Проделки судьбы

глава 27.

Несколько дней подряд Антон просыпался со стонами от боли, с диким похмельем и желанием сдохнуть. Это было похоже на какой-то день сурка, из которого было невозможно выбраться. Парень чувствовал, как его медленно начало тянуть ко дну. Он уже отчаялся. Но не этим утром.
Шастун проснулся от того, что кто-то слегка касается его лица, нежно проводит по бровям, вёдет ниже, дотрагивается верхней губы и отдёргивает нижнюю. Сначала юноша открыл правый глаз и тут же сощурился от слишком яркого солнца, которое просачивалось сквозь наполовину открытые шторы. Но увидев своего учителя, лежащего рядом и с такой нежностью и теплотой смотревшего на него, Антон не смог сдержать улыбки. Парень осмотрелся и понял, что он находится не в зале. Когда взгляд зацепился за знакомый стол, на котором стояли знакомые рамки с фотографиями, юноша сглотнул.
Он был в спальне Арсения Сергеевича, на его кровати.
— Эм… — Антон облизнул пересохшие губы и осторожно посмотрел на математика.
— Как я…
— Оказался в моей постели? — Учитель поиграл бровями и хитро посмотрел на парня, глаза которого расширились раза в два. — Да шучу я, Шастун. Ты уснул вчера, я тебя сюда притащил.
— Зачем? — Юноша приподнял брови и вопросительно посмотрел на мужчину.
— Ну… — Арсений Сергеевич замялся и оглянулся по сторонам. — Я понял, что диван неудобный. Ты же говорил, что у тебя спина болит.
— Диван ровный и очень даже удобный, — Антон пытался сдержать смех, но зелёные глаза насмешливо смотрели на учителя.
— Ну, да… Просто…
— Я понял! Вы боитесь спать один, потому что боитесь, что к вам придёт бабайка!
— громко сказал Антон, подняв руку вверх.
Арсений Сергеевич совсем растерялся и отвёл взгляд. Но когда он услышал, как лежащий рядом парень прыснул со смеху, резко развернулся и встретился со смеющимися глазами.
— Шастун, скотина! — прорычал учитель и несильно шлёпнул юношу по бедру.
— Ауч, — Антон засмеялся ещё громче, а затем спрятался под одеяло.
— Шастун! Вставай быстро! Ты не забыл, тебе в школу, солнышко, — пропел учитель и, сдёрнув одеяло с парня, увидел его недовольное лицо. — Даже не думай! Подъём! Я завтрак уже даже сделал.
— Оу, ваше фирменное блюдо, Арсений Сергеевич. — Шастун с издёвкой посмотрел на мужчину. — Мм… сгоревшая яичница.
— Ой, заткнись, Шастун. — Математик махнул на парня рукой. — Тогда это была случайность. Сейчас всё хорошо получилось.
Учитель поднялся с кровати, делая вид, что не слышит обречённые стоны парня, и только он собрался идти на кухню, как вдруг сзади раздалось тихое: «Арсений Сергеевич?»
Мужчина нахмурился и развернулся к парню, который уже сидел и теребил подушку. Антон закусил нижнюю губу и стыдливо опустил взгляд, вызвав ещё большее недоумение со стороны математика.
— Шастун, да говори уже! — Терпение медленно покидало Арсения Сергеевича.
— Поцелуйте, — совсем тихо, еле слышно, произнёс Шастун и, уже совсем низко наклонив голову, залился краской до самых кончиков ушей.
Учитель сначала растерялся, но это было всего лишь на мгновение, затем, не долго думая, мужчина сократил расстояние и лёг перед сидящем парнем. Юноша осторожно поднял голову. Улыбнувшись и слегка наклонив голову набок, Арсений Сергеевич притянул Антона за руку и нежно коснулся пухлых и таких податливых губ. Шастун выдохнул в рот учителю и тут же ответил на поцелуй, схватив математика за плечо, словно за спасательный круг. Когда учитель отстранился, а парень разочарованно вздохнул, в комнате ненадолго образовалась тишина, слышно было лишь чириканье птиц за окном.
— Вставай, — прошептал Арсений Сергеевич и вышел из спальни, оставляя Антона одного со своими мыслями, с очень непристойными мыслями.
Деваться было некуда, и парню пришлось покинуть столь мягкую и удобную кровать.
Антон с удовольствием провалялся бы на ней целый день. Вместе с Арсением Сергеевичем. Но с другой стороны Шастун понимал, что ему уже пора выйти из своего панциря. Юноша безумно скучал по Диме и Серёже, с которыми уже несколько дней не виделся и не разговаривал, так как его телефон безнадёжно сломан, а просить у математика Антону было почему-то неловко, поэтому мальчишка с нетерпением ждал встречи с друзьями. Он скучал и по Маргарите Львовне, человеку, который поселил в нём надежду на хорошее.
