EDEN | 18+

Глава 6. Убеждение.

Я не могу смотреть на свои руки,
От вида их хочу ослепнуть тут же!
Владений Нептуна не хватит, их отмыть! - Уильям Шекспир, Макбет (перевод – kama155)

_________________________________________

Моя голова гудит, уши закладывает, и пульс бьет по глазам. От этой убийственной боли я едва могу видеть. И она не собирается проходить.

Где Рон? Где он?

Ничто не может остановить эту боль. Я глубоко дышу, тру виски, споласкиваю лицо водой в туалете – ничего не помогает от нее избавиться. Ничего, ничего, ничего.

Что они с ним делают?

И сейчас я хожу взад-вперед по камере, тщетно пытаясь мыслить ясно и логически.

Очень хочется знать, сколько времени прошло с тех пор, как меня вновь привели в мою камеру. Но как узнать? Никто никогда не говорит мне, сколько времени. Остается только догадываться.

На этот раз они действительно долго. Такое ощущение, что я здесь уже целую вечность.

И все, о чем я могу думать, - это то, что они делают сейчас с Роном.

Я сжимаю кулаки, врезаясь ногтями в мягкую, податливую кожу своих ладоней.

Возможно, что они не причинят ему боли. Может, они используют пытки только для грязно... для маглорожденных. Люциус намекнул, что так оно и есть. И скорее всего, они примут во внимание чистую кровь Рона и используют веритасерум.

Но если они собирались поступить именно так, почему Люциус так улыбался, когда Рон кричал, испытывая боль от Круцио?

Как он мог?

Он ненавидит Рона. Я понятия не имею, почему, но он ненавидит его. Вероятно, почти так же сильно, как он ненавидит и меня за то, что я магглорожденая, если я, конечно, правильно поняла выражение его лица.

Я сжимаю кулаки так сильно, что ногти буквально взрезают кожу на ладонях. Кровь, моя кровь, собирается в трещинках на моих руках. Теплая, липкая кровь.

Это из-за меня он здесь. Это я обрекла своего лучшего друга на боль и страдания.

И смерть.

Это невыносимо.

Я резко разворачиваюсь, впечатывая кулак в стену. Обдираю костяшки пальцев о грубый камень. Хочу причинить себе боль - раздробить тело, и вонзить нож в ненавистного человека, сидящего в нем.

Я останавливаюсь, когда стена заканчивается, и прижимаюсь лбом к холодному камню. Пот катится по моему лицу, и волосы прилипли к коже.

Но боль в моей руке ничто по сравнению с пульсирующей головной болью.

Дверь моей камеры открывается с громким щелчком. Я поворачиваюсь, точно зная, кто это.

Его внешность, как всегда, безупречна. Ничего лишнего. На нем роскошная мантия - черная с изумрудно-зеленым материя и серебряная вышивка.

Хах.

Он оглядывает меня с ног до головы и кривит рот в усмешке.

- Прелесть моя, вам стоит лучше заботиться о себе. Вы выглядите ужасно.

Я угрюмо смотрю на него.

- Вы бы выглядели не лучше, приведись вам жить в подобных условиях.

Он подходит ко мне и берет за подбородок, изучая мое лицо.

Он вертит мою голову так и сяк, осматривая меня, будто я – маленький, грязный ребенок.

- Вы больны? - спрашивает он, наконец, не убирая рук от моего лица. - Выглядите вы, по крайней мере, именно так.

Он стоит слишком близко ко мне.

- Вам-то что? - Я твердо смотрю ему в глаза.

Люциус наклоняется, чтобы рассмотреть мое лицо поближе, но выражение его, словно безликая маска.

- Болезнь заключенного не входит в мои планы,- в конце концов, произносит Люциус.

- О, зато мучить и истязать этого заключенного для вас в порядке вещей, так? - Я вырываюсь из его рук, взбешенная его наигранным сочувствием. - Как разумно с вашей стороны.

