Шипы и осколки||18+

Шестнадцатая

Школа имени Платова отличалась от того типа учебных заведений, к которым я привыкла. Трехэтажное здание, окружающее внутренний дворик с фонтаном и садом, где ученики проводили свободное время, обедали или же внимали словам учителей, решивших провести уроки на свежем воздухе, если то позволяла погода, больше походило на особняк с двускатной крышей, колонами и башенкой с часами, отделанной мрамором. На входе, до которого нужно было взобраться по десяти ступеням, золотыми буквами пестрила надпись «Scientia nihil aliud est quam veritas». Латыни нашего брата не обучали, потому смысл ее так и остался таиться в буквенных завитках, а спросить у Александра Елисеевича я не решилась. После злополучного сна смотреть на него спокойно стоило неимоверных усилий.

Внутри школа выглядела не менее грандиозно, чем снаружи. Высокие потолки, огромные окна с длинными подоконниками, на которых ребятня в форме доделывала домашнее задание. Индивидуальные шкафчики для личных вещей тянулись вдоль одной из стен и заканчивались приоткрытой дверью, в которую я заглянула из чистого человеческого любопытства. Заглянула и рот мой приоткрылся, ибо класс был нашпигован техникой: проектор, интерактивная доска, ноутбук на учительском столе и планшеты на всех остальных. А где же старый добрый мел?

- Не отставай, - окликнула Лолита, идущая рядом с отцом в актовый зал.

Последний вел беседу с учителем, организатором конкурса, длинноногой брюнеткой в брючном костюме, что сидел на ней идеально. Наверняка заказной.

Репетиция выступления. Вот зачем меня притащили в заведение для отпрысков богатых родителей, способных оплатить обучение своим чадам. О стоимости даже думать не хотелось. Зато, как гордо заявила Тихомирова-младшая, по окончанию она сможет выбрать любой ВУЗ и поступить с минимумом экзаменов.

Как и предполагала Глафира, сцена не имела ничего общего с той, с которой мы в балахонах и нарядных колпаках пытались петь гимн Империи на радость родителям, утирающих слезы умиления платочками. Я всегда стояла на задних рядах, выше сверстников и с ворохом кудрей. Как ни старалась мама, в аккуратную прическу их уложить не удавалось. Она всегда говорила, что завитками наградил меня отец. Приходилось верить, ибо воочию я его никогда не видела. Он сбежал еще до моего рождения, закрутив роман с актрисой из передвижного театра. От обиды мать в документах даже не стала упоминать его имя. От того-то я и была Дариовной. В честь дедушки.