Жиртрестка не являлась в школу с тех пор, как мы
кремировали ее дневник. То есть почти две недели.
Сидит, наверное, дома и представляет, как весь класс
читает вслух о том, что она еще девственница и ни разу
не пробовала наркотики.
Я хранил свое руководство в запечатанном коричневом
конверте формата А4 на случай, если она появится;
конверт уже пообтрепался по краям. Если бы Зоуи знала,
как близка она к тому, чтобы ее жизнь переменилась
навеки!
Есть только один человек, который может знать, что
случилось с толстухой, - Джин, тетка из столовой, у
которой обвислая кожа на руках и скальп просвечивает
под волосами, если взглянуть на нее при правильном
освещении.
Я встаю в семь и через десять минут уже выхожу из дому,
хлопнув входной дверью и сказав родителям, что
растущий организм не может существовать на одних лишь
хлопьях с изюмом. В половине восьмого я уже в школе.
Завтрак в восемь.
Я натыкаюсь на Джин в дальнем углу столовой;
втиснувшись меж двумя гигантскими стальными баками,
она задумчиво смотрит на футбольное поле. В одной руке
у нее сигарета, другая глубоко засунута в карман
выцветшего бирюзового форменного платья. При тусклом
свете у нее как будто копна волос.
- Доброе утро, - говорю я.
- Рановато ты, - отвечает она.
- А я к вам.
Джин делает длинную затяжку. Не думаю, что она знает,
кто я такой.
- Я хочу поговорить с вами о Зоуи, - заявляю я.
Дым сперва выходит у нее из ноздрей.
- А кто это?
- Жиртрестка, - поясняю я. - Кое-кто ее так зовет.
