Simple life

3

3.

Погода обдавала приятной осенней прохладой и мне нравиться чувствовать осень в воздухе, видеть, как деревья меняют летний беззаботный наряд на благородный бордовый, охристый, золотой. Лучи солнца отражаются в витринах, переливаются в моих волосах, в тон осенним листьям. И возможно, в эту минуту мамины русые волосы становятся рыже-красными.

Прогулочным шагом я дошла до дома. Когда идешь долго пешком есть время подумать, побыть наедине с собой и городом. Наблюдать жизнь и людей. Завтра у меня работа, я облачусь в черные джинсы, кофту крупной вязки, под которую надену тонкую футболку с побледневшими крыльями ангела на спине.

Можно сказать это моя рабочая одежда. Завтра завершающий этап татуировки. Японский журавль на спине. Похоже, он станет моей любимой работой. Я создавала не просто татуировку на теле, а произведение искусства. И мне нравится, как все получилось. Я улыбнулась своей предстоящей встрече с журавлем. Пусть он принесет счастье и радость своему носителю. Он в это верит.

Я вошла в дом, и вызвала лифт.

Ступив на этаж, я в задумчивости шла к своей квартире, по пути расстегивая пальто, и не сразу поняла, что за шум слышу. Кто-то выл.

Я остановилась у соседней двери. Вой доносился оттуда.

Из квартиры Эвы и Фольке. Мы с ними общаемся, стреляем друг у друга сигареты и кофе. Эва и Фольке бисексуалы и друзья, которые временами за неимением других вариантов, спят друг с другом. В смысле, сексом занимаются.

Я стучу в дверь. Вой стихает. Я прикладываю ухо к двери и слышу плачь.

- Эва! Это Морриган.

Я толкаю дверь, она не заперта. Резко вхожу в квартиру и застываю от металлического запаха крови.

- Что за черт? – шепчу я. И медленно иду на звук рыданий.

Эва сидит на полу, прислонившись к стене. Пол измазан кровью, на лице Эвы и на руках тоже кровь. Я подхожу к ней и вижу, что она разрезала себе вены. Ее запястья исполосованы, на левой руке вырезан кусочек кожи. Оглядываюсь по сторонам в поисках ножа или бритвы, но ничего не вижу.

Хватаю полотенце и прижимаю к рукам Эвы. Она не сопротивляется. Я зажимаю раны, на ткани цветами начинает проступать кровь. Достаю телефон, и, не отходя от Эвы, вызываю «Скорую». Она тихо скулит, по лицу струятся слезы вперемешку с кровью.

- Зачем ты это сделала? – строго спрашиваю я. Она поднимает на меня глаза, и, понимая, что жалеть ее никто не собирается, перестает скулить.

- Она меня не любит, - выдает Эва. – Она не расстанется со своим парнем. Она его любит, а меня нет.

Голос Эвы звучит механически.

- Ты резала вены из-за девушки? – спрашиваю я.

- А только из-за парней можно? – выдавливает из себя сарказм Эва.

- Не из-за кого нельзя! Толку то? Ты умрешь, а твое имя потом никто не вспомнит.

- Она прекрасна. Ты не понимаешь силы моих чувств к ней, - всхлипывает Эва, и я понимаю, что тут все серьезно. Помешательство. Страсть, желание. Но, увы! Блондинка предпочитает джентльменов, думаю я, ничего не зная о девушке мечты Эвы, в том числе и о цвете ее волос.

- Я понимаю, только это ни к чему хорошему не привело.

- Зачем ты вызвала «Скорую»?

- Тебе нужна помощь. На руки свои посмотри.

- Они принудят меня лечиться у психиатра.

- Не повредит, - отвечаю я, глядя на кровавые разводы на белом полу. – Где Фольке?

- Не знаю, - бормочет она. – Морриган, пожалуйста, поехали со мной в больницу. Я боюсь.

- Я поеду с тобой, - говорю я, опускаясь на пол, рядом с ней. Она кладет голову мне на плече и закрывает покрасневшие глаза.

Темные волосы спутаны, на концах запеклась кровь, лицо бледно серое, под глазами круги, губы потрескались и сочатся сукровицей. В гроб краше кладут!

Интересно, сколько времени ей потребовалось, чтобы из красавицы превратиться в чудовище? Вспоминаю, что видела Эву четыре дня назад. Мы курили на лестнице, разговаривали ни о чем. И она была свежей и чистой, как утреннее небо. Блестящие черные волосы, румянец и взгляд, наполненный жизнью. Четыре дня – и вот у меня на плече покоится едва живое существо, в котором трудно распознать жизнерадостную девушку.

- Не вырубись, - шепчу я. – Говори со мной.

- Я умру? – спрашивает она.

- Нет. Тебе зашьют раны.

Звук домофона раскатился гулким эхом по квартире. Я вскочила и побежала к двери.