Подмастерье и Некромант

Глава Двадцатая. Паучий Тупик И Начало Мечты

Снейп, шатаясь, вошел в небольшую гостиную и повалился на единственный уцелевший от разрушения предмет мебели. Его старый, потертый диван. Сейчас, черный от сажи, тот выглядел даже хуже, чем раньше.

Он старался не смотреть на свои любимые книги, разорванные и обуглившиеся, с разбросанными по полу страницами и корешками.

Конечно же, его защита не выдержала. Разбушевавшиеся Пожиратели Смерти сорвали свою ярость из-за поражения на его имуществе. Было гребаным чудом, что ему не пришлось собирать останки от своего дома в спичечный коробок.

Не то чтобы его это заботило. У него не было каких-то хороших воспоминаний об этом месте.

Воспоминания… Его замутило, а в голове все закружилось от вновь возвращенных воспоминаний. В желудке поднялась желчь. Он не должен поддаваться этому порыву. Или захлебнется. Было бы так просто уступить: позволить себе задохнуться и умереть. Он подавился.

Нет. Не таким образом. Если и было что-то, чего он хотел еще меньше продолжения своего жалкого существования за зловещей дверью тюремной камеры Азкабана три года спустя, то это вечное существование. Только поэтому он действительно предпочел бы черную учительскую мантию — жемчужно-серебристым одеждам призрака. Нет, если он хочет вырваться из этого ада, ему необходимо собрать свои мысли воедино.

«Контролируй свое дыхание. Сконцентрируйся на диафрагме. Мерные, неглубокие вдохи. Расслабься. Считай секунды», — раздался в его голове спокойный голос целительницы, нет, не целительницы, миссис Петрел.

Медленно бежали секунды. Постепенно порыв рвоты угас, оставив его в истощении и бессилии. В голове стучало.

Воспоминания были очищены полностью. Он должен был признать, что благодарен за это. Просмотр своих жалких воспоминаний глазами Гарри Чертова Поттера мог бы убить его, и он тотчас возвратился бы назад приведением. Но очищенные воспоминания не содержали больше и его собственных мыслей. Поэтому сейчас они ощущались чужеродными и болезненными для его сознания. Как будто в его мозг вбили железные гвозди.

И, о Боже, о Боже… Почему он просто не отказался от этих воспоминаний? В конце концов, в них не было ничего даже отдаленно хорошего или приятного. Почему он настоял на получении обратно того, что ему принадлежало, когда знал, что невозможно по-настоящему вернуть ему то, что он отдал в момент слабости, когда понимал, что к нему возвратятся совсем не его настоящие воспоминания, особенно теперь, когда половина волшебного мира разделила их с ним?