Сегодня утром я проснулся рано — с крыши отвалилась
черепица и разбилась на заднем дворе. Мама стоит в
прихожей все еще в халате и смотрит на залив. Море
покрыто рябью, волны разбиваются о берег. Над полоской
пляжа едва видны разноцветные воздушные змеи,
надуваемые ветром.
— Пойдешь сегодня кататься, мам?
— Волны слишком большие — перевернусь.
— А Грэм?
— Этот-то пойдет. Наверное, уже поехал в Геннит.
Это мой шанс. Грэм уехал строить из себя героя. Папа в
«Сэйнсбери» — в субботу утром он ходит в супермаркет в
шесть утра, чтобы избежать толкучки.
Пишу короткую записку в духе папы.
Его почерк невозможно подделать, поэтому распечатываю
ее на компьютере романтическим шрифтом «гарамонд»,
запечатываю конверт и оставляю на туалетном столике.
Джилл, теперь, когда я допроверял сочинения и сходил
магазин, я полностью в твоем распоряжении. Я притушил
свет в спальне наполовину. Кому нужен жесткий стейк,
когда дома маринуется свиная вырезка?
Ллойд ххх
Я стою на лестнице между ее спальней на первом и моей
комнатой на чердаке и жду, когда она пойдет одеваться.
Она заходит в спальню. Слышу звук рвущейся бумаги.
Наверное, открывает письмо. Пауза.
— Оливер? — зовет она.
Неужели собирается попросить меня уйти из дома на
несколько часов, пока они с папой предаются любовным
утехам?
— Оливер! — повторяет она, на этот раз резче. — «Ол»
звучит как начало кашля.
Спускаюсь вниз и встаю в дверях.
— Оливер, — говорит она, стоя в халате, как привидение,
— что это? — Она поднимает записку, зажав ее кончиками
