мгновение оказался прямо за спиной старика, который вел себя так, будто уже давно знал своего гостя. Ну или по крайней мере ждал его. Но на самом деле и то и другое вряд ли было верно.

  - Чаю? – через спину легко бросил он. Все улыбающийся медиум, который держал в руке серебряный кейс, с легким удивлением приподнял бровь. И через секунд десять он неуверенно ответил:

  - Ох, если можно.

  Дрюговски кивнул, потянулся, хрустнув шеей, встал и подковылял к чайнику, оставив гостя недоумевать еще больше. Медиума и впрямь удивляло поведение старика и его реакция на происходящее в целом. Но удивляла в хорошем смысле, чему было доказательством его заинтересованная улыбка, которая все не уходила.