Он достает палочку из складок мантии, и я чувствую пронзающий меня электрический разряд, которая исчезает также быстро, как и появляется. Мое дыхание немного сбилось, я делаю резкий вздох сквозь стиснутые зубы.

- Я раз за разом повторял вам, что ваша дерзость не доведет до добра, - спокойно говорит он, едва шевеля губами. - Почему вы не хотите делать то, что вам говорят?

Я могу привести миллион причин, но я молчу, хотя мне очень хочется высказать все. Слишком уж свеж в памяти электрический заряд и сопровождавшая его боль.

Мы стоим и напряженно смотрим друг на друга. И мне интересно, что таят в своих глубинах эти холодные, серые глаза?

Он может читать мои мысли. Это так несправедливо, что я не могу читать его.

- Где Рон? Что вы с ним сделали?

Уголки его губ слегка приподнимаются в улыбке, но она не касается его глаз, они по-прежнему холодны.

- Ах да, молодой мистер Уизли. Кажется, вы слишком привязаны к нему.

Я заливаюсь краской от ярости, но стараюсь сохранить разум чистым. Я не позволю ему выудить что-либо из меня с помощью легиллименции.

- Признаться, сцена вашего воссоединения была отвратительна, - он ухмыляется. – Я-то полагал, что вы достаточно умная, чтобы воздержаться от телячьих нежностей, когда ваша жизнь висит на волоске.

Я не знаю, к чему он клонит. И не уверена, хочу ли я знать. Но этот разговор определенно сбивает меня с толку.

- Где.. Рон?- Я ставлю ударение на каждый слог, и меня уже не волнует, накажет он меня за так называемую дерзость или нет.

Он слегка поднимает брови, но вопреки моим ожиданиям, заклятия так и нет.

- Не расстраивайтесь. Уверяю вас, вы встретитесь со своим молодым человеком совсем скоро, - он лениво крутит свою палочку в пальцах. - Как раз пока мы беседуем, его уже ведут сюда. Я приготовил кое-что особенное для него.

Меня накрывает паника, и я начинаю отчаянно молить.

- Нет, пожалуйста, - я хватаюсь за полы его мантии. - Не причиняйте ему боль. Пытайте меня сколько хотите, но только не делайте ему больно. Он ни в чем не виноват, он не заслуживает...

Люциус яростно выдергивает свои одежды из моих рук.

- Я бы попросил вас, не пачкать мою мантию вашими грязными руками, - на его лице написано отвращение. - Ее почистили только сегодня утром.

Я не обращаю внимания на оскорбление.

- Пожалуйста, не трогайте его...

- Сожалею, но теперь уже слишком поздно, - он действительно улыбается теперь – эта улыбка настоящая. – Мы уже побеседовали с ним накануне, и с удовольствием сообщаю вам, что он раскололся достаточно быстро. Как впрочем, и все.

Меня сейчас стошнит.

Он все еще улыбается.

- Мальчишка рассказал нам все, о чем вы поведать не смогли: что Поттер делал, когда вас похитили, куда он планировал пойти, что вас спасти, а еще он рассказал нам то, что может знать только лучший друг – мечты Золотого мальчика, его надежды, чего он боится, и его секреты.

Я резко вздыхаю. Как, черт побери, Люциус Малфой, мог узнать, что я всегда себя чувствовала немного изолированной от своих друзей? Откуда он знает, насколько я завидовала Гарри и Рону из-за их близости, и что я не могу быть к ним ближе?

Он, должно быть, действительно хорошо меня изучил, прежде чем затащить сюда.

Боже, о чем еще он знает?

- О, молодой Рональд Уизли оказался просто золотой жилой для нас,- продолжает он, улыбаясь такой о-как-я-доволен улыбкой. – Но есть еще кое-то, что я хотел бы, чтобы вы мне рассказали, и думаю, что сегодня вы не будете сопротивляться слишком долго.

Я скептически выдыхаю:

- Правда?

