Белый лотос

Неподвластно времени

На кладбище, у могилы Бан Шихёка, друзья провели не меньше получаса. Возле места упокоения человека, который свёл их судьбы, познакомил, им было о чём поговорить, что вспомнить. Майское солнце продолжало припекать, но лёгкий весенний ветер обдувал лица, и стоять в тишине, на открытом воздухе, никуда не торопясь и негромко беседуя, было приятно, и даже серо-гранитные скрижали с датами и именами, называющие живших когда-то, но не дающие их присутствия, не омрачали благолепия бытия, повисшего над стриженым зелёным газоном. Покой. У Ви складывалось ощущение, что с того момента, когда он посетил могилу впервые, некоторое время назад, прошло невероятное количество дней, отделивших настоящее пропастью. Сухёк впервые за долгое время заметил за собой, что предаваться воспоминаниям не больно, не досадно, а вполне обычно и немного грустно.
- В эту минуту я совершенно не понимаю, что мешало мне раньше отложить все дела и провести вот так день? – задался вопросом он.
- Может, не хотелось оставаться наедине со своими мыслями? Когда думаешь о плохом, то одиночество, уединение не лучшие спутники. Когда думаешь о хорошем, то способен найти умиротворение и без посторонних.
- А ты когда-нибудь думаешь о плохом?
- Бывает.
- И как ты заставляешь себя не думать об этом?
- Делаю что-нибудь хорошее, - улыбнулся Ви.
- Делаешь?
- Да. Чтобы механизм работал – его надо завести, чтобы рояль красиво звучал – его надо настроить. Вот плохо тебе, пойди, и навести одинокую старушку, купи ей полный пакет еды. Смотришь, как она улыбается сквозь слёзы, считая тебя хорошим и радуясь, что кто-то о ней не забыл, кто-то навестил, и так тепло на душе! Или идёшь мимо приюта, вроде того, в каком я вырос, видишь – сидит обиженный, отверженный компанией мальчишка. Подойди, поговори, утешь, купи ему игрушку, сладости, покажи, что не одинок он, что всё будет в порядке. Покорми собак, птиц, посади дерево. И плохое из мыслей само уходит, очень трудно потом весь оставшийся день не думать о том, какой я молодец, не вспоминать улыбку, благодарность, теплоту, не вертеть в голове, как в руке драгоценный камень, всю эту ситуацию. Иногда, сначала это всего лишь самолюбование. Но потом – привычка без подтекста, необходимость. А лучше подсесть на добрые поступки, чем на наркотики, правда?
- Скажи мне ещё вчера, что надо сделать доброе дело – я бы растерялся, не зная, за что взяться. А у тебя всё так легко находится. У меня сразу мозг начинает искать глобальные решения, и если не выходит ни с чем масштабным, то в мелком не видится смысла. Ты же видел, как вела себя бабушка Сэрим из-за того, что я занимаюсь попечительством и раздаю деньги... Прежде меня забавляло, что обо мне хорошо думают, не зная, как на самом деле я ко всему этому отношусь и какие вещи способен делать, а когда она стала вот так в лицо меня нахваливать – аж до тошноты...
- Благотворительность – совсем не то. Ну, выписал чек, отдал, а сам-то что делал? Личное присутствие – вот что важно. А то это опять история про грех, где надо сделать в одном месте, а ты стараешься в другом, откупаешься. С подвигами такая же штука. Как можно на твой счёт записать заслугу, если ты не присутствовал? Так начальники и генералы любят списывать с себя ответственность, потому что они только подпись поставили, а делалось не их руками. Получается, если дурно вышло, всегда можно сказать «это не я», а когда хорошо, то «это моя заслуга». Надо обладать большей однозначностью. Знаешь, за что девушки порой не любят мужчин?
- А ты-то откуда знаешь? – засмеялся Сухёк.
- Ну, так я в их стане, со мной часто делятся и секретничают, да и личный опыт... - не дал себя сбить Тэхён, и его друг, как обычно, поверил в его умелые инсценировки.
- Так почему же?
- Из-за неоднозначности. Они всегда оставляют себе лазейку для того, чтобы сказать «ты не так поняла» или «я имел в виду не это». Неточные формулировки, незаконченные действия, не подкрепленные ничем утверждения. И вообще «меня там не было» и «это был не я». Нет, Хёк, всё надо делать чётко, ясно и до конца.
- Ты напомнил мне, о чём мы договаривались. Найти тебе девушку, чтобы ты попытался...
- Да-да, я знаю, и я не отказываюсь, но для начала, мне кажется, нужно уладить другое дело.
