Едва перевалило за полдень. В ботаническом саду с
удивлением замечаю, что старикан пересел с одной
скамейки на другую. Сегодня он устроился напротив
теплицы с тропическими растениями. Я шагаю к клумбе с
подвядшими цветами. Он смотрит на меня с той стороны
тропинки. Встает и подходит ко мне. Его колени не
дребезжат. Он протягивает руку и сжимает бутон у
основания; тот надувается и раскрывается.
— Antirrhinum majus . «Анти» — похожий, «ринос» —
морда.
Он смотрит на меня. У него водянистые глаза. Мысленно
добавляю слово «ботаник» к «мужу и отцу» на его
мемориальной табличке. У него тонкий, изящный,
идеально прямой нос. — Что мальчик твоего возраста делает здесь два дня
подряд?
Я разглядываю его.
Из кончика его носа торчат крошечные белые волосики,
как тычинки.
— Если хочешь наворовать цветов, это лучше делать
здесь, — говорит он.
Я следую за ним по дорожке к клумбе, скрытой за
теплицей. Он идет довольно быстро, подпрыгивающей
хромающей походкой.
— Китайские гардении. Если уж эти ей не понравятся, то
ничего не поможет. — Он срывает четыре белых цветка с
длинными ножками и несколько зеленых стеблей без
цветов и протягивает мне.
Зоуи ждет в кафе. На ней бежевые вельветовые брюки в
крупный рубчик, из-под которых почти не видно зеленых
парусиновых туфель, и нежно-голубая футболка, а
сверху — черная кофта с капюшоном на молнии. Она
расстегнута ровно до того места, где ткань натягивается
на ее новой груди. Зрители допивают горячие напитки.
Зоуи улыбается, чего и стоило ожидать. Ее блестящие
каштановые волосы убраны за уши.