Люциус кивает.

- Абсолютно. Видите ли, я свято верю, что для того, чтобы победить, нужно понять ход мыслей противника. Я очень старался понять, ваше гриффиндорское мышление. И я пришел к выводу, что мы только выиграем от того, что будем контролировать не вас, а того, кого вы по-настоящему любите.

- Я не понимаю, о чем вы, - решительно говорю я, тщетно пытаясь игнорировать охвативший меня страх.

Он улыбается, пристально глядя мне в глаза. Я пытаюсь очистить свой разум. Я ненавижу, когда он так вторгается в мое личное пространство, в мои мысли. Мне противно присутствие его разума в моей голове.

- А я думаю, понимаете,- говорит он тихо. - Но если вы хотите чтобы я предельно ясно все объяснил, не стану возражать. Мне кажется, что вы оскорбляете свои умственные способности, вынуждая меня объяснять вам такие очевидные вещи.

Он начинает ходить вокруг меня, ведя неспешный, самодовольный монолог.

- Вы боретесь до последнего, терпите боль. И вам это кажется храбростью, смелостью, мужеством. Но это глупо. Ведь в конечном счете, как бы вы ни сопротивлялись, вы все равно подчиняетесь мне.

Я дрожу.

- Ваша идеология раздражает, а извращенное понятие храбрости заставило задуматься, что я мог бы сделать, чтобы вы вели себя, как подобает. И мне интересно, сколько вы продержитесь, если пытать будут не вас, а близкого вам человека?

Мое сердце замирает на мгновение – он подтвердил мои страхи.

Что мне делать?

Он подходит ближе. Почти вплотную, но не совсем.

- Может быть, тогда вы поймете, что храбрости бессмысленна. Поймете, наконец, что все ваши жизненные принципы и идеалы – ложь, - он протягивает руку и проводит пальцем по моей щеке. – А, может, вы докажете, что я ошибаюсь? Может, вы настолько сильная, что сможете спокойно наблюдать, как ваш друг страдает во имя ваших убеждений. Это ваш шанс! И мне не терпится увидеть вашу реакцию.

Когда его палец касается моего подбородка, я произношу слова, которые не должна говорить, но ничего не могу с собой поделать.

- Вы сказали, что понимаете меня,- я говорю тихо. - Что ж, я хотела бы сказать то же самое насчет Вас. Мне хотелось бы понять, как вы можете заниматься подобными вещами? Как бы вы себя чувствовали, если бы кто-то пытал вашу жену у вас на глазах, чтобы добыть от вас информацию, которую вы хотите защитить ценой своей жизни. Что бы вы чувствовали, если бы кто-то стал пытать Драко, чтобы повлиять на вас?

Резкая, обжигающая пощечина.

Я задыхаюсь. Я не ожидала подобного.

Черты его лица становятся жесткими.

- Не смей говорить о моей жене, - его голос угрожающе тих, будто предостерегает меня. - Или о моем сыне. Это тебя не касается...

- Ну, да, конечно, я не должна упоминать вашу семью, иначе ситуация приобретает слишком личный характер, не так ли?

- Что вы хотите этим сказать? - Ледяным голосом спрашивает Люциус.

Не знаю почему, но я хочу все объяснить. Хочу, чтобы он понял, что мне известно, кто он на самом деле.

- Как только я говорю что-то, что касается лично вас или вашей семьи, вы моментально становитесь жестоким по отношению ко мне. Стоит мне упомянуть вашу семью или назвать вас по имени, либо попытаться воззвать к вашей совести и человечности, как вы сразу же обрываете меня, заставляя молчать, не подпуская меня ближе.

- Неужели? - Его лицо ничего не выражает. - Что ж, если вам так нравится заниматься психоанализом со мной, возможно, вы хотите еще что-то добавить?

Он провоцирует меня. Он искушает меня продолжить.

Что ж, если он хочет объяснений, он их получит.