С приподнятым настроением Антон отправился в ванную. В сравнении с предыдущими днями парень выглядел просто прекрасно. Синяки под глазами остались, однако краснота около глаз исчезла, кожа стала нормального молочного цвета. Правда, худоба никуда не делась, кости всё так же некрасиво выпирали. Однако теперь во взгляде юноши уже меньше презрения и отвращения к самому себе. Живые зелёные глаза блестели. Антон восстал как феникс из пепла. И помог Шастуну его учитель.
Умывшись уже по привычке ледяной водой, чтобы освежиться, Шастун поспешил на кухню, так как уже в ванной учуял приятный запах чего-то очень вкусного, живот загудел, а во рту скопилась слюна, так как голод застал юношу врасплох. На кухне этот запах только усилился, и желудок просто закричал, немедленно требуя еды. Около плиты стоял Арсений Сергеевич и, что-то напевая, переворачивал блин.
— Я вас обожаю, — вырвалось у Антона, отчего учитель вздрогнул, но сразу же расслабился, когда повернулся и увидел снова начавшего краснеть парня.
— Садись, я почти всё, — усмехнувшись, сказал Арсений Сергеевич и, положив последний блин на тарелку, выключил плиту.
Мужчина поставил тарелку с небольшой горкой блинов на стол, а затем начал облизывать покрытые жиром пальцы. Шастун отпивал чай, когда увидел, как язык учителя пришёлся по пальцам, а затем мужчина начал губами обхватывать их, юноша замер и чуть было не подавился.
— Ты чего? — заметив пристальный взгляд, спросил математик.
— Ничего, — прохрипел Антон и поспешил отвернуться от своего порно-учителя.
«Вам бы в порнухе сниматься, Арсений Сергеевич. Со мной», — подумал Шастун и тут же помотал головой, чтобы выбросить такие постыдные мысли из головы.
Арсений Сергеевич хотел было что-то сказать, однако он тактично промолчал и только странно посмотрел на своего ученика. Антон же наконец-то смог нормально поесть. Желудок уже изнемогал, поэтому когда парень прожевал и проглотил кусочек сочного блинчика, по всему телу прошлась приятная волна. Юноша даже прикрыл от удовольствия глаза. Учитель только улыбался, глядя на мальчишку, который поедал блины с неимоверной скоростью.
Когда тарелка с блинами опустела, Антон облизал блестящие от жира губы, тем самым привлекая внимание Арсения Сергеевича. Теперь была очередь учителя вздыхать и глазеть. Мужчина понимал, что долго он так не продержится, поэтому он решил отвлечь Антона от его интересного занятия, облизывания пальцев.
Шастун знал, что учитель смотрит, он всегда чувствует взгляд синих глаз, и сейчас они просто прожигали дыру в парне. Внутри юноша ликовал от того, что смог привлечь внимание учителя, и Антон продолжал провоцировать, не задумываясь о последствиях, хотя представляя какими они могут быть, Шастун ещё усерднее начинал облизывать пальцы.
Они оба были бы идеальными порно актёрами.
Арсений Сергеевич с трудом отвёл взгляд в сторону, чувствуя, как в низу живота щекочет что-то тёплое. Дабы избежать неловкостей, мужчина решил начать трудный для них обоих разговор, который он оттягивал, как можно дальше. Математик всё утро ломал голову, как найти подход и как можно поделикатнее рассказать Антону об отце, но все его варианты были ужасны, что-то типа «Эй, Шастун, твой отец звонил, не хочешь поговорить. У вас же всё хорошо». За всё своё знакомство с Шастуном мужчина уже несколько раз успел проклясть учебник по педагогической психологии, который он так усердно читал в институте. Ничего подобного там не было. Попов даже в интернете смотрел — всё без толку. На самом деле мужчина довольно легко всегда находил подход к детям, подросткам, за это его, наверное, так и любили ученики. Однако с Шастуном все его методы были пустыми и бесполезными. Этот парень был для мужчины загадкой. До сих пор так. Арсению Попову всегда легко давались всякие загадки, Антон Шастун — самая сложная из всех, которые у учителя когда-либо были.
Помассировав переносицу, математик выпрямился и заглянул в зелёные глаза. Антон, заметив тяжёлый взгляд в свою сторону, тут же прекратил своё «увлекательное занятие» и напрягся, выпрямившись так же, как это сделал его учитель.
— Антон, — начал Арсений Сергеевич, а юноша уже почувствовал, как его сердце сделало кульбит и уже было готово сбежать из груди.
Парень свёл ноги под столом, руки напряглись и схватились за краешек стола.
Математик любил его называть Шастуном, в последнее время мужчине вдруг приспичило называть его солнышком, но вот Антоном он называл, как показала практика, только, если что-то не так. А по серьёзному взгляду синих глаз можно было понять, что что-то явно не так. Снова. Не может он жить без проблем. Они, словно магнит, притягиваются к парню и задевают близких ему людей.
