Выбор

47 глава

  Ни один из них не спешил прекращать игру в гляделки. Это был своеобразный поединок духа и силы. Своеобразный поскольку в нем участвовал человек и портрет. Наконец-то Игнотус нашел в изумрудных омутах что-то только ему известное и заговорил: – Я допустил ошибку... Огромную ошибку, – голос был уставшим. – Мне нет оправдания. Я прошу лишь дослушать меня до конца. А после ты можешь сделать со мной всё, что пожелаешь. Я не стану препятствовать. Гарольд насторожился. Начало разговора ему уже не нравилось, что же будет дальше? Всё говорило о том, что разговор будет серьёзным. Певерелл про себя рассмеялся. Сегодняшний день был богат на откровения... На неприятные откровения. – Хорошо. Я слушаю, – парень поудобнее умостился на диване. – Мы солгали тебе. Заставили обманом провести один ритуал. Певерелл про себя скривился. Его подозрения оправдались, осталось узнать, насколько всё было серьезно, и какие последствия это будет иметь для него. – И? – изумрудные глаза замораживали своим холодом. После нескольких секунд колебаний Игнотус начал свое признание, которое давалось ему с трудом. Мужчина не привык просить прощение, а тем более оправдываться. Но сейчас считал, что так будет правильнее. Он уже и так наделал кучу ошибок, не хотелось бы, чтобы эти ошибки стали роковыми для Гарольда. Предал парня, который поверил ему и доверил свою жизнь... Предал братьев, решив раскаяться в содеянном... И собирается предать Великую... Игнотус не рассчитывал на прощение – это было бы глупо. Никто бы не простил подобного, и Гарольд Певерелл, в том числе. Ожидаемо, что парень возненавидит портреты и в порыве злости сожжет их. Но всё же Игнотус надеялся, что со временем подопечный поймет их мотивы и поймет, что они сделали это всё во благо рода. Пусть не сейчас и не сегодня, а через год или несколько, но поймет и примет их выбор. Мужчина лишь надеялся, что Гарольд не возненавидит всё и всех и не превратится в монстра похуже Волан-де-Морта. С каждым сказанным словом в душе слизеринца всё большую власть обретал холод. Парень чувствовал, как подрагивают кончики пальцев, и с какой силой сжимают рукоять волшебной палочки. По позвоночнику расползаются мурашки, заставляя его вздрогнуть и сделать судорожный вздох. Ненависть, неукротимая ненависть разгоралась внутри. Она, словно пожар, вспыхивала и разрасталась, сжигая все на своем пути. Все частицы пазла встали на свои места. Теперь стали понятны неконтролируемые приступы гнева, апатия и проблемы с магией. Стало понятно, почему портреты вели себя так скрыто и в обязательном порядке велели Гарольду рассказывать им обо всем, прикрываясь заботой. Но никакой заботы не было... Портреты волновались лишь за процветание своего рода, а на самого парня им было глубоко плевать. Если бы им предложили убить Гарольда, а взамен получить благословение Смерти или жизнь, то они не раздумывая согласились. От этого было ещё больнее. Он верил им, верил, несмотря ни на что. Ему так хотелось иметь семью, иметь тех, кому можно рассказать всё, и кто в трудную минуту не отвернется, а поможет и поддержит. Глупец. Какой же он глупец. Прошлые ошибки его совершенно ничему не научили, и он остался таким же доверчивым и сентиментальным. Типичным гриффиндорцем. Парень горестно вздохнул. Все мечты разбились, потерпели крах в один миг. Он почувствовал, что внутри что-то словно сломалось. Рухнула невидимая стена, погребая под своими обломками все желания и надежды. – Почему? – едва слышный шепот. – Почему вы поступили так? Игнотус вздрогнул, услышав этот шепот. Он предпочел, чтобы Гарольд начал кричать и крушить всё на своем пути, выплескивая злость. Но никак не этого безразличия... Пустоты. – Мы сделали свой выбор, решив, что так будет лучше и для тебя, и для всего рода. Мы... – он был прерван на полуслове. – Кто вы такие, чтобы решать? Кто дал вам право решать за меня? – Ты был таким потерянным и сломленным, что у нас не было выбора. Ты бы не понял и не принял наше решение, если бы мы сразу рассказали тебе правду. – И вы решили действовать за моей спиной, – горькая усмешка. – И что же произошло теперь, что ты пришел с повинной? Совесть замучила? Хотя нет... Портретам не знакомо слово «совесть». Вы всего лишь