- Если вы установите с кем-то близкие отношения, то уже не сможете как следует выполнять свою работу, потому что будете эмоционально привязаны к кому-то. И именно поэтому вы всегда абстрагируетесь от реальности, когда пытаете меня, а вовсе не потому, что вы бесчувственный монстр.

Он ухмыляется.

- А почему вы так уверены, что я не бесчувственное чудовище? Вы ведь абсолютно меня не знаете...

- Я начинаю узнавать, - я веду ответный огонь. - И знаю, что вы такой же человек, как и я, просто иногда вы ведете себя бесчеловечно. И поэтому я пришла к единственно возможному заключению – вы ведете себя отстраненно, когда пытаете меня, потому что уверены, что так вы не привяжетесь ко мне.

- Даже так? – Он выглядит почти удивленным. Почти. – Умоляю, продолжайте.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

– И вам придется согласиться со мной, потому что, нравится вам это или нет, но вы уже привязались ко мне. Вы кричите на меня, сыпете проклятьями без причины, разве так ведет себя человек, которому все равно?

Теперь он действительно едва сдерживается, пытаясь сохранять спокойствие. Черты его лица почти искажаются от гнева, но он отчаянно пытается сохранить невозмутимый и ничего не выражающий вид.

На что он готов, чтобы доказать мне, что я ошибаюсь?

- Но я только хочу знать – почему вы меня ненавидите? - я намеренно провоцирую его сейчас, подталкиваю, пытаюсь копнуть глубже. – Я же ничего вам не сделала. Мы едва ли перекинулись парой слов в прошлом. Да, я не очень хорошо лажу с вашим сыном, но я не вижу иной причины ненавидеть меня, кроме моего соперничества с ним. Да, я была той ночью в Министерстве, но я не хотела быть там, и не моя вина, что вас поймали.

- Мне наплевать, были вы там или нет, - он огрызается, поддаваясь эмоциям. – Вы были без сознания большую часть сражения, и если быть полностью откровенным, я едва ли заметил ваше присутствие. И мне, конечно же, наплевать на ваши мелкие стычки с моим сыном. Школьные баталии не входят в круг моих интересов.

- Почему тогда? - я знаю ответ, конечно же, знаю, но я хочу надавить так сильно, как смогу. – Почему же вы меня ненавидите?

- Я уже говорил вам тысячу раз! Сколько можно повторять? - его лицо бледнеет от гнева. – Вас не должно быть в нашем мире. Вы и подобные вам не более чем отбросы, и все же вы проникаете в мой мир, загрязняя его, завоевывая и делая своим.

Теперь мне действительно любопытно.

- Так вот что это? - мой голос тих и тверд. – Так вот из-за чего весь этот сыр-бор? Страх?

Его глаза сужаются.

– Что?

- Вы слышали меня, - огрызаюсь я. – неужели вся ваша ненависть, ваша предвзятость проистекает из страха потерять положение в обществе? Вы просто боитесь, что магглорожденные могут лишить вас его?

- С чего вы взяли, что в этом кроется причина моей ненависти? - он повышает голос, бледнея. – Да как вам такое в голову пришло? Посмотрите на себя! Обыкновенная, неопытная грязнокровка-подросток, у которой нет ни денег, ни связей в обществе, и с недостаточным запасом знаний. Как вы можете лишить меня чего-то? Вы хотя бы представляете, кто я такой, и какое влияние я имею в магическом обществе?

- Вы правы, - продолжаю я, несмотря на то, что моя голова пульсирует от боли, и я на грани обморока. – Я никогда не смогу отобрать у вас ваше положение, потому что вам не пришлось много трудиться, чтобы достигнуть того, что у вас сейчас есть. Обычные люди вынуждены работать сутками напролет, чтобы заработать денег и достигнуть положения в обществе. Но все что вы имеете, вы имеете по праву рождения.

Взгляд абсолютной и чистой ненависти на его лице пугает меня, и я замолкаю прежде, чем зайду еще дальше.

