Горы и реки/ Shān hé biǎo lǐ/ 山河表里

33. Другой мир

Чу Хуань тихо стоял в стороне. Никогда до этого момента он не считал, что «все аспекты жизни священны», и это вызывало в нем какое-то невыразимое чувство вины.

***

Вспомнив того красавчика в реке, который мог убить его одним взглядом, Чу Хуань почувствовал, как у него заболела голова, и начал отвечать расплывчато:

— Я? Не думаю, что мне нужно идти...

Но он не успел ответить вежливым отказом, к ним подошел старейшина. Будучи стариком, он не сражался с мутаи вместе с другими, однако его сила заключалась не в этом. Пока шли бои, он приглядывал за детьми, спрятанными за стенами дома Патриарха, но был прекрасно осведомлен, что происходило снаружи. Когда люди сражаются вместе, это невольно сближает. Старейшина внимательно и с явным раздражением посмотрел на Чу Хуаня, а потом фыркнул.

— Вы закончили? Следуйте за мной!

Почувствовав гнев старейшины, Чу Хуань задумался, какую могилу он выкопал для старика на этот раз? Возмущаясь про себя подобным отношением старейшины, он все же сохранял на лице вежливое выражение, не выдавая никаких эмоций. Чу Хуань понимал, что Хранители гор охраняли Горные врата, которые были их главной тайной. Хотя старый горный козел намеренно смущал его, его фактически приняли в племя. Тем временем старейшина вытянул шею, и его козлиная бородка задрожала.

— Половина людей останется очистить деревню. Остальные, возьмите оружие и следуйте за мной! — громко приказал он.

Повинуясь его приказу соклановцы тут же последовали за ним. У Чу Хуаня не осталось другого выбора, кроме как присоединиться и спуститься с горы. Путь вниз был непростым. Каменные ступени были древними, вырубленными бог знает сколько лет назад, а ремонтировали дорогу нечасто. В некоторых местах нужно было ступать очень осторожно. Это была именно та тропа, которая «стала дорогой только после многих шагов». Они не успели далеко уйти, когда старейшина вдруг злобно указал на Чу Хуаня и Сяо Фэна, стоявшего рядом, и скомандовал:

— Я больше не могу идти. Срубите бамбуковый шест и несите меня.

Снова невинно пострадавший Чу Хуань не находил слов, чувствуя только огорчение, от которого, казалось, в июне должен пойти снег. Вроде бы он не похищал дочь старого козла, так почему им распоряжались так, словно перед ним стоял «старый могущественный тесть»? Не говоря уже о том, что если в доме старейшины действительно была девушка, кто бы захотел похитить козлиную дочь?