— Антон… — на выдохе повторил учитель. — Мне вчера… мне вчера звонила Маргарита
Львовна и… сказала, что ей…
Мужчина замолчал, боясь продолжить. Он так наслаждался, смотря вчера и сегодня утром на такие живые зелёные глаза, полные радости и чего-то очень светлого, и сейчас, когда Арсений Сергеевич ещё даже не рассказал самого главного, зелёные глаза слегка потускнели, и в них снова читался испуг.
— Ну! Что сказала? — Шастун уже ёрзал на стуле, не зная, куда себя деть и уже изнемогал от нетерпения.
— Она сказала, что ей звонил твой отец, — быстро и чётко произнёс учитель.
На кухне повисла давящая тишина. Учитель и ученик, кажется, даже перестали дышать. Они просто смотрели друг другу в глаза, не в силах что-то сказать. Шастун от нервов двигал пальцами, но, после слов учителя, резко перестал. На кухне было слишком сильное напряжение, что аж становилось трудно дышать. Антон сглотнул и вдруг отвернулся к окну.
— Что он хотел? — безразличным тоном спросил парень.
— Он… Гм… — прохрипел мужчина, но затем, откашлявшись, продолжил. — Он спрашивал, где ты, сказал, что тебя не было дома.
— Надо же, — хмыкнул юноша и провёл рукой по волосам. — Что ещё?
— Всё, пока что. Маргарита Львовна скажет сегодня в школе, — сказал Арсений Сергеевич и вытянул шею, чтобы увидеть лицо парня.
— Мерзкий пидорас, — горько усмехнувшись, произнёс Антон.
— Что?..
— Последнее, что он мне сказал.
Плечи парня дёрнулись, а после всё тело задрожало. Юноша склонил голову. Арсений
Сергеевич вскочил с места и, подбежав к Антону, прижал его к себе. Шастун не плакал. Да уже, кажется, нечем. Он просто сидел, прижавшись к своему учителю, его тело содрогалось. Воздуха не хватало, и парень начал тяжело дышать, из его груди выходили рваные вдохи и выдохи.
— Дыши, — прошептал учитель, гладя парня по голове.
***
До школы Арсений Сергеевич и Антон ехали в тишине. Учитель включил какое-то радио, где звонкий голос радиоведущей говорил о том, какое замечательное утро и вообще как всё хорошо. Это возможно кому-то давало надежду. Ведущая была слишком весёлой для утра буднего дня, поэтому Шастун, поморщившись, поспешил переключить на другую станцию. В машине заиграла приятная мелодия. Антон откинул голову назад и закрыл глаза, отбивая ритм ногой. Учитель крепче сжал руль и прибавил газу.
Когда уже было видно знакомое здание школы, Шастун выключил радио и задумчиво посмотрел в окно. Юноша заметил двух маленьких девочек с портфелями за спиной, больше чем они сами. Девочки почти бежали, так как боялись опоздать на урок. Антон хмыкнул и отвернулся от окна.
«Бедные. Через несколько лет они скорее всего забьют на учёбу и будут бухать и курить», — подумал парень и нахмурился от своей мысли.
Чем ближе машина учителя подъезжала к школе, тем сильнее разрасталось неприятное чувство в груди. Антону хотелось остаться в машине, а вообще развернуться и уехать обратно в такую уютную квартиру математика, распластаться на его удобной кровати, обнимаясь с учителем.
— Приехали, — сказал Арсений Сергеевич, и Шастун вздрогнул, всё его лицо перекосилось в недовольной гримасе. — Надо идти, Антон.
Юноша сцепил дрожащие руки в замок и наклонил голову вниз. Пальцы слегка подрагивали, губы были приоткрыты и тоже дрожали.
— Эй, — Арсений Сергеевич повернулся к ученику и положил свою руку на его плечо, несильно сжимая. — всё, хорошо. Антон, я рядом. Всегда рядом.
Юноша вздрогнул и взглянул своими большими зелёными глазами на мужчину. Сердце учителя болезненно сжалось, глядя на такого разбитого мальчишку. Рука сама потянулась к щеке Антона, мягко проводя вниз по шее.
— Пожалуйста, — прошептал парень.
Больше Арсению Сергеевичу и не нужно было. Без лишних слов учитель притянул к себе Антона и мягко поцеловал его слегка сухие губы. Юноша сразу же ответил, зажмуривая глаза. Время поджимало.
— Пора, — произнёс математик, нехотя отстраняясь от парня.
Антон выдохнул и резко открыл дверь машины. Довольно опасно было просить Арсения Сергеевича поцеловать себя, когда они находятся у школы, а мимо могли пройти учителя или одноклассники парня. Но почему-то Шастуну было наплевать. В его жизни уже и так шло всё по пизде. Хуже быть не может. Ведь так?..