Он наставляет на меня свою палочку, и... когти. Когти царапают меня, скользят вниз по лицу, рукам, грудиногамколеням. Остановитесь! Прекратите это! Когти разрывают мое лицо, о, пожалуйстаостановитесьпожалуйста... в желудок будто воткнули сотню ножей, прокручивая их, и руки ооо..

Все...исчезает.

Я открываю глаза, поднимаю руки так, чтобы я их могла видеть.

Они исполосованы. Красные следы, оставленные не заклинанием, я уверена, а моими собственными ногтями.
Меня трясет.

- Вы когда-нибудь уже запомните свое место? - Я поднимаю взгляд, на его лице написано столько ненависти, что я вздрагиваю. – Заносчивая, жалкая девчонка, вы когда-нибудь запомните это?

Дверь с грохотом открывается.

Мое сердце уходит в пятки, когда Долохов и Беллатрикс втаскивают Рона в комнату. В этот раз он в сознании, его бледное лицо перекошено гримасой боли.

- Вы двое не торопились, - Люциус даже не старается скрыть раздражение в голосе.

- Видишь ли, он немного сопротивлялся, - Беллатрикс и Долохов бросают Рона на пол. Он падает на пол, издавая стон от боли. Белла ухмыляется, пока подходит к двери камеры. – Нам пришлось его усмирять.

Рон задыхается, держась за живот, его лицо искажено болью. Мое сердце разрывается от взгляда на него.

- Что вы с ним сделали? - я быстро подхожу к Рону. – Вы ублюдки, что вы с ним сделали?

Невидимая пара рук подхватывает меня и отбрасывает назад, назад, очертпобери, меня впечатывает в стену. Все тело буквально кричит от боли, и перед глазами вспыхивают фейерверки...

Но я не падаю. Я остаюсь на месте, какая то невидимая сила приковывает меня к стене.

- Ты останешься здесь, грязнокровка, - тихо бормочет Люциус, а Беллатрикс смеется надо мной, стоя на другом конце камеры. – Я сыт по горло вашими публичными проявлениями своей привязанности к мальчишке. Вы здесь только для одного, это, надеюсь, ясно?

Слезы текут у меня из глаз.. как жестоко.

– Пожалуйста...

- Нет, - он обрывает меня. – Я решил, что вы не должны помогать, поддерживать и всячески подбадривать своего друга. Мы же не хотим, чтобы ситуация стала слишком личной, не так ли?

Ненависть обрушивается на меня, и я даже не могу произнести ни слова. Меня трясет, пока я пристально смотрю в это холодное, самодовольное лицо. Лицо самого зла.

Я никогда никого так не ненавидела, как я ненавижу сейчас Люциуса Малфоя.

- Итак, с чего начнем? - Долохов так и рвется приступить к делу, устанавливая перо и пергамент в углу камеры. Он отбрасывает назад свои грязные волосы, и я замечаю яркий синяк под его левым глазом.

Должно быть, боец из Рона лучший, чем я.

- Во-первых, дайте мальчишке вот это зелье, - Люциус достает маленький флакон из своей мантии. Долохов рьяно протягивает руку, но Люциус передает бутылочку Белле, которая рассматривает ее с интересом. Лицо Долохова разочарованно вытягивается, и это выглядит почти комично.

Я бы посмеялась, если бы не была в ужасе от ситуации.

- Что это? - Беллатрикс берет бутылочку, и глаза ее блестят в предвкушении.

- Я сварил его прошлой ночью. Я бы сказал, что это довольно хитрое и изобретательное зелье. Пока оно действует мальчишка будет говорить, кричать, но не сможет ответить на вопрос, обращенный не к нему.

О, мой Бог.

Долохов начинает хохотать.

- Так ты хочешь, чтобы она отвечала на наши вопросы, а не он?

Люциус кивает.

- Да, ты угадал.

Белла издает смешок.