- Какое?
- Со Джисоп.
- Что? – Сухёк нахмурился, но попытался вместе с тем улыбнуться. – Я думал, ты опять заговоришь про Сэрим, а ты об этом... какие ещё дела с Джисопом?
- Ты должен отозвать обвинение, в смысле... что там было сделано? Подлог анализов? Ты же знаешь, что он не трогал девушку. Его преподавательской деятельности крышка, если не доказать невиновность...
- Да и чёрт бы с ним! Почему я должен спасать ещё и его? От страха перед теми людьми? Что они придут и покарают меня?
- Но что Джисоп тебе сделал такого? Он, как я успел понять из общения с ним, прекрасный преподаватель...
- И лжец, - напомнил Сухёк, и с этим трудно было поспорить. Скрыл свою связь с Белым лотосом господин Со превосходно. – Он мне не нравится.
- Нельзя, основываясь на личной неприязни, губить человека, - заметил Ви, вопреки тому, что в душе обманы тоже не одобрял. Но, а сам-то он что делал? У всех свои причины скрывать и лгать. Нередко это делают, чтобы защитить что-то или кого-то. – Ты похож на хэйтера, которому не понравились песни или лицо артиста, поэтому он начинает обвинять его в сети в школьном буллинге, алкоголизме и сексуальных домогательствах.
- Да дело не в лице Джисопа! – Сухёк воздел руки и опустил их обратно. – Ты же видел, какие типы стоят за ним? По-твоему, это не говорит о нём, как об опасном и нечистом на руку человеке?
- Как я понял – эти же люди стояли за дедушкой, - Ви посмотрел на могильный камень. – Не именно эти, а оттуда же, из Китая, из Белого лотоса. И они не нападали, они не начинали первыми, Хёк, они пришли образумить тебя, потому что ты напал на Джисопа. В смысле – вы, ваша группка мужчин с возможностями, способная смести на своём пути всех и каждого. Но он-то не преступник!
- Я спрашивал его когда-то по-нормальному насчёт дедушки. Хотел убедиться, что тот не был причастен к убийству моих родителей, хотел до конца понять, что он был за человек, что за цели у этого Лотоса, кто они, куда идут, но господин Со наводил туман и отпирался. Как мне было докопаться до истины?
- Господин Со не смахивает на дурака, Хёк, думаю, он отлично видел, что в твоём состоянии, в твоём настрое царило предубеждение, приговор, вынесенный заранее. Разве поверил бы ты любым доводам, что дедушка – ни в чём не виноват? С нами бывает такое, что мы для себя приняли решение, приняли какую-то сторону, и что нам ни говори, какие улики не предоставляй, мы не откажемся от собственного убеждения, мы будем до крайности слепы.
- Но он даже не попытался!..
- А должен был? – посмотрел другу прямо в глаза Тэхён. – Как часто за последние годы ты пытался поговорить и убедить кого-то прежде, чем переходил к действиям или, наоборот, махал рукой, считая бессмысленным? У тебя на всё и на всех хватало терпения? Ты предварительно убеждал тех девушек, с которыми спал, пока они были в бессознательном состоянии, что они не должны насмехаться и смущать тебя, что должны переспать с тобой без каких-либо ухмылок?
- Тэ, не смешивай всё в кучу...
- Ты снова не хочешь рассуждать там, где чувствуешь свою неправоту?
- Мы говорили о Джисопе, а ты возвращаешься к девушкам!
- Хорошо. Давай о Джисопе. Тебе приходило на ум, что он мог посчитать тебя недостойным?
- Недостойным чего?
- Знаний. Объяснений. Почему ты считаешь, что только ты с высоты своих миллионов мог раздать категории, построить иерархию и обозначить бедных как тех, кто обязан подчиняться воле богатых?
- И по какому принципу я оказался недостойным в глазах господина Со?
- Может, по моральному, может, по умственному, - Ви пожал плечами, - это всего лишь мои догадки, но у каждого своя система ценностей, не так ли? Вот у господина Со, могло так статься, в достойных только те, кто шарит в религиоведении, а ты и я – тупое быдло, и неважно, бедное или богатое, важно, что тупое.
Сухёк недовольно посмотрел на друга, но ничего не сказал. Отвернулся к плите с надписью на санскрите.
- Ты же перевёл эту строку?
- Господин Со помог разобраться. Он умный, - заметил золотой.
- И как он тебе это объяснил?