Учитель и ученик зашли в школу вместе, но они держали дистанцию. Хотя Антону до безумия хотелось взять мужчину за руку. Но здесь нельзя. Вообще нигде нельзя. От этого парню хотелось выть.
— Ты в порядке? — Арсений Сергеевич обеспокоенно посмотрел на парня, слегка касаясь его спины.
— Да, наверное, — тихо ответил Антон и отвернулся от математика.
— Я тогда пойду. Ты тоже давай. Две минуты до звонка, — сказал учитель, всё ещё с волнением глядя уже в спину парня.
Математик пропал из виду, и Шастун тяжело вздохнул. Единственное спасение покинуло его. Почему Антон так боялся, нервничал? Ответ прост. Юноша знал своего отца. Если он звонил Маргарите Львовне, значит сегодня он точно придёт в школу. А Шастун не готов видеть отца, говорить с ним, находиться в одном помещении. Каждый раз, когда Антон пытался найти повод простить его, в голове проносились последние сказанные ему слова отца.
«Мерзкий пидорас».
Антон поморщился и двинулся в сторону раздевалки. Осталась минута до звонка, поэтому добрая часть старшеклассников только пришла в школу. Около двери раздевалки для одиннадцатиклассников стояла толпа людей. Только спустя секунд тридцать после звонка, Шастун всё-таки смог пробраться внутрь и повесить свою куртку на крючок.
Раздевалка была небольшой, а потому в ней очень быстро становилось тесно. Дышать парню стало тяжело, поэтому он поспешил протиснуться к выходу. Кажется, сзади его окликнули одноклассники, но Антон сделал вид, что не слышал. Он не хотел их видеть, а тем более разговаривать. Эти бессмысленные меркантильные разговоры — последнее, что нужно сейчас Шастуну. Ускорившись, юноша побежал к нужному кабинету. А этим нужным кабинетом был кабинет биологии. Антон уже опоздал, и кары ненормальной биологички ему не избежать. Поднимаясь по лестнице, юноша услышал знакомые голоса и очень знакомый смех, который ему так нравился.
— Ребята! — вырвалось у Антона, и он побежал в сторону голосов.
— Что? Антон?.. — спросил Дима, а когда увидел высокого улыбающегося человека, несущегося прямо на него, сначала раскрыл от удивления рот, а затем не на шутку испугался, так как боялся, что друг просто снесёт его с ног.
— Дима-а-а! Серё-ё-ёжа! — протянул Антон и заключил друзей в свои объятия.
Длинные руки обхватили ошарашенных парней и прижали к груди.
— Шастун, блять, хвостик! — взвизгнул Серёжа и слегка ударил друга по руке.
Антон отпустил парней и, широко улыбаясь, посмотрел на них. Позов и Матвиенко так же принялись разглядывать Шастуна. Дима прищурился, а затем, сделав шаг вперёд, дал нехилый такой подзатыльник другу.
— Ауч! — Антон возмущённо посмотрел на Диму, потирая голову. — За что?
— За что?! — громко спросил Позов и, замахнувшись, хотел было ударить Антона ещё раз, но тот успел увернуться. — Шастун, скотина ты такая! Какого хуя? Ты где шлялся? Какого хера мне звонила Маргарита Львовна и спрашивала, где ты, потому что ей звонил твой отец и сказал, что ты оказывается нихуя с ним не помирился и так и не появлялся дома?!
Дима зло смотрел на Антона, и ему понадобилось время, чтобы перевести дыхание.
— Шаст, ты, блять, понимаешь, что ты нас напугал до чёртиков? — более спокойно спросил Серёжа и поднял голову вверх, чтобы посмотреть в глаза юноше.
— Чёрт, я… блять… Ребят, Дим… — Антон провёл рукой по лицу и с сожалением посмотрел на друзей. — Слушайте мне правда жаль. Я не знаю, чем тогда думал, я не хотел приносить вам неудобства…
— Бля-я-ять, Шастун, а на какой хер тогда нужны друзья? — Дима недовольно посмотрел на парня. — Бинго! Чтобы помогать друг другу в сложных ситуациях. Друзья, сука, познаются в беде!
— Мне жаль… — Зелёные глаза грустно смотрели на Диму и Серёжу.
— Антоx, ну можно же было позвонить… Где ты был вообще? — спросил Матвиенко, сжалившись над юношей.
— Телефон сначала сел, а потом я его об стену ёбнул, — тихо сказал Антон, ловя удивлённые взгляды друзей. — А где я был… Эм… Может позже расскажу. Биология
же…
— Старуха заболела. — Дима махнул рукой. — Отравилась чем-то, говорят. У нас есть сорок пять минут.