- О, это так жестоко, Люциус, - нараспев произносит она, но голос ее полон ликования.

Я смотрю на Люциуса, который насмешливо мне улыбается, и больше всего на свете я хочу порвать его на мелкие кусочки. Мне не верится, что кто-то может быть настолько подлым?!

- Помоги мне, Антонин, - Беллатрикс закатывает рукава и начинает вытаскивать пробку на бутылочке. Маленький клуб дыма вырывается из горлышка, когда пробка открывается с громким хлопком.

Долохов грубо толкает Рона на колени, запрокидывая его голову. Рон отчаянно борется, вырываясь из рук Долохова.

- Отвали от меня, ты, больной у...

С кончика палочки Беллы срывается черный луч, ударяя Рону в живот, и он выгибается назад, воя от боли. Я всеми силами пытаюсь вырваться из крепко держащих меня невидимых оков, но тщетно.

Люциус посмеивается надо мной.

Беллатрикс становится рядом с Роном, а Долохов пытается открыть ему рот. Рон поворачивается ко мне с диким криком.

- Нет, Гермиона...

Долохов держит его челюсти, а Белла вливает густую, вязкую темно-зеленую жидкость ему в рот.

- Вот так, малыш, пей свое лекарство, - подвывает Белла.

Рон закрывает рот и задыхается. Вызывающий отвращение звук достигает моих ушей, когда жидкость вытекает на его подбородок и выливается через нос.

- Остановите это! – я кричу. – Оставьте его в покое! Он же задохнется!

- Ну, ну, – протягивает Люциус. – Он сильный мальчик, я уверен, он перенесет это.

Рон падает вперед, тяжело и глубоко дыша и кашляя, а отвратительная субстанция стекает по его подбородку.

Мне так жаль, Рон, мне так жаль...

- Вы готовы отвечать на наши вопросы, мисс Грейнджер?

Я не отвечаю. Я просто смотрю на Рона, как он лежит на полу, приводя свое дыхание в норму и стирая зелье с подбородка.

Невидимая сила поднимает мою голову, и я встречаюсь взглядом с человеком, которого я ненавижу больше всего на свете.

- Я хочу, чтобы вы мне... нам сказали, куда конкретно собирался Поттер, когда вы в последний раз его видели?

Ну почему? Почему это должно быть именно так? Почему нельзя по-другому?

- Молчи, Гермиона! – кричит Рон. – Не говори им ничего, слышишь?

Люциус ухмыляется.

– Незачем орать, Уизли.

- Заткнись, Малфой! – ревет Рон, слегка запинаясь и пытаясь встать на ноги.

- Как ты смеешь говорить с ним в таком тоне? - Беллатрикс в гневе поднимает свою палочку. – Ты – отвратительный маленький предатель крови, как смеешь ты... Круцио!

И камеру наполняют крики. Ужасные, кошмарные крики, от которых вот-вот лопнут барабанные перепонки. Рон корчится на полу и его крики разбивают мне сердце.

- ПРЕКРАТИТЕ! - я кричу. – ПОЖАЛУЙСТА, ПРЕКРАТИТЕ!

- Достаточно, Белла.

По команде Люциуса, Беллатрикс убирает палочку и Рон в бессилии падает на пол, тяжело дыша, а я не могу ему помочь, не могу.

Люциус смотрит на меня.

– Скажите нам то, что мы хотим услышать.

Я пытаюсь не паниковать и делаю глубокий вдох. Я не могу сорваться сейчас. Я должна рассуждать логически.

Хорошо. Если я откажусь отвечать, они будут вновь пытать Рона. А я не могу этого допустить, просто не могу.

Но если я им сообщу, куда намеревался отправиться Гарри, они смогут найти его, а если они его найдут, они его убьют, сомневаться не приходится. И тогда получается, что я не только обрекаю лучшего друга на верную смерть, но и ставлю под удар нашу победу в войне. Ведь Гарри - избранный.