- Сказал, что дедушка говорит тут о круговороте вещей, о том, что жизнь и смерть – это цикл, мы все проходим его. Возвращаемся, откуда начали, если пошли неверным путём. Тебе не кажется, что это немного о нас? В конце концов, цикл – это двенадцать лет, которые мы не виделись. На это обратила моё внимание Сэрим, она сметливая. Я сказал, что не был тут двенадцать лет, и она тотчас выдала, что это число цикла.
- Да, можно сказать, что мы двенадцать лет назад начали отсюда, из Судонмёна, свои пути в разные стороны, - по-прежнему разглядывая надпись, кивал Сухёк. – Я переводил самостоятельно, крутил так и эдак эту эпитафию, тоже беседовал с разными толковыми людьми, ища объяснений, разгадки. У слова «смерть» в данном случае есть ещё другое значение – «время». И в доме дедушки были остановившиеся на одном времени часы. Он как будто говорил о чём-то, хотел что-то сказать. Но нам ли?
- Мне почему-то кажется, что он предвидел нашу встречу. Моё возвращение.
- Почему он доверил всё именно Со Джисопу? Не попытался достучаться до меня, не попытался отыскать тебя.
У Ви перед глазами побежали строчки дедушкиного письма, где тот выразил уверенность в том, что люди, к которым попал Тэхён, плохими быть не могут. Он знал, что случилось с его воспитанником, и считал это правильным и закономерным, ему не требовалось искать его, Небесный мастер его и не терял.
- Я думаю, он бы нам на это ответил, что такова воля Неба.
- Не выдавал ли он за неё свою собственную? – скептично сказал Сухёк.
- Вот видишь, - просиял Ви, хлопнув друга по лопатке. – Потому до тебя достучаться и не пытались. Ты до сих пор продолжаешь думать, что дедушке нужна была какая-то власть, какие-то выгоды, управлять чем-то. Очнись, Хёк. Не суди о чужих желаниях по своим. Тебе тётя вдолбила в голову... точнее не так. Она своим ужасным примером заставила тебя думать, что состояние и капитал – первостепенны, что все только и борются за них, что все озабочены деньгами и завидуют тем, у кого их больше, стремятся занять их место. Да чёрта с два! Полно людей, которые в этом вовсе не заинтересованы. Полно людей, которые не пошевелят и пальцем ради крупного заработка, потому что им лень или потому что у них другие приоритеты. И господин Со, на мой взгляд, такой же. Он преподаёт в престижном университете, думаешь, он не имел бы возможности брать взятки или обогатиться? Но у него дома роскошью и не пахнет, я же был у него в гостях. Три довольные кошки – это единственное, что его, похоже, заботит, что составляет его сокровища. Он не переписал на себя дедушкин особняк. Как выяснилось, не пользуется служебным положением, чтобы спать с молодыми студентками. Не забирает в карман деньги из твоего благотворительного фонда, и они все распределяются здесь.
- Хорошо. Допустим. Дедушка был проводником воли Неба. Искренним и бескорыстным. Но те люди из Китая? Что насчёт них? Почему ты не думаешь, что он был орудием в их руках, и они им вертели, как хотели, вербуя фанатиков? Где же конечный источник той воли Небес, а?
Ви посмотрел на друга. Почесал затылок. Задрал голову вверх и посмотрел на ясное, без единого облака, светло-голубое небо. Сухёк невольно повторил его движение.
- Только не скажи сейчас, Тэ, что вон там этот источник и есть.
- А почему нет?
- А почему да?
- Признайся, - сощурившись от солнца, немного ослеплённый яркостью струящегося света, Тэхён приложил ладонь козырьком, чтобы прозреть немного, - тебя просто обламывает, что не ты рупор Неба и не с тобой оно связалось напрямую.
- Да я не верю ни в какие говорящие Небеса и рупоры...
- Ну а если бы. Ну, давай пофантазируем! На минуту представь, что некое всемогущее божество назначает кого-то из людей своим верным слугой, рассказывает ему секреты мироздания и одаряет полномочиями. Ты бы не хотел быть в этой роли?
Сухёк не стал спешить с ответом. Он задумался и прислушался к себе. Потом, как бы сдаваясь, давая гордыне и чувству превосходства выплыть на лицо, неглубоко кивнул:
- Ну, допустим. Да, я бы хотел знать все секреты и, несомненно, злился бы, что честь выпала не мне. А кто бы не злился? Ты бы сам не хотел на это место?
- Я? Нет.
- Почему?