— Пойдём в туалет, — предложил Матвиенко, и все трое, не долго думая, направились в сторону мужского туалета.
Вообще школьный туалет — это, наверное, самое антисанитарное место во всей в школе. Вечный неприятный запах, как будто здесь уборщица никогда не убиралась, всегда обходила туалет за несколько метров. Хотя если учишься в школе уже несколько лет, то постепенно привыкаешь к этому аромату, разносящемуся по всем уголкам.
Дима, Антон и Серёжа ввалились в пустой туалет и уселись на подоконнике. Позов достал пачку сигарет и, увидев жадный взгляд Шастуна, слегка усмехнулся и протянул сигарету парню, глаза которого, кажется, уже начали светиться. Рука Антона слегка подрагивала, он держал эту сигаретку так бережно, как ювелир держит какой-нибудь драгоценный камень. Серёжа решил встать и постоять в сторонке, так как сам он не курил, за что Дима с усмешкой называл его ЗОЖником, но Матвиенко не обижался, а даже гордился этим. Он всегда говорил Позову, что сдохнет позже всех, на что Дима только смеялся, держа зажжённую сигарету.
Достав из глубокого кармана брюк зажигалку, Позов зажёг свою сигарету, а затем и сигарету Антона. Парни затянулись, а Шастун так вообще закатил глаза от удовольствия, пытаясь уже не застонать. Когда никотин попал в лёгкие, Антон почувствовал приятные импульсы, распространившиеся по всему телу. Выдохнув дым, юноша облизал губы, а затем повернулся к друзьям.
— Выкладывай, — уже сгоравший от нетерпения сказал Серёжа.
Дима, выдохнув кольцо дыма, с интересом посмотрел на Шастуна, который явно нервничал.
— В общем… Помнишь, Дим, я сказал, что меня отец выгнал, потому что я с мужиком переспал?..
— Чт?.. Чего?! — крикнул Серёжа, его глаза расширились раза в два, а сам парень чуть ли не набросился на Шастуна.
— Так получилось. — Антон только пожал плечами.
— И ты мне не сказал?! — возмущённо спросил Серёжа и повернулся к Позову.
— Прости, Серёж, но это была не моя тайна, — сказал Дима и грустно посмотрел на Матвиенко.
— Так, ладно. Мне нужна минута, чтобы переварить всё это, потому что я уверен, что это ещё верхушка айсберга, да, Шаст?
— Серёж, мне тоже мерзко от самого себя и…
— Да чё ты несёшь? Почему ты решил, что мне мерзко или что-то ещё? Я просто охуел немного, потому что у тебя вроде девушка, но ты говорил, что не любишь её, значит, ты би, — вынес свой вердикт Матвиенко.
— Что? Я… я уже не знаю, кто я, — тихо сказал Антон. — В общем, я продолжу. Я тогда не сказал, с кем переспал.
— Мы его знаем? — Дима приподнял одну бровь.
Шастун неуверенно кивнул и опустил взгляд вниз.
— Охуеть! Это кто-то из школы? — спросил Серёжа, уже, кажется, готовый прыгать на месте.
Снова кивок.
— Блять! — не сдержавшись, крикнул Дима. — Это Денис? Или Андрей? Макс из параллели? Физрук?
— Что? Нет… Но физрук был близок, — тихо говорил Антон, не в силах смотреть на друзей.
— Блять, в смысле, физрук близок? Шаст, блять, скажи уже прямо! — кричал на весь туалет Серёжа, уже не беспокоясь, что его могут услышать.
— Сто-о-оп! — Дима развёл руками, отчего сигарета чуть не упала на пол. — Близок, потому что физрук — учитель? Шаст, ты переспал с кем-то из учителей? Или… Блять!!!
Шастун! Ты переспал с Арсением Сергеевичем?!
— Что?! — выкрикнул Серёжа.
Образовалась тишина. Слышен был шум воды, а капающая вода с крана эхом разносилась по всему туалету. Антон сидел, опустив голову, боясь посмотреть друзьям в глаза.
— Антоx, это правда? — тихо спросил Серёжа и поместил руку на плечо Шастуна, слегка надавливая, чтобы парень посмотрел на него.
Антон поднял голову и посмотрел на Позова и Матвиенко. Затем юноша кивнул и стыдливо опустил глаза.
— Эй, всё хорошо, — сказал Дима и тоже положил свою руку на плечо Антона.
— Да нихера не хорошо, — немного раздражаясь, сказал Шастун. — Мы переспали, когда ещё не знали, что мы учитель и ученик, но позже мы снова засосались, а затем снова… И сегодня тоже…
— Так вы встречаетесь? — осторожно спросил Дима.
— Нет! Ну, не знаю… Снова тишина.
— Вы трахались? Ну, после того раза? — спустя несколько минут спокойно спросил Серёжа.