Я смотрю, как Рон, шатаясь, поднимается на ноги.

- Не делай этого, Гермиона, - говорит он тихо. – Чтобы они не делали со мной, я справлюсь, не выдавай Гарри...

Его слова прерываются ударом в челюсть от Долохова.

– Тебя не спрашивали, ты, ничтожный маленький ублюдок!

- Оставь его.

Долохов подчиняется команде Люциуса и толкает Рона на пол. Я смотрю на своего друга, который, молча, кивает мне.

Как будто от этого мне станет легче.

- Подумайте об этом, мисс Грейнджер, - Люциус медленно идет ко мне. – Подумайте хорошенько. Вне сомнений, молодой Рональд уже достаточно натерпелся, - он подходит ко мне, наклоняясь, чтобы прошептать мне на ухо. – Если вы ответите на мой вопрос, мы освободим его от дальнейших страданий.

- Оставьте ее в покое! – Рон начинает кричать, но его вновь прерывает Долохов, ударом ноги в живот. Из моих глаз текут слезы, и я лихорадочно пытаюсь сообразить, что же делать.

Рон или Гарри?

Я должна выбирать между двумя лучшими друзьями.

- Вы хотите видеть его страдания? – Люциус шепчет мне на ухо, и как будто демон сидит у меня плече. – Потому что он будет страдать, - о, как он будет страдать! - если вы откажетесь говорить.

Я открываю глаза. Рон лежит на земле, держась за живот и тяжело дыша.

Это так сложно. Это самое сложенное из того, что мне когда-либо приходилось делать.

- Давай же, грязнокровка! – Беллатрикс орет от нетерпения. С конца ее палочки сыпятся искры.

Люциус хватает меня за подбородок и поворачивает мое лицо к себе.

– Вы дура, - бормочет он, так тихо, что остальные вряд ли слышат его. – Неужели вы не видите, что у вас есть возможность спасти жизнь тому, кого вы любите? – он поворачивает мою голову в сторону Рона. – Этот мальчик значит так много для вас, даже больше чем Поттер. Я видел это в ваших воспоминаниях. Вы можете спасти его, и так легко.

Я не знаю, что делать!

Рон смотрит на меня с горячей убежденностью во взгляде.

– Не волнуйся за меня, - шепчет он. – Я выдержу. Я смогу выдержать все, что приготовили для меня эти ублюдки.

Люциус теряет терпение. Он раздраженно вздыхает и идет по направлению к Рону.

– Ты помнишь, грязнокровка, то замечательное маленькое заклятие, что я наслал на тебя? Когда твоя кожа горела и покрывалась пузырями?

Мой желудок сворачивается от ужаса.

– Нет, пожалуйста, не надо...

Он не слышит меня. Он поворачивается к Беллатрикс.

– Как тебе?

Она ухмыляется своему зятю, едва ли не облизывая губы.

– Возможно, внутренняя сторона его руки... окажет больше влияния.

Люциус усмехается и направляет палочку на плечо Рона.

- Нет, - Беллатрикс вытягивает руку Рона, переворачивая ее и пробегаясь пальчиками по ее внутренней стороне. – Здесь кожа куда более чувствительная.

Рон в ужасе смотрит на нее.

- Ты всегда знаешь, что и как делать, Белла, - бормочет Люциус, проводя пальцем по ее щеке, от виска к подбородку. На ее щеках вспыхивает румянец, и она скалится прежде, чем повернуться к Долохову.

- Мне нужна твоя помощь, - ее просьба скорее похожа на приказ.

- Пожалуйста, пытайте меня, если вам нужно чтобы я заговорила, но не причиняйте боли ему, пожалуйста...

Они не слушают меня.

Беллатрикс и Долохов удерживают Рона, чтобы иметь возможность сорвать футболку с него. Его живот покрыт огромными, страшными синяками, почти черными, и лишь контуры у них фиолетовые, красные и желтые, как кошмарная палитра сумасшедшего художника.