- Потому что это ответственность. Потому, что таких, кто хочет это место, намного больше, и они будут злиться, ненавидеть и завидовать. А я не хочу пробуждать ни в ком ненависть, злость, зависть. Я не хочу быть избранным, я хочу быть самим собой. Огромные возможности – это не награда, это тяжёлый груз. А всё должно быть посильно. Человеку под силу то, что он в состоянии заработать и получить сам, для сверхзадач нужны и сверхсилы. Но многие смотрят на людей с возможностями с завистью, хотят себе того же, не понимая, что не выдержат, не сумеют распорядиться. Тебе, обозлённому и недоверчивому, ненавидящему и готовому идти на преступления, раскрыли бы тайны какой-то организации? И что бы было? Ты бы творил со своими друзьями дела в ещё больших масштабах? Почему ты считаешь, что... да нет, не только ты. Таковы люди. И я когда-то таким был. Мы считаем, что если нам не доверяют, нас куда-то не принимают, то это они, другие - плохие, не видят наших заслуг и качеств, в то время как, возможно, дураки-то именно мы, не видящие со стороны, на что мы способны, на что годимся. А другие видят лучше нас. Понимают нас лучше, чем мы сами. Но нам трудно смириться с этим. Поверить в это. Неважно, десять лет нам, пятнадцать, двадцать, тридцать, сорок – мы всегда ставим свои оценочные критерии ума самыми верными, даже когда не говорим «я самый умный» и не считаем так, то мы называем самым умным того, с кем мы солидарны, кто озвучивает грамотно наши мысли. Не высшую истину, не нечто объективное – нам же неизвестно, что именно объективно – а всего лишь нашу точку зрения.
- Во-первых, - поднял указательный палец Сухёк. – Те, с кем я, как ты выразился, «творил» - не друзья мне, а приятели. Это совсем другое. У меня давно, с тех пор, как ты уехал, не было настоящих друзей. Хорошие знакомые – да, но это совсем не то. А во-вторых, если следовать твоей логике, то по-настоящему умных и не бывает, все умные лишь для кого-то, для какой-то части населения. Так? Тогда объективность невозможна.
- Ну, во-первых, - отзеркалил Тэхён друга, и тоже поднял палец, улыбаясь, - частично так и есть. Все умные лишь для кого-то, и абсолютно умных для всех не бывает. А вообще-то, не так трудно быть более объективным, достаточно уметь признавать ошибки, заблуждения, соглашаться не с тем, что приятнее признать, а с тем, над чем хорошо поразмыслил и разобрал с точки зрения не собственной выгоды, а наибольшей выгоды людям в целом. Нельзя искать в спорах самоудовлетворения и тешить самолюбие, когда споришь для того, чтобы унизить противника и показать, какой он недалёкий. У каждого правильного спора есть правильная цель – решение конкретной проблемы. Если спор заводится не для того, чтобы решить что-то, а для того, чтобы доказать кому-то – это спор дураков.
- Как наши с тобой? – усмехнулся Сухёк.
- Я думал, что мы решаем проблему.
- Какую?
- Избавление господина Со от ложных обвинений.
- Чёрт...
- Я не пытаюсь доказать тебе, что ты не прав. Я пытаюсь объяснить, что он не заслужил этого. Это не вопрос мнений, это вопрос факта, влекущего за собой последствия.
- Если говорить о максимальной общей пользе, выгоде, как о показателе объективности, то легко можно впасть в религиозный фанатизм, Тэ, - вздохнул Сухёк, - под лозунгами общего благополучия людей заставляют забывать о себе, втаскивают в секты, где всё строится на самопожертвовании. Отрекись от себя, думай о других! А этим, тем временем, пользуется какой-то там закулисный организатор.
- Ты так думаешь о Белом лотосе?
- Да, до сих пор я во многом считаю именно так. Поэтому не вижу смысла уступать. Почему они должны вершить правосудие, делать из людей марионеток, а не я, например? Если возможности равны. Почему им нужно позволить быть хитрее? Как же отличить фальшивые лозунги, прикрывающие преступную деятельность, от искренних призывов «правильных», умных людей, чья объективность работает на благо всего человечества?
- Умные люди никого ни к чему не призывают. А другие умные люди, и я отношу тебя к ним, Хёк, способны во всём найти меру и не качаться маятником от крайности к крайности. Либо только за себя, либо пожертвовать собой настолько, что самому себе причиняется вред! Ты обладаешь здоровым здравомыслием, которое не позволит купиться на всякий бред, и ты задаёшь мне сейчас вопросы просто потому, что тебе хочется меня софистикой завести в тупик или на словах доказать, как всё шатко, ненадёжно, недоказуемо. На словах – да, на словах, Хёк, существуют единороги, Ктулху и гоблины, а на деле ты прекрасно отличаешь и знаешь, как отличать, одно от другого. Но твоя внутренняя озлобленность и неуверенность продолжает тебя толкать в абсурдность риторических закорючек. Вместо того чтобы искать опору и укрепиться, ты продолжаешь балансировать. А для чего это нужно? Ради острых ощущений от ходьбы по канату?