— Блять, Матвиенко, — выдохнул Позов и, не сдержавшись, засмеялся.
Антон потушил сигарету и провёл рукой по лицу. Смешок так же вырвался из его груди, постепенно переросший в полноценный смех. Парни смеялись уже так громко, что их слышно было на всём этаже.
— Вы в кур…курсе, что мы сейчас ржём из-за того, что Шаст трахнулся с Поповым?
— задыхаясь от смеха, спросил Серёжа.
— По-моему, у Шаста это истерическое, — улыбаясь, сказал Дима и кивнул в сторону Антона.
— Да, нет, просто… блять, ребят, я так давно уже нормально не смеялся. Спасибо вам, — закусив нижнюю губу, признался Шастун. — Чёрт, я вас так люблю.
— Воу, воу, мы не из этих. — Серёжа выставил указательный палец вверх и шутливо угрожающе посмотрел на друга.
— Ой, да ладно вам, вы не в моём вкусе. — Антон махнул рукой.
— В смысле, не в твоём вкусе? Да ты посмотри на меня! Я же красавчик! Попизже твоего Арсения Сергеевича буду! — Матвиенко выпрямился и, гордо подняв подбородок, продефилировал по туалету.
— Серёг, ты лучший, — смеясь, произнёс Шастун и отправил другу воздушный поцелуй, который Матвиенко «поймал» и «положил» в карман пиджака.
Дима с улыбкой наблюдал за друзьями, прислонившись к стене. Он так сильно любил этих двоих. Позов не представлял, что бы делал без них. Наверное, сошёл бы с ума от одиночества. Ведь всю свою пока короткую жизнь Дима был один. В садике у него почти не было друзей, кроме одного, Артёма. Но потом его перевели в другой садик, а Дима остался один. Воспитатели его любили, называли его образцом поведения. Мальчик гордился этим, но гордился только он, потому что родители были постоянно в разъездах. С Позовым сидела няня, Аделина. Это была женщина средних лет. Она не отличалась какой-то красотой. Руки её были далеко не нежными, а грубыми и сухими из-за того, что она часто стирала и убиралась. Но самое потрясающее в ней был её ангельский голос. Каждую ночь она пела маленькому Диме совершенно разные песни: от простой «Ложкой снег мешая» до Битлов. А мальчик с распахнутыми глазами вслушивался в каждое слово, а после засыпал сладким сном. Когда Диме исполнилось одиннадцать у Аделины обнаружили рак груди на четвёртой стадии. Естественно, сначала Позову никто ничего не говорил, но мальчик был умён не по годам и в скором времени обо всём догадался. Аделина уже совсем исхудала. С каждым днём она была всё больше похожа на ходячий труп, однако чистые голубые глаза всё так же светились, когда женщина была рядом с
Димой. Она продолжала ему петь, отдавая свои последние силы и энергию мальчишке. Её последней песней была «А нам всё равно» из «Бриллиантовой руки». Аделина пела её с таким наслаждения, глаза светились то ли от счастья, то ли от слёз. А затем её сердце навсегда замерло. Позов смутно помнил день её похорон. Он и не хотел вспоминать. С любимой няней ушла какая-то частичка его души.
После смерти Аделины жизнь обрела серые, чёрные краски. Ничто уже не радовало и не заставляло улыбаться. Родители так же были в вечных разъездах. Они находили ему новых нянь, но все они были ужасны, выполняли свою работу ради денег. Чисто деловые отношения. К четырнадцати годам Позов заявил, что няньки ему больше не нужны, и мать только кивнула и, оставив денег, уехала. Так он и жил, один четырнадцатилетний подросток в большой трехкомнатной квартире. Мальчик избегал Маргариту Львовну, когда она спрашивала, почему родителей не было на родительском собрании. Классная руководительница несомненно догадывалась, что что-то не так в его семье, но женщина не лезла не в своё дело, надеясь, что Дима сам к ней придёт и всё расскажет. Но Дима не приходил.
Среди одноклассников у Позова не было друзей и даже приятелей. Он избегал всех, ни с кем не разговаривал. Но однажды на истории к нему сел какой-то мальчик с хвостиком на голове. Этим мальчиком оказался Серёжа Матвиенко. Они посмотрели друг на друга, а затем проболтали всю историю. Это был первый раз, когда Дима не слушал учителя. Когда прозвенел звонок с истории Дима понял, что нашёл друга. Зияющая дыра в душе постепенно начала затягиваться.
В школьном туалете, глядя на дурачащихся друзей, рана наконец-то затянулась полностью.
— Ты в порядке? — спросил Антон, обеспокоенно посмотрев на парня, который неотрывно смотрел в одну точку.
— А?.. Что? Всё хорошо. — Дима широко улыбнулся. — Всё очень хорошо.