отпечатки, лишенные всех чувств и моралей. Бездушные глыбы, которых питает магия, – каждое слово разило не хуже клинка. – Я не ожидаю, что ты поймешь наши мотивы, и даже не надеюсь на прощение... – Прощение? – смех. – Ты хочешь прощения? – Нет, я прошу лишь о понимании, – возразил Игнотус. – И ты надеешься, что я смогу понять вас? Не самонадеянно ли это с твоей стороны? Ты же не слепой и видишь, что со мной происходит. Я же рассказывал, что стало с Волан-де-Мортом, когда он расколол свою душу. Реддл стал безумен и одержим жаждой власти. Меня ждет подобная участь... – горькая улыбка. – Вы этого добивались? Если так, о каком понимании может идти речь? Логичнее будет ожидать, что в порыве безумия я уничтожу здесь всё и начну войну с Реддлом. Мне же станет плевать на всех и вся. Исчезнут ограничители и сдерживающие факторы. – Нет, это не так, – отрицательный жест головой. – Этот безумец разделил свою душу на семь частей, а твоя расколота на две. И то ритуал прошел не совсем так, как должен был. Гарольд молчал, ожидая продолжения. Он сдерживал свою ненависть и желание сжечь портреты, поскольку знал, что это будет опрометчивым решением. Хватило уже поступка с Наурой. Певерелл поддался эмоциям и убил ту, лишая себя возможности узнать что-то стоящее. Игнотус глубоко вздохнул, хоть воздух ему вовсе не требовался и продолжил свой рассказ: – Чтобы душа раскололась, ты должен был наслаждаться убийством. Желать жертве мучительной смерти и испытывать ненависть. Но этого не произошло. Ты просто взял и убил. С полным безразличием, словно делал это уже сотни раз, – короткая пауза. – Ритуал был проведен и не все условности выполнены, поэтому всё пошло не так. Не должно было быть таких проблем. – Если бы не это, то вы бы мне никогда не сообщили правду, – не спрашивал, а утверждал юный лорд. – Нет, это не так, – возразил Игнотус. – Мы бы рассказали тебе всё, но позже. Когда ты повзрослел и набрался опыта, чтобы уметь судить здраво, не поддаваясь эмоциям. Гарольд в этом сильно сомневался. – Я знаю, что ты считаешь меня и моих братьев предателями. И ты имеешь на это право. Певерелл прервал его: – Не только вас троих, а и остальные портреты. Они ведь тоже знали о вашем плане, – это не было вопросом. – Знали и ничего мне не сказали. Вы все осмелились пойти против воли Магии. Вы все клялись верой и правдой служить ныне здравствующему лорду, но нарушили свою клятву. Вы предали не только меня, а опорочили весь род. Игнотус молчал. Он знал, что виноват, что ему нет прощения. – Прости меня, мальчик, – уставший голос. – Пусть моя ошибка не станет для тебя роковой. Живи будущим, а не прошлым. – Непременно, – съязвил Гарольд. – Что еще я должен знать о ритуале? – Сосудом должен был стать кинжал. Четвертый дар Смерти, – последовал ответ. – До тех пор, пока он бы существовал, тебе не стоило опасаться оказаться за Гранью. – О да, лишь безумия. Хорошая жизнь, ничего не скажешь, – в голосе было столько яду, что хватило бы на десяток змей. – Но я не был бы так уверен в провале, – пауза. – Ты сказал, что я должен желать смерти и испытывать ненависть. Все это я испытывал сегодня, когда убивал Науру. Так что поздравляю, ваш план сработал. – Нееет! – послышался душераздирающий крик портрета. – Ты не должен был убивать посланницу Великой. Весь наш род ждет великая кара. – Плевать мне на кару. Я сделал то, что заслуживала эта предательница. Надеюсь, её душа попадет в Преисподнюю, где ее будут ждать муки, – Гарольд тоже начинал злиться. Ненависть, которую он так усердно сдерживал весь этот разговор, начала выбираться наружу. – Великая не пощадит тебя... – Я привык, что все желают моей смерти, – отмахнулся слизеринец, – одним больше, одним меньше, уже не имеет значения. Я сделал свой выбор и готов понести за него ответственность, а не позорно бежать от проблем. Если Смерть захочет моей гибели, то так тому и быть, – небольшая пауза. – Я, в отличие от некоторых, не боюсь смерти. Игнотус говорил еще что-то, но Гарольд его уже не слушал. Парень был полностью погружен в свои мысли, которые вертелись около портретов и предательства. Он не собирался прощать тех и позволять им вновь манипулировать им. Певереллы должны понести наказание, притом все без исключения.