- Если бы всё было так просто, как ты говоришь! Откуда тогда берутся вступающие в секты люди? Если заблуждения только на словах, а на деле люди интуитивно понимают, где подвох, откуда весь этот мир, полный дерьма? – в эмоциях, повысил голос Сухёк, но опомнился, что стоит на кладбище, и молчаливо впился горящими, распахнувшимися широко глазами в друга, ожидая ответа.
- Я не сказал, что люди понимают. Я сказал, что умные. Но есть и дураки. Дедушка, в силу своей вежливости и воспитанности, предпочитал называть их теми, в ком нет белого лотоса. И советовал держаться от них подальше. Потому что они неисправимы. Ты же забрёл в самую чащу этих безлотосовых людей и, поражаясь тьме, которая естественно складывается внутри их общества, распространил её ещё дальше.
- Да почему же ты тогда взял, что я этим лотосом обладаю? Откуда такие выводы, Тэ?! Я... одурманивал и использовал девушек, я убил тётю и дядю, я... я наладил производство наркотиков под прикрытием своих фабрик!
Золотой сунул руки в карманы и, развернувшись в ту сторону, откуда они пришли, сделал несколько шагов. Потом остановился, будто желая убедиться, что за ним идут, и обернулся.
- Но это же очевидно, Хёк! Куда, по-твоему, мы поедем, когда вернёмся в Сеул?
- В гей-клубы? – хмыкнул Сухёк. Ви засмеялся:
- Даю вторую попытку. Последнюю.
Молодой мужчина, притопнув ногой, оглядел вокруг другие надгробия и, вернув взгляд к плите Бан Шихёка, о чём-то поразмыслил. Его плечи опустились, не то расслабившись, не то демонстрируя, что Сухёк сдался каким-то мыслям. Он шагнул за Тэхёном:
- Ликвидировать подложные анализы Со Джисопа. А, чтоб тебя, грёбаный засранец! Мне всё равно не нравится этот тип!
- Но ты же согласен, что это не повод для уничтожения человека? – уже уходя с кладбища, перекидывались они фразами.
- Допустим.
- Нам не могут нравиться все. Мы не можем нравиться всем. Это не повод для конфликтов и вражды, Хёк. Если бы ты боялся воды и не любил глубину, разве пытался бы высушить моря и океаны? Воспринимай всё, что тебя не устраивает, и при этом тебя не трогает, в таком ключе. Как океан, к которому можно не ездить. Уйди в лес или горы. Найди то, что по душе. А от какого-то человека уйти ещё проще.
- А если теперь сам этот Белый лотос меня не оставит?
- Посмотрим.
- Если они полезут – я молчать не стану! И я не позволю, чтобы они к тебе тоже полезли каким-то образом... Впрочем, я так понял, тебя не так-то просто обезоружить и застать врасплох?
- Жизнь моя не всегда была безоблачной, Хёк. Приходилось защищаться и учиться не интеллектуальным играм, а ловким движениям рук и ног.
- Знаешь, у меня даже возникла мысль, на короткое время, сделать тебя не только своим водителем, но и телохранителем.
- И? Ты передумал?
- Да.
- Почему?
- Потому что ты – мой друг. И я не хочу, чтобы с тобой что-то произошло.
Они притормозили, чтобы посмотреть друг на друга. Ви заглянул в глаза Сухёку. Тот говорил искренне. В какой-то момент золотой понял это и без всяких гипнотизёров, ему стало ясно, что лёд в душе давнего товарища дал трещину, и началась весенняя оттепель. Правы были даосы, считавшие, что человек здоров и счастлив, когда в его теле гармония и баланс всего: если много воды – надо добавить огня, если не хватает металла, то надо добавить его. Конечно, их аллегории и подразумевания трудно было понять, но были и более доступные вещи. Например, если в человеке мало любви, то ему нужно её додать. Не излишне, а в меру. Ведь переизбыток любви так же плох, как переизбыток ненависти. Если поливать цветок постоянно и затопить его, то он завянет ровно так же, как и вовсе без полива. Ну, разве что это не касалось лотоса. Уж он-то расцветал везде.