Серёжа сначала нахмурился, но, увидев сияющие глаза Позова, улыбнулся.
— Групповые обнимашки? — спросил Матвиенко и развёл руки.
— А-а-ай, иди сюда. — Дима рассмеялся.
Все трое обхватили друг друга руками и замолчали.
— Это всё, конечно, мило, но может пойдём отсюда, а то у меня сейчас одежда уже провоняет, — вдруг сказал Антон, положив подбородок на макушку Димы.
— Да, блять, я уже сейчас блевану, — заворчал Серёжа и, вырвавшись из объятий, поспешил к выходу под громкий смех Шастуна и Позова.
***
Вторым уроком была химия, на которой Антон делал ровно ничего. Понимать что-то в этом предмете парень перестал уже очень давно. Если раньше Шастун хоть что-то записывал в тетрадь, чтобы дома попытаться разобраться, то сейчас юноша понял всю бесполезность всего этого. Гуманитарный мозг категорически отказывался воспринимать информацию на химии. Антону повезло, учительница была не принципиальная и спокойно рисовала тройки в журнале хотя бы за то, что ходишь на уроки.
После химии была алгебра, и Шастун чувствовал лёгкое волнение. Серёжа и Дима теперь знали о них c Арсением Сергеевичем, и Антон не знал, как себя вести, ведь всё внимание друзей будет приковано только к ним двоим. Но одно Антон знал: он уже изнемогал от того, как сильно хочется увидеть синие глаза.
В кабинете учителя ещё не было, отчего юноша разочарованно вздохнул и уселся за своё уже любимое место за первой партой прямо перед столом математика. Антон достал из сумки, которая принадлежит Диме, тетрадь, которая принадлежит Арсению Сергеевичу. Жутко хотелось рисовать. У парня бывали такие моменты, когда вдохновение накатывает, словно цунами, с такой силой, что невозможно сопротивляться, поэтому юноша обхватывал тонкими пальцами карандаш и окунался в мир своего воображения.
Перед глазами Антона уже был дракон. Он его видел так хорошо, как, например, доску напротив. Только грифель карандаша соприкоснулся с бумагой, как вдруг кто-то коснулся его плеча. Шастун вздрогнул и резко закрыл тетрадь.
— Приве-е-ет.
Антон развернулся и увидел Лизу, которая всё ещё являлась его типа девушкой. Шастун чувствовал себя скотиной из-за того, что до сих пор не расстался с ней. Да их отношения вообще тяжело назвать отношениями. Они перестали переписываться, гулять. Антон просто избегал её. Ковалёва было словно ходячая совесть Шастуна.
— Привет, — сказал Антон и фальшиво улыбнулся.
— А ты… где пропадал? — слегка неуверенно спросила девушка, накручивая пряди на палец.
— Я… я… болел. — Снова фальшивая улыбка.
— Ясно, — произнесла Лиза и тупо уставилась на парня.
Ковалёва вдруг склонилась и хотела было приблизиться к губам юноши, но тот отодвинулся от неё, вызывая удивлённый взгляд.
— Прости, я так не могу, — вырвалось у Антона, а внутри он поразился своей смелости.
— Нам, наверное, стоит расстаться или типа того. Мы толком-то и не встречались…
Лиза раскрыла рот и захлопала ресницами. Девушка несколько секунд стояла, не шевелясь, а потом вдруг спросила:
— У тебя кто-то есть?
— Типа того, — ответил Шастун и отвёл взгляд.
— Ты её любишь? — спросила Лиза, и Антон резко повернулся к ней. — Любишь… Я вижу. Я так-то позавчера на вписке переспала с каким-то чуваком.
— И как? — зачем-то спросил парень.
— Нормально. В смысле обычно. — Девушка резко замолчала.
Антон сидел на стуле и чувствовал себя крайне неловко. Лицо Ковалёвой всё ещё находилось слишком близко, а говорили они о том, как девушка переспала с кем-то на вписке. Шастун перестал понимать, что происходит.
— А ещё я с девушкой поцеловалась, — выпалила Лиза и тут же покраснела.
— Чего? — Антон удивлённо приподнял брови. — Я…
Только парень хотел сказать какую-нибудь глупость, как вдруг в кабинет вошёл, словно модель на подиум, Арсений Сергеевич, и все мысли из головы Шастуна сразу улетучились. Учитель сразу заметил Антона, а затем его синие глаза переместились на Ковалёву, находившуюся рядом с парнем непозволительно близко. Выражение лица мужчины говорило само за себя. «Шастун, тебе пиздец» — именно это увидел Антон и нервно сглотнул.
Но ничего страшного не произошло, потому что в кабинет вошла Маргарита Львовна. Увидев Антона, женщина широко улыбнулась, отчего в уголках глаз появились морщинки, которые ни в коем случае не старили её, а наоборот украшали. Шастун улыбнулся ей в ответ. Он даже и не думал, что настолько сильно скучал по этой замечательной женщине.
— Антон! Идём! — Маргарита Львовна рукой поманила парня. — Арсений Сергеевич, вы тоже! 11 А, не шумим. Арсений Сергеевич немного опоздает. Кабинет не разносим.
Лиза коротко кивнула парню и, отстранившись, ушла на своё место. Антон поднялся со своего места и с довольной улыбкой подошёл к учительнице. Выйдя из кабинета, женщина тут же заключила парня в объятия, отчего он сначала опешил, но потом обнял учительницу в ответ.
— Антоша, как же ты меня напугал! Пожалуйста, больше так не делай! Зачем тебе эти бессмысленные вечеринки, ты же умный парень, — говорила женщина и гладила юношу по голове.
Антон поднял голову и посмотрел на стоящего позади Арсения Сергеевича. Оторвавшись от учительницы, Шастун встал рядом с учителем. Юноша сразу почувствовал себя в безопасности, будто какие-то волны исходили от мужчины, образуя некую защитную оболочку.
— Антош, пойдём. Там пришёл твой отец, — тепло улыбнувшись, сказала женщина.
Юноша замер и неосознанно вцепился в руку Арсения Сергеевича. Ноги отказывались слушаться, так что Антон не мог сдвинуться с места.
— Дыши, — прошептал учитель.
И только тогда Шастун смог хотя бы немного расслабиться. Схватив математика крепче за рукав, юноша смог сделать шаг вперёд. До кабинета Антон шёл, словно неживой.
Маргарита Львовна, кажется, что-то говорила парню, но тот ничего не слышал. Даже Арсений Сергеевич что-то шептал ему, но всё это проходило мимо него. Антону было страшно и мерзко. Он несколько раз хотел на всё наплевать и убежать куда подальше. Не видеть никого, снова спрятаться в своём панцире. Однако юноша чувствовал тепло рядом, исходящее от его учителя. Арсений Сергеевич — причина того, почему он идёт туда. Арсений Сергеевич — его причина жить. Пока учитель рядом, ничего не страшно.
— Антон? — осторожно спросил до боли знакомый голос.
Парень поднял голову и встретился взглядом с такими же зелёными глазами, как и у него самого.
Отец был в деловом костюме, причёсан, но его лицо было ужасно, как будто он не спал несколько месяцев. Мёртвые глаза смотрели на Антона в упор, и парень захотел от них спрятаться.
— Привет, Антон, — хрипло произнёс отец.
Маргарита Львовна поспешила покинуть кабинет, схватив за рукав сопротивлявшегося математика.
— Зачем ты пришёл? Совесть замучила? — Антон решил сразу нападать.
— Нет, я пришёл, чтобы помочь, — уверенно сказал мужчина.
— Что? В смысле? — Шастун растерялся.
— Антон, я всё разузнал. Тебе можно помочь. Я нашёл хорошую клинику, — начал говорить отец.
— Какую клинику? Что ты несёшь? — всё ещё не понимая, спрашивал Шастун, чувствуя волну раздражения.
— Антон, у тебя была интимная связь с мужчиной, — понизив голос, сказал отец. — Тебе могут помочь справиться с этим.
— Что? Что, блять?! Что?! Что ты несёшь?! — закричал Антон и с ужасом в глазах уставился на родного отца. — Ты думаешь, я болен?
— Антон…
— Блять, заткнись! Заткнись, не хочу слушать! Хватит! — уже во весь голос закричал юноша.
В этот же момент в кабинет буквально влетел Арсений Сергеевич и, увидев парня уже на грани истерики, схватил его за руку и прижал к себе.
— Вы совсем ненормальный?! — зло крикнул учитель. — Антон столько всего пережил! Вы его отец! Какого чёрта вы творите!
Антон зажмурился и крепче прижался к учителю. Слёзы огромными потоками полились из глаз. Неконтролируемая злость начала бушевать внутри него. Юноша слышал, как математик кричал на его отца, и как отец продолжал нести какой-то бред про клинику, которая вылечит Антона. Сжав руки в кулаки, Шастун резко отстранился от Арсения Сергеевича и повернулся к отцу.
— Ты прав, меня нужно лечить! — крикнул Антон, уже срывая голос. — Смотри и не ослепни!
Шастун развернулся к учителю и резко притянул того к себе, впиваясь в его губы грубым и настойчивым и мокрым от слёз поцелуем. Синие глаза расширились. Мужчина поспешил оттолкнуть юношу от себя. Оба тяжело дышали. Арсений Сергеевич в шоке смотрел на ученика и даже боялся взглянуть в сторону отца парня.
Антон облизал губы и рассмеялся.
— Вот так вот, папуля, — только и сказал Антон, а затем поклонился отцу в пояс.